Lyons hearrrrt
Задача стоит очень просто: успеть на поезд. Презентация для конференции уже готова с воскресенья, рюкзак собран. Я даже не проспала, потому что поезд уходил в полдень. Так что, казалось бы, раз плюнуть.
Но еcли вы меня давно знаете, у вас уже есть Ощущение.
И ага!
"Паспорт, мани, тикетс" (с). Распечатывая билеты, я вспомнила, что забыла флэшку с презентацией дома. Пока оценивала, что проще - найти вечером в чужом городе флэшку или добежать за 12 минут с одного вокзала на другой, время вышло. Я решила двигать на следующий. Обожглась дикой крапивой, которая в изобилии растет по обочине шортката; подскочила... и поскользнулась на разбросанной повсюду скошенной траве. Стопа в балетке вывернулась и стала опухать на глазах, но рассматривать было некогда. Так что с стиснула зубы, выругалась и поковыляла на поезд.
Так началась моя поездка в столицу трех Галлий, оплот Сопротивления, а нынче - второй по величине город Франции. Лион.
Несмотря на то, что мы с Эви заказывали места рядом, система рассадила нас через проход. Позже я поняла, какое это счастье! Эви пересела ко мне, и оказалось, что у нее много новостей. Адье, работа. Адье, мирная дрема. Бонжур, морская болезнь! Каково же было мое удивление, когда оказалось, что не поезд не целиком идет до Лиона, вагоны по дороге расцепляют, к тому же весь путь нам придется проделать спиной вперед. Я просто не узнавала ТЖВ: после непривычно шикарного второго класса при поездке в Бельгию эта электричка с древними деревянными сиденьями, без розеток и пропитанная запахом фастфудного жира... Мда. Зато два часа - и ты в Лионе.
- Мы с мужем ехали на машине часов семь! - возбужденно жестикулировала Эви.- И это по платной дороге! Ну, с остановкой на обед, конечно.
Дальше - лучше. Пока мы ехали, у меня выросла нога. Нет, не третья - та самая. Хорошо хоть, я поехала в джинсах и налегке, а не в платье и на каблуках, и с чемоданом одежек, как некоторые.) А поезд как назло, довез нас не до вокзала Перраш, а до Пар Дье. Так что топать до отеля пришлось пешком пару километров. В обычный день я бы не отказалась от такой прогулки по деловому кварталу города. Тут вам и построенный лионским банкиром неоскреб "Лион кредит", и привокзальная инсталляция "Онли Лион" в белорусских национальных цветах, и просто люди интересные. Но нога не давала о себе забыть.
Вообще, интересно, как человеку удается обычно соблюдать с собственным телом вооруженный нейтралитет: человек совершает все положенные по экологическому контракту действия, тело оставляет пространство для мыслей. Конечно, оно мухлюет: как многое из наших привычек, поведений, ментальных конструкций опредеяется работой нервных импульсов и активностью мозжечковой миндалины и определенных участков головного мозга. К примеру, высокий потолок в комнате включает креативность и ассоциативный ряд, связанный со свободой и раскрепощением; сжатое пространство заставляет мыслить рационально и четко. А опыт, поставленный Стэнли Шахтером и Жеромом Сингером показал, что люди не способны различить, что испытывает их тело. Инъекция эпинефрина вызывала один и тот же трепет, но люди рапортовали эйфорию или злость в зависимости от того, какую картинку видели на экране.
Я не очень отдаю себе отчет, из чего состою, обычно. Но вывих, потерянная пломба, сердечная боль проявляют анатомию; так же, как новые переживания проявляют умение их чувствовать. Бывает, что люди не знают в себе способностей, пока контекст не поставит их перед их неизбежностью.
Вот так же и города: в них удается не замечать каких-то зданий, пока их не заберут строительными лесами; маршруты безлики, пока мост не закроют на реконструкцию или под асфальтовым полотном не прорвет трубы. И вот ты глядишь на все по-новому, и столько всего замечаешь: кованая решетка на остановке автобуса пахнет металлом, и это такой счастливый запах, как в детстве. Закрываешь глаза, и видишь липы и клены, спортплощадку, июнь, мальчишек из соседнего подъезда, сотню вольт и легкость в мышцах, кило-сладкую радость раннего утра субботы. Башни собора, оказывается, несимметричны, одна ниже и старше, и горгульи на одной все как одна напоминают девушку друга, а на другой - вытянувшегося в прыжке зверя.
Так что Лион на протяжении всех трех дней вел диалоги с моей болью, и ни один не шел на компромисс. Я гуляла несмотря на отекшую ногу, Лион упрямился и соблазнял, хоть и стоило прикрыться дождем из простого человеческого сочувствия.
Площадь Белькур на полуострове между Роной и Соной дает полюбоваться рваными облаками и отблесками солнца во внезапных выстрелах фонтана на ее краю. Она огромная и пустая, как и положено быть пощади. Зато площадь Тэрро плевать хотела на условности. Трамвайные пути, серо-золотое здание мэрии и драматичная аллегория четрырех рек, запряженных в колесницу, очерчивают композицию. Фонтан чудесен; Франция правит колесницей, Рона, Сена, Сона и Луара рвутся вперед, развеваются гривы, раздуты ноздри, кажется, вот-вот ударят копытом по лазурной глади. У фонтана забавная история. Его создатель, 23-летний архитектор Фредерик Бартольди, выиграл в 1857 году муниципальный конкурс в Бордо, но его проект так и не воплотили. Но вот когда Бартольди стал знаменит своей Статуей Свободы в Нью-Йорке, мэр Бордо решил пересмотреть проект. Но пожалел денег, и вместо того, чтобы построить фонтан, продал его Лиону.
Если пойти вниз по улочке, придешь к мосту на Фурвьер - один из трех холмов. Его венчает базилика, которая издалека - точь -в точь средневековый замок на краю утеса, а вблизи - Сакре-Кер. Тут вообще как будто маленький париж, с храмом на холме, уменьшенной копией металлической башни, множеством мостов и пришвартованных к берегам теплоходов. Даже забегаловка напротив нашего отеля называется "Пти Лувр". Что особенно иронично. Потому что гостиница наша - совершенно определенное заведение, снаружи похожее на советский чертежный институт, внутри - на дешевый мотель с двуспальной кроватью на всю ширину комнаты, псевдокожаными накладками вдоль изголовья, телевизором и окнами визави соседнего дома, где по вечерам разгуливает полуобнаженный юноша. К тому же находится он в самом сердце арабского квартала, так что мы с Эви тут единственные белокожие и не в платках.
А с Фурвьер открывается невероятно красивый вид. Говорят, даже можно разглядеть, какого разного цвета вода в точке слияния Роны и Соны на краю Прескиль (в переводе "почти остров").
Чуть ниже располагается один из двух колизеев, наследие Священной Римской империи. Сейчас в нем проходит туатрально-музыкальный фестиваль, и посмотреть на римские камни можно только днем. Еще ниже - пешеходная часть Мерсьер, где можно ознакомиться со знаменитыми "Бушон линез" и посвятить вечер познанию местной кухни. Сплошь требуха да мозги, но приготовлены знатно! Запивать рекомендуют вином с легким привкусом перца. Ну мы с Эви и запивали, пока улицы заливал вечерний ливень. Знакомимся с корейской парой молодоженов: мальчик владелец отеля, девочка - пиар-агент, бывший журналист. Я говорю, ага, естественное продолжение, когда устаешь от ежедневной долбежки, она понимающе кивает. Завтра ребятам в Париж, сегодня они прощаются с Лионом.
Сен-Мартен, Сен-Жан и Сен-Низье хороши каждая по-своему, да в общем, во Франции нет уродливых храмов. Для тех, кто предпочитает мирское знание, музей галло-Романской культуры (говорят, в нем хранится колесница в натуральную величину), музей миниатюр, музей тканей, где хранятся шедевры ткачества со времен древнего Египта по 18 век.
Музей марионеток сам по себе достоин внимания- это личный особняк (!) самой богатой лионской семьи, флорентийских банкиров, которые построили его в 16 веке. Сейчас в музее живут самые разные куклы, есть и Петрушка, но главный герой, конечно же, французская перчаточная кукла Гиньоль. Этого едкого на язык завсегдатая площадных дель-арте придумал рабочий шелковой мануфактуры Лоран Мурге. Он потерял работу во время Французской революции, но не сдался, и совершил карьерный взлет от ярмарочного торовца до зубодера. Чтобы клиенты не слышали стонов других пациентов, он решил развлекать их ярмарочным представлением. В его представлениях нашлось место всем - выпивохе и любителю Божоле Ньяфрону, жанадарму Флажоле, жене гиньона Мадлоне, а Кассандра стала хозяйкой. Сюжеты Мурге писал сам, подсматривал в газетах.
В музее авто Анри Маляртра, замке и павильоне 12 века, стоят первые модели Пежо, Рено, Роше-Шнайдер, и транспорт, который возил великих мира сего - папу Римского, братьев Люмьер, Эдит Пиаф и Шарля де Голля. В особняке братьев Люмьер на улице Первого фильма -музей кино, где не только крутят старинные ленты, но и дают потрогать древние съемочные машины.
На обратном пути Эви засыпает, убаюканная мерным постукиванием поезда. У меня села батарея компьютера, разрядился телефон, но я знаю, что меня встретят. В Париже - облачно и солнце, холодный ветер, но башня надежно держится за землю.
Но еcли вы меня давно знаете, у вас уже есть Ощущение.
И ага!
"Паспорт, мани, тикетс" (с). Распечатывая билеты, я вспомнила, что забыла флэшку с презентацией дома. Пока оценивала, что проще - найти вечером в чужом городе флэшку или добежать за 12 минут с одного вокзала на другой, время вышло. Я решила двигать на следующий. Обожглась дикой крапивой, которая в изобилии растет по обочине шортката; подскочила... и поскользнулась на разбросанной повсюду скошенной траве. Стопа в балетке вывернулась и стала опухать на глазах, но рассматривать было некогда. Так что с стиснула зубы, выругалась и поковыляла на поезд.
Так началась моя поездка в столицу трех Галлий, оплот Сопротивления, а нынче - второй по величине город Франции. Лион.
Несмотря на то, что мы с Эви заказывали места рядом, система рассадила нас через проход. Позже я поняла, какое это счастье! Эви пересела ко мне, и оказалось, что у нее много новостей. Адье, работа. Адье, мирная дрема. Бонжур, морская болезнь! Каково же было мое удивление, когда оказалось, что не поезд не целиком идет до Лиона, вагоны по дороге расцепляют, к тому же весь путь нам придется проделать спиной вперед. Я просто не узнавала ТЖВ: после непривычно шикарного второго класса при поездке в Бельгию эта электричка с древними деревянными сиденьями, без розеток и пропитанная запахом фастфудного жира... Мда. Зато два часа - и ты в Лионе.
- Мы с мужем ехали на машине часов семь! - возбужденно жестикулировала Эви.- И это по платной дороге! Ну, с остановкой на обед, конечно.
Дальше - лучше. Пока мы ехали, у меня выросла нога. Нет, не третья - та самая. Хорошо хоть, я поехала в джинсах и налегке, а не в платье и на каблуках, и с чемоданом одежек, как некоторые.) А поезд как назло, довез нас не до вокзала Перраш, а до Пар Дье. Так что топать до отеля пришлось пешком пару километров. В обычный день я бы не отказалась от такой прогулки по деловому кварталу города. Тут вам и построенный лионским банкиром неоскреб "Лион кредит", и привокзальная инсталляция "Онли Лион" в белорусских национальных цветах, и просто люди интересные. Но нога не давала о себе забыть.
Вообще, интересно, как человеку удается обычно соблюдать с собственным телом вооруженный нейтралитет: человек совершает все положенные по экологическому контракту действия, тело оставляет пространство для мыслей. Конечно, оно мухлюет: как многое из наших привычек, поведений, ментальных конструкций опредеяется работой нервных импульсов и активностью мозжечковой миндалины и определенных участков головного мозга. К примеру, высокий потолок в комнате включает креативность и ассоциативный ряд, связанный со свободой и раскрепощением; сжатое пространство заставляет мыслить рационально и четко. А опыт, поставленный Стэнли Шахтером и Жеромом Сингером показал, что люди не способны различить, что испытывает их тело. Инъекция эпинефрина вызывала один и тот же трепет, но люди рапортовали эйфорию или злость в зависимости от того, какую картинку видели на экране.
Я не очень отдаю себе отчет, из чего состою, обычно. Но вывих, потерянная пломба, сердечная боль проявляют анатомию; так же, как новые переживания проявляют умение их чувствовать. Бывает, что люди не знают в себе способностей, пока контекст не поставит их перед их неизбежностью.
Вот так же и города: в них удается не замечать каких-то зданий, пока их не заберут строительными лесами; маршруты безлики, пока мост не закроют на реконструкцию или под асфальтовым полотном не прорвет трубы. И вот ты глядишь на все по-новому, и столько всего замечаешь: кованая решетка на остановке автобуса пахнет металлом, и это такой счастливый запах, как в детстве. Закрываешь глаза, и видишь липы и клены, спортплощадку, июнь, мальчишек из соседнего подъезда, сотню вольт и легкость в мышцах, кило-сладкую радость раннего утра субботы. Башни собора, оказывается, несимметричны, одна ниже и старше, и горгульи на одной все как одна напоминают девушку друга, а на другой - вытянувшегося в прыжке зверя.
Так что Лион на протяжении всех трех дней вел диалоги с моей болью, и ни один не шел на компромисс. Я гуляла несмотря на отекшую ногу, Лион упрямился и соблазнял, хоть и стоило прикрыться дождем из простого человеческого сочувствия.
Площадь Белькур на полуострове между Роной и Соной дает полюбоваться рваными облаками и отблесками солнца во внезапных выстрелах фонтана на ее краю. Она огромная и пустая, как и положено быть пощади. Зато площадь Тэрро плевать хотела на условности. Трамвайные пути, серо-золотое здание мэрии и драматичная аллегория четрырех рек, запряженных в колесницу, очерчивают композицию. Фонтан чудесен; Франция правит колесницей, Рона, Сена, Сона и Луара рвутся вперед, развеваются гривы, раздуты ноздри, кажется, вот-вот ударят копытом по лазурной глади. У фонтана забавная история. Его создатель, 23-летний архитектор Фредерик Бартольди, выиграл в 1857 году муниципальный конкурс в Бордо, но его проект так и не воплотили. Но вот когда Бартольди стал знаменит своей Статуей Свободы в Нью-Йорке, мэр Бордо решил пересмотреть проект. Но пожалел денег, и вместо того, чтобы построить фонтан, продал его Лиону.
Если пойти вниз по улочке, придешь к мосту на Фурвьер - один из трех холмов. Его венчает базилика, которая издалека - точь -в точь средневековый замок на краю утеса, а вблизи - Сакре-Кер. Тут вообще как будто маленький париж, с храмом на холме, уменьшенной копией металлической башни, множеством мостов и пришвартованных к берегам теплоходов. Даже забегаловка напротив нашего отеля называется "Пти Лувр". Что особенно иронично. Потому что гостиница наша - совершенно определенное заведение, снаружи похожее на советский чертежный институт, внутри - на дешевый мотель с двуспальной кроватью на всю ширину комнаты, псевдокожаными накладками вдоль изголовья, телевизором и окнами визави соседнего дома, где по вечерам разгуливает полуобнаженный юноша. К тому же находится он в самом сердце арабского квартала, так что мы с Эви тут единственные белокожие и не в платках.
А с Фурвьер открывается невероятно красивый вид. Говорят, даже можно разглядеть, какого разного цвета вода в точке слияния Роны и Соны на краю Прескиль (в переводе "почти остров").
Чуть ниже располагается один из двух колизеев, наследие Священной Римской империи. Сейчас в нем проходит туатрально-музыкальный фестиваль, и посмотреть на римские камни можно только днем. Еще ниже - пешеходная часть Мерсьер, где можно ознакомиться со знаменитыми "Бушон линез" и посвятить вечер познанию местной кухни. Сплошь требуха да мозги, но приготовлены знатно! Запивать рекомендуют вином с легким привкусом перца. Ну мы с Эви и запивали, пока улицы заливал вечерний ливень. Знакомимся с корейской парой молодоженов: мальчик владелец отеля, девочка - пиар-агент, бывший журналист. Я говорю, ага, естественное продолжение, когда устаешь от ежедневной долбежки, она понимающе кивает. Завтра ребятам в Париж, сегодня они прощаются с Лионом.
Сен-Мартен, Сен-Жан и Сен-Низье хороши каждая по-своему, да в общем, во Франции нет уродливых храмов. Для тех, кто предпочитает мирское знание, музей галло-Романской культуры (говорят, в нем хранится колесница в натуральную величину), музей миниатюр, музей тканей, где хранятся шедевры ткачества со времен древнего Египта по 18 век.
Музей марионеток сам по себе достоин внимания- это личный особняк (!) самой богатой лионской семьи, флорентийских банкиров, которые построили его в 16 веке. Сейчас в музее живут самые разные куклы, есть и Петрушка, но главный герой, конечно же, французская перчаточная кукла Гиньоль. Этого едкого на язык завсегдатая площадных дель-арте придумал рабочий шелковой мануфактуры Лоран Мурге. Он потерял работу во время Французской революции, но не сдался, и совершил карьерный взлет от ярмарочного торовца до зубодера. Чтобы клиенты не слышали стонов других пациентов, он решил развлекать их ярмарочным представлением. В его представлениях нашлось место всем - выпивохе и любителю Божоле Ньяфрону, жанадарму Флажоле, жене гиньона Мадлоне, а Кассандра стала хозяйкой. Сюжеты Мурге писал сам, подсматривал в газетах.
В музее авто Анри Маляртра, замке и павильоне 12 века, стоят первые модели Пежо, Рено, Роше-Шнайдер, и транспорт, который возил великих мира сего - папу Римского, братьев Люмьер, Эдит Пиаф и Шарля де Голля. В особняке братьев Люмьер на улице Первого фильма -музей кино, где не только крутят старинные ленты, но и дают потрогать древние съемочные машины.
На обратном пути Эви засыпает, убаюканная мерным постукиванием поезда. У меня села батарея компьютера, разрядился телефон, но я знаю, что меня встретят. В Париже - облачно и солнце, холодный ветер, но башня надежно держится за землю.