Различия в практике Иисусовой молитвы и махамантры Харе Кришна
С позиции гаудия-вайшнавизма в именах Бога махамантры Харе Кришна присутствует сам Бог. Повторение махамантры предполагает отказ от «ложного эго» - образа себя в эмпирическом мире. В православии также обосновывается присутствие Бога в его имени, а творение Иисусовой молитвы во многом похоже на практику махамантры - непрерывное повторение молитвы также предполагает отрешение от внешнего представления о себе. Однако есть и различия, которые указывают на уникальный опыт каждой из традиций.
Махамантру Харе Кришна обязательно произносят словами, причем без перевода и правильно без вариантов. В соответствии с гаудия-вашнавизмом, присутствие Бога в имени должно быть определённым, а значит и имя также должно быть определённым. Это связано представлением о том, что личность всегда выражается в какой-либо определённой форме. Неопределённость ассоциируется с имперсонализмом, который, по мнению вайшнавов, оскорбителен для Бога.
Аналогичную привязку к определенной форме имени мы встречаем и у православных старообрядцев, однако в целом это противоречит восточно-православной традиции. Иисусова молитва может твориться на любом языке, а на вершине совершенствования её практики начинает твориться вообще без слов. В богословской традиции это объясняется на основе различия сущности и энергии. Сущность присутствует в энергии, ибо энергия это и есть действие самой сущности. При этом сущность может бесконечно раскрываться в различных энергиях, однако ни в одной из энергий сущность не дана вся как таковая, и всегда остается непостижимой в своей бесконечности. Поэтому Бог непостижим по сущности, но постоянно раскрывается в своих энергиях.
Имя Бога раскрывает энергию, а не сущность Бога. При этом форма имени может быть разной, так как энергия Бога может воплощаться в любой форме. Практика безмолвного повторения Иисусовой молитвы показывает, что даже когда сами слова угасают в уме, энергия Бога не прекращается, ибо она ни чем не ограничена и потому начинает воплощаться не в привычной форме имени, но в самом сердце человека. В этом безмолвном творении Иисусовой молитвы уже не нужны слова, воплощенные в звуке или в мысли, ибо сама жизнедеятельность человека превращается в беспрестанную молитву. При этом сам человек может продолжать заниматься повседневными делами, ибо всё, что он делает, становится одной непрерывной молитвой.
С позиции гаудия-вайшнавизма личность всегда вырежется в конкретной образной форме. Поэтому исихастская практика безмолвной молитвы может ассоциироваться с соблазном имперсонализма, поскольку богообщение в ней за пределами всякой образной формы. Однако православная традиция, напротив, предполагает, что личность есть нечто постоянно определяющееся, но не определенное. В основе личности свобода воли. Но пока действие воли не раскрылось, содержание воли не может быть определено и представляет бесконечную потенцию сущности, которая за пределами любой определенности или конкретной образной выразительности. Поэтому по мере восхождения к своему духовному началу человек освобождается от привязки к той или иной образной форме себя и постигает Бога апофатически.
Различие в практике обусловливает разные её плоды. С помощью киртана вайшнав выстраивает особую психическую реальность, параллельную реальности своей повседневности. Творческое повторение махамантры, сопровождаемое пением и танцами, позволяет ощутить себя счастливым в этой реальности, отрешенной от привычной суеты и привязанностей к преходящим вещам. Всё вокруг заполняется звучащими именами, в которых непосредственно присутствует Бог. Благодаря этому вайшнав уже при жизни здесь и сейчас вкушает плод преданного служения Богу.
Исихаст соприкасается в имени не с самим Богом по сущности, а с действием Бога на себя. Дабы это действие воспринять в незамутненной ничем тварным чистоте, он, напортив, уходит из всякой психической реальности, сосредотачиваясь только на духовно-душевно-телесном центре - сердце, в котором обнаруживает нетварной источник собственного тварного существования.
Это различие связано с разными религиозными целями. С позиции гаудия-вайшнавизма весь мир является проявлением самого Бога. И если человек желает пребывать в несовершенном состоянии, отягощенном страстями, то Бог создает для него соответствующий мир. Религиозная задача человека в том, чтобы осознать это несовершенство и вернуться к Богу. В практике махамантры выстраивается конкретная реальность, в которой вайшнав встречается с Богом, конкретная в том смысле, что она наполнена конкретным и определённым в своей образной форме содержанием.
В христианском понимании тварной мир принципиально отличен от Бога-Творца. Противопоставление человека Богу нарушило порядок в этом мире, привело к грехопадению. Поэтому возвращение к Богу предполагает духовное восхождение, которое в практике Иисусовой молитвы позволяет выйти за пределы любой эмпирической реальности и взирать с недосягаемой духовной высоты на собственные психические переживания и претерпевания искушений. Осознавая себя на этой духовной высоте за пределами каких-либо определённых внешних форм и психических состояний, он чувствует себя способным спуститься в повседневность и воплотиться так, как это соответствует ему подлинному, то есть в свободе от страстей и искушений.
Однако восхождение на эту духовную высоту должно сопровождаться восстановлением порядка в эмпирической жизни, который был нарушен противопоставлением Богу, то есть грехом. Поэтому в Иисусовой молитве есть то, чего нет в махамантре Харе Кришна - направленность на самопознание через осознание себя грешным. Таким образом, встреча с Богом в исихии происходит через самопознание в духовной глубине своей тварной сущности, которая оказывается духовной высотой соприкосновения с нетварным началом.
Махамантру Харе Кришна обязательно произносят словами, причем без перевода и правильно без вариантов. В соответствии с гаудия-вашнавизмом, присутствие Бога в имени должно быть определённым, а значит и имя также должно быть определённым. Это связано представлением о том, что личность всегда выражается в какой-либо определённой форме. Неопределённость ассоциируется с имперсонализмом, который, по мнению вайшнавов, оскорбителен для Бога.
Аналогичную привязку к определенной форме имени мы встречаем и у православных старообрядцев, однако в целом это противоречит восточно-православной традиции. Иисусова молитва может твориться на любом языке, а на вершине совершенствования её практики начинает твориться вообще без слов. В богословской традиции это объясняется на основе различия сущности и энергии. Сущность присутствует в энергии, ибо энергия это и есть действие самой сущности. При этом сущность может бесконечно раскрываться в различных энергиях, однако ни в одной из энергий сущность не дана вся как таковая, и всегда остается непостижимой в своей бесконечности. Поэтому Бог непостижим по сущности, но постоянно раскрывается в своих энергиях.
Имя Бога раскрывает энергию, а не сущность Бога. При этом форма имени может быть разной, так как энергия Бога может воплощаться в любой форме. Практика безмолвного повторения Иисусовой молитвы показывает, что даже когда сами слова угасают в уме, энергия Бога не прекращается, ибо она ни чем не ограничена и потому начинает воплощаться не в привычной форме имени, но в самом сердце человека. В этом безмолвном творении Иисусовой молитвы уже не нужны слова, воплощенные в звуке или в мысли, ибо сама жизнедеятельность человека превращается в беспрестанную молитву. При этом сам человек может продолжать заниматься повседневными делами, ибо всё, что он делает, становится одной непрерывной молитвой.
С позиции гаудия-вайшнавизма личность всегда вырежется в конкретной образной форме. Поэтому исихастская практика безмолвной молитвы может ассоциироваться с соблазном имперсонализма, поскольку богообщение в ней за пределами всякой образной формы. Однако православная традиция, напротив, предполагает, что личность есть нечто постоянно определяющееся, но не определенное. В основе личности свобода воли. Но пока действие воли не раскрылось, содержание воли не может быть определено и представляет бесконечную потенцию сущности, которая за пределами любой определенности или конкретной образной выразительности. Поэтому по мере восхождения к своему духовному началу человек освобождается от привязки к той или иной образной форме себя и постигает Бога апофатически.
Различие в практике обусловливает разные её плоды. С помощью киртана вайшнав выстраивает особую психическую реальность, параллельную реальности своей повседневности. Творческое повторение махамантры, сопровождаемое пением и танцами, позволяет ощутить себя счастливым в этой реальности, отрешенной от привычной суеты и привязанностей к преходящим вещам. Всё вокруг заполняется звучащими именами, в которых непосредственно присутствует Бог. Благодаря этому вайшнав уже при жизни здесь и сейчас вкушает плод преданного служения Богу.
Исихаст соприкасается в имени не с самим Богом по сущности, а с действием Бога на себя. Дабы это действие воспринять в незамутненной ничем тварным чистоте, он, напортив, уходит из всякой психической реальности, сосредотачиваясь только на духовно-душевно-телесном центре - сердце, в котором обнаруживает нетварной источник собственного тварного существования.
Это различие связано с разными религиозными целями. С позиции гаудия-вайшнавизма весь мир является проявлением самого Бога. И если человек желает пребывать в несовершенном состоянии, отягощенном страстями, то Бог создает для него соответствующий мир. Религиозная задача человека в том, чтобы осознать это несовершенство и вернуться к Богу. В практике махамантры выстраивается конкретная реальность, в которой вайшнав встречается с Богом, конкретная в том смысле, что она наполнена конкретным и определённым в своей образной форме содержанием.
В христианском понимании тварной мир принципиально отличен от Бога-Творца. Противопоставление человека Богу нарушило порядок в этом мире, привело к грехопадению. Поэтому возвращение к Богу предполагает духовное восхождение, которое в практике Иисусовой молитвы позволяет выйти за пределы любой эмпирической реальности и взирать с недосягаемой духовной высоты на собственные психические переживания и претерпевания искушений. Осознавая себя на этой духовной высоте за пределами каких-либо определённых внешних форм и психических состояний, он чувствует себя способным спуститься в повседневность и воплотиться так, как это соответствует ему подлинному, то есть в свободе от страстей и искушений.
Однако восхождение на эту духовную высоту должно сопровождаться восстановлением порядка в эмпирической жизни, который был нарушен противопоставлением Богу, то есть грехом. Поэтому в Иисусовой молитве есть то, чего нет в махамантре Харе Кришна - направленность на самопознание через осознание себя грешным. Таким образом, встреча с Богом в исихии происходит через самопознание в духовной глубине своей тварной сущности, которая оказывается духовной высотой соприкосновения с нетварным началом.