+ + +
САМОЛЕТ, МАРИНА, ТЕНЬ БАЛЕТА…
Приснопоминаемый полковник,
Дед Володя, кличка Крокодил
Как расскажет всякий уголовник,
С пушкой на воров один ходил.
Марьиною рощей порожденный.
С детства бил шпану и бит был ей.
Потому про путь, ему сужденный,
Кроме МУРа, не было идей
Был при том любитель «Илиады».
В подлиннике. Странная черта,
Согласитесь, паче для баллады
Про среднестатичного мента
И при этом сам в каком-то роде
Скиф ли, варвар , эллин ли, вандал
Ахиллесовой пятой Володя
Словно грек аттический страдал
Не боялся замерзать в болоте,
Херил Смерть Легавым От Ножа,
Но летать боялся в самолете,
До последней дрожи-виража
Нет, не взрыв на высоте полета
Был причиной ужаса его
Он боялся, что возьмут пилота
В плен, а с ним Володю самого…
Кто ? Конечно, инопланетяне,
Что глядят на нас из темноты,
Чье в ночи фигурное катанье
Не мытьем, так катаньем на ты…
Перехватят ли, возьмут на волок
Инопланетяне экипаж,
Все одно - с откоса в мартиролог
Сумрачной истории пропаж…
А летать немало выпадало,
И во Внукове его всегда
Выводили под руки с вокзала,
Говоря, что горе не беда.
А потом, в машине, выше меры
Добирая, гордый, что живой,
Наизусть по-гречески Гомера
Он читал с подъятой головой.
А еще он жил в Большом балете,
Не преувеличивая, жил -
Сколько дам знавал на этом свете,
Были все балетных вен и жил.
Так и жил - в подвалах и кулисах,
С вечной пушкою под пиджаком,
Вечно он кадрил лису Алису,
Жестко игнорируя партком.
Чтец Гомера, фат, любовник розы,
Пораженный странною судьбой :
Балерины, уголовный розыск,
Страх пред самолетом роковой…
Ох, уж эти были балерины,
Ох, уж это вечное ла-ла,
И жена последняя Марина
Тоже балериною была.
Правда, из массовки, Впрочем, лучше
Так, чем вечный с примою обвал
Зла любовь последняя, что Тютчев,
Кажется, единый понимал.
Годы шли. Старел. Но вот про Бога
Все откладывал он, говоря :
«Мало ли мне париться здесь, много,
Хватит моего календаря…»
Верен был пословице старинной -
К Богу вечером пойдешь, душа…
Но внезапно, ночью, под Мариной,
Сердце в яму рухнуло, спеша.
Провожали выстрелами в воздух,
Водкою и гимном. Только вот
Над погостом, ночью, небом в звездах
Делал круг за кругом самолет.
А с утра здесь рядом, у витрины
Били в лвери, буйно, как Борей
Двое трехметровых, и Марина
На пуантах зябла у дверей.
А еще подальше, возле талых
Набережных, взмытых на волнах,
Сам Володя у машины ждал их
В синих тренировочных штанах.
Кто они ? Чуть выше, чуть короче…
Оба лва не бритые вполне.
Многовидно населенье ночи
Пребывающее лнем на дне.…
Пребывающее. Пребывая
При-бывая. В ночь из ничего.
Забывая это За- бывая
То и это, это и того.
Сколько их, ушедших тьмой в те нети,
В те тенета, в тени те, в те не…
Много, друг Горацио, на свете
И не снилось никому вполне
Только вот в помине ни в природе
На кладбище, где цветет ранет,
Нет могилы, нет нигде Володи.
Ни Марины-балерины нет.
Где они ? И были ли вообще-то ?
Все тщета. Гремучее ведро.
Самолет. Марина. Тень балета.
Сказка про полковника УГРО
Говорят, что он, Володя, вечный.
Кто же знает, что есть вечность, век…
Странный человек он был, конечно,
Ну, а кто не странный человек…
Сколько нас, в Отечестве бездомных
И бездонных - красная руда…
Вышних троп не счесть, не счесть и донных.
Дивен Бог, и горе не беда.
КОЛО
Он везде и нигде -
разговор на звезде.
Вопрошает кабила кабил:
- Ты ответь мне, о, ба,
Кто у женщины ба -
Кто баба или тот, кто убил ?
Ба молчит. Ибо ба
Глух и нем как судьба
И не слышит кабила кабил
Баба есть. Есть баба.
Есть один путь-арба,
Его ба, убивая, пробил.
- Ну, так взявшись за гуж,
не тужи, коль не уж,
коль сам-ключ в колыбели забыл,
но скажи, Гиндукуш,
кто у женщины муж -
тот, кто муж или тот, кто убил ?
Расплывается ночь.
Карфаген ея дочь.
Карачун как археодебил.
- Но ответь, Кара-сын,
кто у женщины сын -
тот, кто сын, или тот, кто убил ?
Есть у женщины та-
йна от губ до хвоста :
дескать, баи любили кобыл…
Но ответь, Казем-бей -
кто любовник у ней -
кто любил или тот, кто убил.
Кто убил, тот и лю-
бил: он Ладо и Лю-
ли-лю-ли эту Лейлу-ла-ла
Так проснудся подлунный Кондратьев Дебил,
жеребенок могил, он и впрямь позабыл,
сколько их он во сне ль, наяву ли убил,
разбивая о коло кола.
Приснопоминаемый полковник,
Дед Володя, кличка Крокодил
Как расскажет всякий уголовник,
С пушкой на воров один ходил.
Марьиною рощей порожденный.
С детства бил шпану и бит был ей.
Потому про путь, ему сужденный,
Кроме МУРа, не было идей
Был при том любитель «Илиады».
В подлиннике. Странная черта,
Согласитесь, паче для баллады
Про среднестатичного мента
И при этом сам в каком-то роде
Скиф ли, варвар , эллин ли, вандал
Ахиллесовой пятой Володя
Словно грек аттический страдал
Не боялся замерзать в болоте,
Херил Смерть Легавым От Ножа,
Но летать боялся в самолете,
До последней дрожи-виража
Нет, не взрыв на высоте полета
Был причиной ужаса его
Он боялся, что возьмут пилота
В плен, а с ним Володю самого…
Кто ? Конечно, инопланетяне,
Что глядят на нас из темноты,
Чье в ночи фигурное катанье
Не мытьем, так катаньем на ты…
Перехватят ли, возьмут на волок
Инопланетяне экипаж,
Все одно - с откоса в мартиролог
Сумрачной истории пропаж…
А летать немало выпадало,
И во Внукове его всегда
Выводили под руки с вокзала,
Говоря, что горе не беда.
А потом, в машине, выше меры
Добирая, гордый, что живой,
Наизусть по-гречески Гомера
Он читал с подъятой головой.
А еще он жил в Большом балете,
Не преувеличивая, жил -
Сколько дам знавал на этом свете,
Были все балетных вен и жил.
Так и жил - в подвалах и кулисах,
С вечной пушкою под пиджаком,
Вечно он кадрил лису Алису,
Жестко игнорируя партком.
Чтец Гомера, фат, любовник розы,
Пораженный странною судьбой :
Балерины, уголовный розыск,
Страх пред самолетом роковой…
Ох, уж эти были балерины,
Ох, уж это вечное ла-ла,
И жена последняя Марина
Тоже балериною была.
Правда, из массовки, Впрочем, лучше
Так, чем вечный с примою обвал
Зла любовь последняя, что Тютчев,
Кажется, единый понимал.
Годы шли. Старел. Но вот про Бога
Все откладывал он, говоря :
«Мало ли мне париться здесь, много,
Хватит моего календаря…»
Верен был пословице старинной -
К Богу вечером пойдешь, душа…
Но внезапно, ночью, под Мариной,
Сердце в яму рухнуло, спеша.
Провожали выстрелами в воздух,
Водкою и гимном. Только вот
Над погостом, ночью, небом в звездах
Делал круг за кругом самолет.
А с утра здесь рядом, у витрины
Били в лвери, буйно, как Борей
Двое трехметровых, и Марина
На пуантах зябла у дверей.
А еще подальше, возле талых
Набережных, взмытых на волнах,
Сам Володя у машины ждал их
В синих тренировочных штанах.
Кто они ? Чуть выше, чуть короче…
Оба лва не бритые вполне.
Многовидно населенье ночи
Пребывающее лнем на дне.…
Пребывающее. Пребывая
При-бывая. В ночь из ничего.
Забывая это За- бывая
То и это, это и того.
Сколько их, ушедших тьмой в те нети,
В те тенета, в тени те, в те не…
Много, друг Горацио, на свете
И не снилось никому вполне
Только вот в помине ни в природе
На кладбище, где цветет ранет,
Нет могилы, нет нигде Володи.
Ни Марины-балерины нет.
Где они ? И были ли вообще-то ?
Все тщета. Гремучее ведро.
Самолет. Марина. Тень балета.
Сказка про полковника УГРО
Говорят, что он, Володя, вечный.
Кто же знает, что есть вечность, век…
Странный человек он был, конечно,
Ну, а кто не странный человек…
Сколько нас, в Отечестве бездомных
И бездонных - красная руда…
Вышних троп не счесть, не счесть и донных.
Дивен Бог, и горе не беда.
КОЛО
Он везде и нигде -
разговор на звезде.
Вопрошает кабила кабил:
- Ты ответь мне, о, ба,
Кто у женщины ба -
Кто баба или тот, кто убил ?
Ба молчит. Ибо ба
Глух и нем как судьба
И не слышит кабила кабил
Баба есть. Есть баба.
Есть один путь-арба,
Его ба, убивая, пробил.
- Ну, так взявшись за гуж,
не тужи, коль не уж,
коль сам-ключ в колыбели забыл,
но скажи, Гиндукуш,
кто у женщины муж -
тот, кто муж или тот, кто убил ?
Расплывается ночь.
Карфаген ея дочь.
Карачун как археодебил.
- Но ответь, Кара-сын,
кто у женщины сын -
тот, кто сын, или тот, кто убил ?
Есть у женщины та-
йна от губ до хвоста :
дескать, баи любили кобыл…
Но ответь, Казем-бей -
кто любовник у ней -
кто любил или тот, кто убил.
Кто убил, тот и лю-
бил: он Ладо и Лю-
ли-лю-ли эту Лейлу-ла-ла
Так проснудся подлунный Кондратьев Дебил,
жеребенок могил, он и впрямь позабыл,
сколько их он во сне ль, наяву ли убил,
разбивая о коло кола.