Жизнь
Меня тут давно не было, потому что много дел. Ремонт оно и понятно. вчера впервые в жизни вляпалась в штукатурку на СВОЕЙ стене. Мастер Марина говорит: не трогайте, она еще мокрая. Я: Ой да, как классно, и всей пятерней ляп в стену. Сверху как оказалось живет очень спокойный Антон. Больше я ничего о своем доме не знаю.
Как много людей на свете. И какие они разные. Это очень тупые слова, и тем не менее я всякий раз, когда об этом думаю ошалеваю. И как сложно говорить с людьми. Когда ты вот говоришь, а тебя просто вообще совсем не понимают и не поймут никогда ни при каких обстоятельствах. Даже если ястреб в полнолуние начнет каркать. И тогда я думаю, бляяяя, ну как жеж так. ну это же вот же, очевидно просто, ребеночку махонькому понятно. А потом понимаю, что нет. И представляю, что ДРУГОЙ человек - он ведь вообще другой. У него другие почки и сердце, кожа, вены и кровь. Один мудрый и старый друг сказал как-то, на мой вопрос, о том стремится ли он кому-то что-то объяснить и научить как надо: Юля, ну зачем, ну как! Он же другое дерево. Он под другой звездой родился. Я это очень запомнила. А еще недавно он же сказал мне, рассказывая об одном горе, случившемся в его семье: это жизнь. Меня током пробило: мы столько раз говорим эти два слова, эти два долбанных совершенно отрицающих всякий дальнейший разговор слова. Эти два слова-убийцы надежды. А он их сказал так, что я поняла. Это жизнь. Мы плачем, мы можем нутром выворачиваться, а "шарик летит". И еще много всего было в том, как он это сказал. Не было только вот этого уродского чувства, свойственного всем, кто переживал сильнейшее несчастье: почему я, почему со мной, за что, и так несправедливо. Зато было такое осознание ЖИЗНИ. Много слов написала, самой тошно. Не могу все равно до конца объяснить. Очень хочется запомнить то свое чувство совершенного прозрения. Поэтому пишу.
Как много людей на свете. И какие они разные. Это очень тупые слова, и тем не менее я всякий раз, когда об этом думаю ошалеваю. И как сложно говорить с людьми. Когда ты вот говоришь, а тебя просто вообще совсем не понимают и не поймут никогда ни при каких обстоятельствах. Даже если ястреб в полнолуние начнет каркать. И тогда я думаю, бляяяя, ну как жеж так. ну это же вот же, очевидно просто, ребеночку махонькому понятно. А потом понимаю, что нет. И представляю, что ДРУГОЙ человек - он ведь вообще другой. У него другие почки и сердце, кожа, вены и кровь. Один мудрый и старый друг сказал как-то, на мой вопрос, о том стремится ли он кому-то что-то объяснить и научить как надо: Юля, ну зачем, ну как! Он же другое дерево. Он под другой звездой родился. Я это очень запомнила. А еще недавно он же сказал мне, рассказывая об одном горе, случившемся в его семье: это жизнь. Меня током пробило: мы столько раз говорим эти два слова, эти два долбанных совершенно отрицающих всякий дальнейший разговор слова. Эти два слова-убийцы надежды. А он их сказал так, что я поняла. Это жизнь. Мы плачем, мы можем нутром выворачиваться, а "шарик летит". И еще много всего было в том, как он это сказал. Не было только вот этого уродского чувства, свойственного всем, кто переживал сильнейшее несчастье: почему я, почему со мной, за что, и так несправедливо. Зато было такое осознание ЖИЗНИ. Много слов написала, самой тошно. Не могу все равно до конца объяснить. Очень хочется запомнить то свое чувство совершенного прозрения. Поэтому пишу.