невэрэндинг хангэр
Женщина минус Бог с похмелья пашет двадцать восемь часов в сутки. И на выходных. И в свободное время.
Женщина минус Бог с похмелья красит заборы, садит кусты, деревья, сеет траву. А еще подрабатывает фотографом и снимает как все это же делают другие. В субботу на Субботнике благотворительной организации ЛИГИ ИСТИНЫ в которой трудиться сценаристом. Подумать только - сценаристом… я… ну-ну.
Дальше пойдет лирика, опять про мужиков, грозы, грёзы, Вечный Апрель в сердце, проницательных охренных Индусов с изумрудными перстнями и других покемонов. Так что
мало читающим и слабонервным вход не рекомендован: В четверг я наконец выдрала время на подружек и танцы. И вот захожу в кафе, подружки опаздывают, а я открываю лаптоп и начинаю работать. Зачем? Не знаю. Просто уже засосало. Не работать на моей работе неинтересно. И когда приходят подружки, я подключаю их уже не к своей личной жизни, а к своей, заменившей оную, работе. в субботу же с самого утреца я еду за тридевять земель на субботник, заканчивающийся корпоративом, где я не прекращаю работать. И вот сегодня, в чертово воскресенье, я работала до восьми вечера. А красота - она вокруг, и я, пока еще, слава Богу, или кто там у нас по этим делам, её замечаю. Параллельные радуги после бешеного внезапного дождя. И гром с молниями накладываются на бешеную мою мигрень, и маленький черный шевроле везет меня по улицам города, вдоль которых растут цветущие ныне абрикосы. И розовый цвет прилипает к лобовому стеклу под нереально громкую музыку. Ебащит ливень, в наушниках Ассай - «…я велю всем птицам замолчать, лишь бы ты была со мной нежною, как и прежде…». Жемчуг и скейтера в горошек. Ночь. Когда наступает апрель, в самом его начале перестаешь дышать, вдыхаешь это жаркое, влажное, травянистое нечто, и забываешь выдохнуть. И оно селиться внутри, как пушистый неведомый зверек с большими фиалковыми глазами. И периодически оно там трогательно потягивается. И вот когда оно потягивается у тебя есть все шансы влететь и страшно влюбиться. В самого неподходящего негодяя, гитариста, джокера, придурка, самовлюбленного нарцисса и всех возможных мудозвонов, кривляк, бездельников и ленивцев на свете. А потом приходит гроза. И в грозу маленькое нечто мутирует в огромную пернатую тварь. И прямо там внутри тебя она - эта огромная птица - раскрывает свои атласные крылья и пытается взлететь. И вес всего твоего тела ей, этой птице, не помеха. И иногда ты взлетаешь. И очень неожиданно прилетаешь прямо к этому невозможному мальчишке на порог. И там уже только один Господь может спасти тебя, от всех мучений ада, следующих за непрекращающимся буйством бешенных сводящих с ума штук, которые умеют только кривляки музыканты самовлюбленные эгоистичные мудозвоны. И спасти он тебя может только одним способом. Нет, не даровав тебе внезапную силу воли, подобную тысяче громов. А просто чтобы этого Его не оказалось дома. Чтобы на следующий день встретился тебе твой старый приятель. Индус по имени Раджханс СенДжай. Когда то он был твоим преподавателем по международной журналистике. Он становился на стул посреди аудитории одним коленом, поправлял свои лниннющие глянцевые от здоровья волосы, цвета ламповой копоти, облизывал губы в ожидании ответа. Когда то он говорил тебе, что ты - gentle oriental flower, covered with an inch of steel. Теперь же он говорит, что твоя душа is full of golden eight inch silver teeth. And you want to chew your life. И что тебе стоит make those teeth tongues. And to taste life. To lick it… А еще он говорит, что в тебе есть so much hunger. Never ending hunger. И что тебе, как немаленькой уже девочке should turn it to thirst. To love someone so much, that you would like to drink him and never stop… И потом он спрашивает, неужели же мы виделись ровно два года назад? И когда ты отвечаешь да, он как бы невзначай говорит “It’s just about time for me to appear…” - этот блядский, длинноволосый Mary Fuk’n Poppins с оливковой кожей и завораживающим просто изумрудным перстнем. Он берет тебя за руку и добавляет “come down, and taste your life - there’s so much beauty around”. Облизывает губы, улыбается и галантно прощаясь уходит прочь. И что же ты с ними то будешь делать?
Женщина минус Бог с похмелья красит заборы, садит кусты, деревья, сеет траву. А еще подрабатывает фотографом и снимает как все это же делают другие. В субботу на Субботнике благотворительной организации ЛИГИ ИСТИНЫ в которой трудиться сценаристом. Подумать только - сценаристом… я… ну-ну.
Дальше пойдет лирика, опять про мужиков, грозы, грёзы, Вечный Апрель в сердце, проницательных охренных Индусов с изумрудными перстнями и других покемонов. Так что
мало читающим и слабонервным вход не рекомендован: В четверг я наконец выдрала время на подружек и танцы. И вот захожу в кафе, подружки опаздывают, а я открываю лаптоп и начинаю работать. Зачем? Не знаю. Просто уже засосало. Не работать на моей работе неинтересно. И когда приходят подружки, я подключаю их уже не к своей личной жизни, а к своей, заменившей оную, работе. в субботу же с самого утреца я еду за тридевять земель на субботник, заканчивающийся корпоративом, где я не прекращаю работать. И вот сегодня, в чертово воскресенье, я работала до восьми вечера. А красота - она вокруг, и я, пока еще, слава Богу, или кто там у нас по этим делам, её замечаю. Параллельные радуги после бешеного внезапного дождя. И гром с молниями накладываются на бешеную мою мигрень, и маленький черный шевроле везет меня по улицам города, вдоль которых растут цветущие ныне абрикосы. И розовый цвет прилипает к лобовому стеклу под нереально громкую музыку. Ебащит ливень, в наушниках Ассай - «…я велю всем птицам замолчать, лишь бы ты была со мной нежною, как и прежде…». Жемчуг и скейтера в горошек. Ночь. Когда наступает апрель, в самом его начале перестаешь дышать, вдыхаешь это жаркое, влажное, травянистое нечто, и забываешь выдохнуть. И оно селиться внутри, как пушистый неведомый зверек с большими фиалковыми глазами. И периодически оно там трогательно потягивается. И вот когда оно потягивается у тебя есть все шансы влететь и страшно влюбиться. В самого неподходящего негодяя, гитариста, джокера, придурка, самовлюбленного нарцисса и всех возможных мудозвонов, кривляк, бездельников и ленивцев на свете. А потом приходит гроза. И в грозу маленькое нечто мутирует в огромную пернатую тварь. И прямо там внутри тебя она - эта огромная птица - раскрывает свои атласные крылья и пытается взлететь. И вес всего твоего тела ей, этой птице, не помеха. И иногда ты взлетаешь. И очень неожиданно прилетаешь прямо к этому невозможному мальчишке на порог. И там уже только один Господь может спасти тебя, от всех мучений ада, следующих за непрекращающимся буйством бешенных сводящих с ума штук, которые умеют только кривляки музыканты самовлюбленные эгоистичные мудозвоны. И спасти он тебя может только одним способом. Нет, не даровав тебе внезапную силу воли, подобную тысяче громов. А просто чтобы этого Его не оказалось дома. Чтобы на следующий день встретился тебе твой старый приятель. Индус по имени Раджханс СенДжай. Когда то он был твоим преподавателем по международной журналистике. Он становился на стул посреди аудитории одним коленом, поправлял свои лниннющие глянцевые от здоровья волосы, цвета ламповой копоти, облизывал губы в ожидании ответа. Когда то он говорил тебе, что ты - gentle oriental flower, covered with an inch of steel. Теперь же он говорит, что твоя душа is full of golden eight inch silver teeth. And you want to chew your life. И что тебе стоит make those teeth tongues. And to taste life. To lick it… А еще он говорит, что в тебе есть so much hunger. Never ending hunger. И что тебе, как немаленькой уже девочке should turn it to thirst. To love someone so much, that you would like to drink him and never stop… И потом он спрашивает, неужели же мы виделись ровно два года назад? И когда ты отвечаешь да, он как бы невзначай говорит “It’s just about time for me to appear…” - этот блядский, длинноволосый Mary Fuk’n Poppins с оливковой кожей и завораживающим просто изумрудным перстнем. Он берет тебя за руку и добавляет “come down, and taste your life - there’s so much beauty around”. Облизывает губы, улыбается и галантно прощаясь уходит прочь. И что же ты с ними то будешь делать?