Я им говорю: дескать, так-то и так-то, мол,
а если не так, значит, ложь.
А они кричат: «А где факты, мол, факты, мол?
Аргументы вынь и положь!»
Ю. Ким
Вспомним известный американский фильм Not Without My Daughter (сюжет см.:
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B5%D0%B7_%D0%B4%D0%BE%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%B8_%E2%80%94_%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%B4%D0%B0_%28%D1%84%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BC%29)
История, варианты которой, может быть, несколько менее драматичные, сегодня в Европе встречаются на каждом шагу. Наивная девица, убежденная, что каждый человек в душе демократ, выходит замуж за парня, уверенного, что каждый ребенок рождается мусульманином. Друг другу они об этом не рассказывают не потому, что скрывают, а потому что убеждение у каждого на подкорке, его не формулируют словами. Каждый видит в другом «прежде всего человека» и ожидает от него того, чего привык ожидать от нормального человека СВОЕЙ КУЛЬТУРЫ, каковую ничтоже сумняшеся принимает за ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ. И ожидания, увы, закономерно оказываются обманутыми. С обеих сторон.
Встреча двух разнокультурных индивидов, не ведающих, что они - разные, оканчивается трагически. Смешанный брак может быть счастливым лишь при условии готовности одного из партнеров ассимилироваться, перейти в культуру другого, для чего прежде надо, как минимум, осознать, что другой - не такой как ты, и уподобление ему потребует усилий. Сознательное игнорирование, отрицание различий между индивидами вместо сближения и взаимопонимания порождает обиды и вражду.
Но еще хуже, когда такие игры начинаются на уровне народа. Это - не что иное как попытка в одном обществе два (если не больше!) закона иметь, два различных образа жизни. По одному, например, дамам неупакованным на улицу выходить нельзя, а другой приветствует мини-юбки. Вопрос, что правильнее - бессмысленный, ибо в каждой культуре есть свое плохо и свое хорошо, зато вполне осмысленный вопрос - насколько такое «равноправие» реально осуществимо.
На этот вопрос практика, которая, как правильно заметил в свое время тов. Энгельс, есть главный критерий истинности теории, уверенно отвечает: Нет! Не могут быть в одном сообществе равноправными разные культуры, какая-нибудь непременно окажется равнее других. И хорошо, если самой «равной» окажется самая терпимая (как случилось в Америке) а не самая агрессивная, что всех прочих задавить норовит (как в России, особенно советской).
Во времена давно прошедшие, получая от германского князя или польского магната разрешение поселиться на его земле, наши предки договаривались об условиях существования на правах чужаков, желающих чужаками остаться. Условия могли быть более или менее благоприятными, но никогда не предусматривали они всей полноты гражданских прав, ибо и всей полноты гражданских обязанностей евреи на себя не брали. Не мог еврей претендовать на роль судьи по закону христианскому, по которому сам не жил, и не считал это для себя за обиду. В гетто не совалась местная полиция, но и об еврейских школах, или богадельнях у местной власти голова не болела. А главное - эта власть сохраняла за собой право, в любой момент придать чужакам начальное ускорение коленом под зад, так что те, естественно, предпочитали без нужды не заводиться.
И пусть граница была в этом случае не государственной, а всего лишь границей еврейского квартала (не важно даже, со стеной или без) - она была несомненной и вполне общепризнанной, по ту сторону один закон, по эту - другой, тут - свои, там - чужие. Тут кстати вспомнить и лермонтовского Максим Максимыча, повествующего о черкесе, совершившем нечто, что в России безусловно сочли бы преступлением, с добавлением: Конечно, по-ихнему <…> он был совершенно прав. Ибо самая первая, самая необходимая предпосылка мирного сосуществования - признать право другого быть другим, относиться к нему ИНАЧЕ, чем к своему, т. е. вот именно ДИСКРИМИНИРОВАТЬ его.
Дискриминация помогает и конфликтов избегать (не оскорблять без нужды партнера, во внутренние дела его не лезть), и побеждать в случае конфликта (в борьбе против чужого дозволены приемы, среди своих запрещенные, тот же обман под именем «военная хитрость»), а иногда даже предотвращать смертоубийство путем компромисса, который был бы невозможен, если бы каждая из сторон хотела в точности того же, чего другая.
Не худо к тому же учесть, что разнообразие народов и культур - важнейший фактор выживания и развития человечества как целого. Без него немыслимо было бы освоение и заселение различных климатических зон, природных условий земного шара. Каждое сообщество создает свою модель взаимодействия и развития, собственного технического прогресса, накапливая опыт, которым могут впоследствии воспользоваться другие. А когда какие-то пути себя исчерпывают или изначально оказываются тупиковыми, человечеству в целом это гибелью не грозит.
И более того - гибель отдельных сообществ вовсе не обязательно связана с физической гибелью их членов. Одним из наименее болезненных видов естественной смерти народа является ассимиляция: индивидуальный или семейный переход в другое сообщество, усвоение чужой культуры с целью присвоения чужой судьбы. И этот процесс тоже немыслим без дискриминации. Ее проявления - как вешки слаломиста - размечают трассу, усложняя движение и одновременно указывая путь к победе: устранить акцент в речи, выработать типичные реакции в определенных ситуациях, усвоить дресс-код... Не всегда удается пройти всю дистанцию в рамках одного поколения, но важно в направлении не ошибиться.
В этой связи очень интересно заглянуть в дневник Д. Самойлова (цитируется по эссе А. Львова «В поисках русского еврея»):
Для русского еврея обязанность быть русским выше права на личную свободу.
Последняя роль, которую может сыграть иудейство, - отказаться от идеи национальной исключительности. Перед ним - два пути - моральное и физическое истребление либо присоединение к молодым нациям, ассимиляция.
Процесс ассимиляции неизбежно болезнен. Отказавшись от исключительности, евреи должны принять низовую, самую бесславную роль в обществе, роль низшей касты. Этим страданием, этой дискриминацией они искупят идею исключительности и докажут, что принадлежность к культуре и есть принадлежность к нации.
Эти замечания интересны тем, что они одновременно глубоко верны - во всем, что касается процесса ассимиляции как такового, и глубоко ошибочны - в своем предположении, что эти закономерности действуют и для евреев.
Глубоко заблуждается еврей, который клянется и божится, что все беды его от вредного пятого пункта, в душе же он давно уже русский. Русский (или немец, или китаец) «в душе» - это, извините, боксер-заочник. Русским он станет, только если русские признают его своим, станут как к своему к нему относиться и как норму воспримут такое же отношение с его стороны, чего пока что и в перспективе не видать. Хотя усвоение русской культуры и подсказывает русских считать «своими», но… русские не допускают этого. И опять же, осознание такового недопущения заново создает нам общую судьбу, общий опыт, отличную от русских ментальность, так что заново проводится и утверждается сметенная было ассимиляцией граница свой\чужой
Худо ли то, или хорошо, но покуда существуют цивилизации авраамических религий (христианства или ислама) ассимиляции нам не видать как своих ушей. Во всякой кризисной ситуации нас неизменно сталкивают в традиционную роль «козла отпущения» (см. например,
http://berkovich-zametki.com/Nomer24/Grajfer1.htm) При нормальном протекании ассимиляции через два-три поколения о прежнем сообществе уже и помину не остается, а евреи на каждом крутом повороте истории возрождаются как феникс из пепла, не испытывая от этого зачастую ни малейшего удовольствия.
***
В космос Мойши не летали,
Их с земли не выпускали.
Ну, где гарантия, что жид
И в космосе не убежит?
К. Беляев
Ассимиляция как таковая в истории явление нормальное и дискриминация в ней играет свою вполне позитивную роль. Ассимиляция евреев в сложившейся исторической ситуации - вещь недостижимая, причем дискриминация превращается в какое-то злонамеренное издевательство, типа «Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что». Чем менее еврей реально отличается от нееврейских соседей, тем судорожнее воздвигают они на его пути препятствия самые немыслимые, абы только любимого козлика сохранить.
Вот как описывает ситуацию Курт Левин, психолог из Америки, в своей известной работе «ПСИХО-СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ МЕНЬШИНСТВ»
http://gazeta.rjews.net/Lib/Levin/levin9.html:
Во времена существования гетто евреи могли подвергаться особо сильному давлению, когда какая-то их деятельность осуществлялась за пределами группы; однако, с другой стороны, существовало некоторое количество областей, где они чувствовали себя «как дома», где они могли свободно действовать как представители своей группы и где у них не было нужды постоянно противостоять внешнему давлению. <…>
Существует множество контактов между членами еврейской группы и представителями других групп. Барьеры утратили свою конкретность и жесткость. Границы представляются вполне проницаемыми, поскольку различия в привычках, культуре и образе мыслей во многих сферах стали минимальными. Зачастую дистанции между группами не существует или, по крайней мере, кажется, что ее нет. Психологические эксперименты с детьми и взрослыми дают нам немало свидетельств того, сколь велико влияние «почти достигнутой» цели на силы, управляющие поведением личности. В качестве одного из множества примеров можно отметить тот факт, что заключенные, чей срок (к примеру, три года) уже практически подошел к концу, могут совершить побег всего за несколько дней до освобождения. Аналогичным образом подростки, которых через несколько недель должны отпустить домой из исправительного учреждения, довольно часто начинают вести себя столь же плохо, как они вели себя в самом начале пребывания там. Более тщательное наблюдение показало, что в подобной ситуации, т. е. когда цель уже практически достигнута, человек оказывается в состоянии жесточайшего внутреннего конфликта, который возникает вследствие того, что чрезвычайная близость цели порождает очень мощную силу, действующую в направлении этой цели. Более того, заключенный или подросток, чье освобождение вот-вот наступит, уже чувствует себя членом той группы, к которой он намерен присоединиться. До тех пор пока он ощущает себя членом своей прежней группы, он ведет себя в соответствии с ее правилами; но как только он начинает ощущать иную групповую принадлежность, он чувствует право и необходимость получения всех прерогатив, присущих этой новой группе.
С момента прекращения жизни в гетто в подобной ситуации оказалась и значительная часть еврейского народа.
Прекрасным примером является массовый уход ассимилированных евреев, особенно студенческой молодежи, «в революцию» при Александре III. Процесс ассимиляции, назревавшей уже давно и быстро развернувшийся под скипетром царя-освободителя, затормозить было уже невозможно. В общины черты оседлости возврата не было - не было там ни работы, ни подходящей культурной среды. В русское же общество никуда не брали, кроме как в революционеры.
Взять хоть известную историю Тана-Богораза. В народовольческий кружок вошел аккурат в 1881 году - год воцарения Александра III. Оказавшись в ссылке, увлекся этнографией, написал фундаментальный научный труд про чукчей, не утративший значимость до наших дней. Этнографией занимался успешно и в Америке, куда позже эмигрировал, и даже при родной советской власти. Так как вы думаете, дернул бы его черт с террористами связываться, если бы тех же самых чукчей смог бы он изучать в официальной экспедиции от какого-нибудь российского университета? Но нет, научную командировку не соглашалась Россия никак ему оплатить, зато от казны положенное содержание для политических ссыльных - без возражений и с дорогой душой.
Множество евреев, эмигрировавших тогда из России как революционеры, в Европах да Америках до образования дорвавшись, политику вовсе бросили, специальность приобрели и работали вполне успешно, в т. ч. строили в еврейском Ишуве, будущем Израиле, города, электростанции и кибуцы. В России же, кроме как в бомбисты, ассимилянтам дороги не было.
Понятно, как реагирует на слово «дискриминация» среднестатистический современный ашкеназ. Всем нам свойственно о других судить по себе, и потому евреев совсем несложно было убедить, что американские чернокожие, алжирцы в Париже или турки в Берлине - их товарищи по несчастью, ассимиляции которых мешает только злостная дискриминация со стороны большинства. На самом-то деле у этих групп проблемы - что внутренние, что внешние - совсем другие, не как у нас, но признать это - значит лишиться подсознательной надежды на избавление от собственной судьбы - у них получилось, ну так и у нас получится - и к тому же утратить в собственных глазах ореол бескорыстного гуманиста, радетеля за сирых и убогих всея земли.
Эта же иллюзия - источник постоянных недоразумений и напряженности между Израилем и диаспорой, по поводу и без повода встающей на защиту дискриминируемых арабов, не желая понять, что дискриминация является в данном случае вполне взаимной и, по большому счету, устраивает обе стороны. Проблемы (в том числе и неразрешимые) кроются совсем в другом месте.
Незадачливые наши соплеменники надеются, что идеология политкорректности поможет им снести барьер, преграждающий (по их разумению) путь к ассимиляции как на теоретическом, так и на практическом уровне. В теории ставка делается на антирасистскую, антидискриминационную направленность, на требование воспринимать индивидуума как «человека вообще», независимо от расы, национальности и вероисповедания. На практике борьба в одной шеренге с исповедующими политкорректность властителями дум Запада, должна бы по идее внушить этим последним, что прогрессивные евреи - ребята в доску свои.
Только вот ничего у них из этого не получится. Во-первых, потому что теоретические обоснования антисемитизм в истории менял как перчатки. Расизм - не причина, а всего лишь последний вариант псевдообъяснения, который прямо у нас на глазах успешно заменяется антиколониализмом, а завтра, может, еще, по последней моде, что-нибудь экологическое придумают. На практике, во всяком случае, политкорректность с антисемитизмом ныне прекрасно уживается не только что в одном салоне, но даже и в одной голове.
А во-вторых, западные народы в наши дни для ассимиляции цель не самая удачная. Как уже 20 лет назад писали на своем плакате немецкие борцы с ксенофобией: «Каждый где-нибудь иностранец». Ассимилироваться можно (тому, кому можно!) только в один народ, для всех прочих как чужим был, так чужим и останешься.
Так стоит ли карабкаться на корабль, который сам идет ко дну?