Буду представлять книжку Чубарова с моим предисловием
В четверг в 13 марта в 19-30 в салоне "Классики XXI века" (Культурный центр Библиотеки им.Чехова, Страстной бульвар, д.8) состоится презентация новых книг издательства Филимонова.
Среди них книга стихов Виктора Чубарова "Положительный вред".
"Предисловие" было написано очерком после смерти Вити, он умер у нас с мамой на руках.
К изданию книжки я все переписывала и переписывала, пытаясь привести в благообразный вид слишком болезненный и неровный текст. У издателя тоже ко мне был ряд вопросов.
Тут я выложу предыдущий вариант, отличный от вошедшего в книжку.
__________________________________________________________________
16 декабря 2013 года исполнилось шесть лет со дня смерти поэта
Виктора Чубарова.
Его стихи на оборотах накладных, выдранных листочках из чьих-то полупустых записных книжек, ежедневников и домовых книг всегда валялись разбросанные по дому в самых неожиданных местах. Бывало, записывал удачные строчки только после уговоров жены. Небрежность по отношению к своему наследию, столь необычная для поэта:
Стихов писать, пожалуй, хватит,
Ведь все равно на всех не хватит.
В юности в Риге Виктор Чубаров был длинноволос, хипповал и ходил по городу с огромной тубой. Рассказывал, когда-то даже писал песни и распевал их под гитару в электричках. И в последние годы его можно было назвать неформалом, причем неформалом по сути. Это был не имидж, а естественный способ существования. Собирать бутылки, вставая на рассвете, приносить с помойки книги, диски, изящное, но разваливающееся антикварное кресло, пару книжек тридцатых годов (за одну - «Венки Ленину» в «букинисте» дали тысячу долларов).
На кухне, которая заменяла ему ранним утром кабинет, можно было найти недокуренные остатки гаванских сигар, пустые бутылки из под элитного алкоголя (примета жилища профессионального сборщика бутылок - расставленные на шкафах неформатные экземпляры, не принятые в пункте приема посуды, но зато такие причудливые и эффектные). Помоешные эквиваленты красивой жизни - а по сути такие же пустые побрякушки, пародийный интерьер.
Такой странный образ жизни имел внутреннее объяснение.
В ранних стихах Чубарова лирического героя отличает безжалостная честность и строгий спрос с себя:
Обыватель, живущий во мне, -
мой приятель! -
ты печешься о благе моем неустанно.
Ты покладист, смышлен, хлопотлив и приятен
Проницателен, словно Кассандра.
Ты построил обитель не ради забавы.
Сотворил в оправдание собственной лени,
не желая прослыть простаком и раззявой
на пиру потребленья.
Я узнал из надежных книг,
что у каждого есть двойник.
Огляделся по сторонам -
никого не заметил там.
Значит, этот двойник во мне.
Оттого он подлец вдвойне.
Что ж, наконец, наедине с собой.
Подумай. Взвесь. Примерь. Отрежь. И выбрось.
Привычный ход мысли Чубаров пародирует и отметает.
Поэт рано женился, вырастил двойняшек - примерный семьянин, ушедший из дома в степенном возрасте и не вернувшийся обратно. Член Союза Писателей и автор трех поэтических книг, в то время, когда ни у кого из его поэтического окружения не было ни одной. Но ему было нужно что-то другое.
Но суточных щей не хватает на сутки
Вот он, подвох, кроющийся в языке. Привычные слова, понятия и весь ход мысли не вызывают доверия, они не отражают действительность. Для приближения к пониманию необходимо разрушить, перетряхнуть теряющее смысл высказывание - и жизнь, вероятно, тоже.
«Кандидат в небожители»:
...вполне возможно, гроб мой вскроют
и обнаружат (или нет?)
скелет, что был когда-то мною.
Мной облюбованный скелет.
<…>
Все ничего! Вот, душу жалко.
Теперь ищи ее, свищи. . .
Так что ж - за нею в самоволку?
Нет! Честным словом дорожу.
И сохраняю верность долгу.
Где закопали - там лежу!
Душа, свободное начало не может быть обретена в соблюдении привычного порядка. Поэтический взгляд Чубарова - отстраненный, недоуменный:
Свет метро.
Веселая мистерия.
Гомонит разумная материя.
Из нутра в нутро переливается.
Осторожно, двери закрываются!
В самом деле, двери закрываются.
Мне довелось побывать на месте последней работы поэта. Акакии Акакиевичи середины нулевых обитали там же - в городской службе «Курьер». Курьеры там работают, в основном, приближающиеся к пенсионному возрасту, в очках, заношенных свитерах, затертых куртках, с безразличным выражением на лице, полностью ушедшие в перебирание пакетов с документами вокруг одного большого стола. Целый пласт людей, не вписывающихся в понятие об успешности по возрасту, недостатку деловой хватки или презентабельности, страшное, и унылое и досадное зрелище - и совсем неподходящая работа для человека с двумя высшими образованиями (радиоинженер гражданской авиации и выпускник Высших литературных курсов). Неумение и нежелание социально адаптироваться отчасти окупались для поэта свободой гулять по улицам, прихлебывая пиво и сочиняя строчки, которые он часто даже не записывал.
Он был поклонником философии Дао и отрицания, повторявший: «Дали листок - пиши поперек». А еще - любителем парадоксов:
День прошел.
Я его не заметил.
Но и он не заметил меня.
Чем меньше Пушкина
Читаю,
Тем больше
Нравится он мне.
В поздних стихах на первый план выходит лаконичность, афористичность, однокоренные рифмы, повторения, общий «нелепый» тон:
Где бы единице
Мне уединиться
На сон грядущий
кот поющий
вдруг перелаял
всех собак.
Я лучше напишу про чистый бор.
Из него забацали забор.
Можно увидеть сходство с поэзией абсурда:
Иду с утра по улице
и вижу кот на курице.
Абсурд у Чубарова, однако, соседствует с возможностью истины. Душа, поиск себя, главного в себе - один из основных вопросов:
Что остается, когда ничего уже нет?
Все остается, лишь ты исчезаешь куда-то.
Вижу предметы на расстоянии.
Вижу, но не обращаю внимания,
Ибо предметы не есть понимание.
Можно предположить, что к пониманию ведет перевернутое высказывание, найденный неожиданный ракурс. Удивление, которое заставляет заново вглядываться в слова, провоцирует изменение самого взгляда.
Чубарова интересовала мудрость восточных единоборств - всю жизнь неутомимо шлифовать умение, которое за эту жизнь понадобится от силы пару раз.
Я каждый день
Пишу шедевры.
На них уходят
Жизнь и нервы.
Главный вопрос в том, что же составляет это главное умение для поэта?
Ты ищешь истину в вине.
А я ищу письмо в бутылке.
Поэт изменяет восприятие читателя. Подобно удару мастера по голове ученика, желающего достичь просветления:
Играю рагу на ситаре
в забитой людом электричке.
<…>
Стучат раздолбанные двери.
Они, как я, почти в ударе.
Плывет в бездонной звездной сфере
безбрежный рага асавари.
Когда душа покоя просит,
То ей не стоит строить куры.
Люд извлекает из авосек
бансури, таблы и танпуры.
О, электричка, ты что строчка,
вся - от и до - без узелочка.
Как брызжет свет из оболочек
…последний нынешний денечек…
Среди них книга стихов Виктора Чубарова "Положительный вред".
"Предисловие" было написано очерком после смерти Вити, он умер у нас с мамой на руках.
К изданию книжки я все переписывала и переписывала, пытаясь привести в благообразный вид слишком болезненный и неровный текст. У издателя тоже ко мне был ряд вопросов.
Тут я выложу предыдущий вариант, отличный от вошедшего в книжку.
__________________________________________________________________
16 декабря 2013 года исполнилось шесть лет со дня смерти поэта
Виктора Чубарова.
Его стихи на оборотах накладных, выдранных листочках из чьих-то полупустых записных книжек, ежедневников и домовых книг всегда валялись разбросанные по дому в самых неожиданных местах. Бывало, записывал удачные строчки только после уговоров жены. Небрежность по отношению к своему наследию, столь необычная для поэта:
Стихов писать, пожалуй, хватит,
Ведь все равно на всех не хватит.
В юности в Риге Виктор Чубаров был длинноволос, хипповал и ходил по городу с огромной тубой. Рассказывал, когда-то даже писал песни и распевал их под гитару в электричках. И в последние годы его можно было назвать неформалом, причем неформалом по сути. Это был не имидж, а естественный способ существования. Собирать бутылки, вставая на рассвете, приносить с помойки книги, диски, изящное, но разваливающееся антикварное кресло, пару книжек тридцатых годов (за одну - «Венки Ленину» в «букинисте» дали тысячу долларов).
На кухне, которая заменяла ему ранним утром кабинет, можно было найти недокуренные остатки гаванских сигар, пустые бутылки из под элитного алкоголя (примета жилища профессионального сборщика бутылок - расставленные на шкафах неформатные экземпляры, не принятые в пункте приема посуды, но зато такие причудливые и эффектные). Помоешные эквиваленты красивой жизни - а по сути такие же пустые побрякушки, пародийный интерьер.
Такой странный образ жизни имел внутреннее объяснение.
В ранних стихах Чубарова лирического героя отличает безжалостная честность и строгий спрос с себя:
Обыватель, живущий во мне, -
мой приятель! -
ты печешься о благе моем неустанно.
Ты покладист, смышлен, хлопотлив и приятен
Проницателен, словно Кассандра.
Ты построил обитель не ради забавы.
Сотворил в оправдание собственной лени,
не желая прослыть простаком и раззявой
на пиру потребленья.
Я узнал из надежных книг,
что у каждого есть двойник.
Огляделся по сторонам -
никого не заметил там.
Значит, этот двойник во мне.
Оттого он подлец вдвойне.
Что ж, наконец, наедине с собой.
Подумай. Взвесь. Примерь. Отрежь. И выбрось.
Привычный ход мысли Чубаров пародирует и отметает.
Поэт рано женился, вырастил двойняшек - примерный семьянин, ушедший из дома в степенном возрасте и не вернувшийся обратно. Член Союза Писателей и автор трех поэтических книг, в то время, когда ни у кого из его поэтического окружения не было ни одной. Но ему было нужно что-то другое.
Но суточных щей не хватает на сутки
Вот он, подвох, кроющийся в языке. Привычные слова, понятия и весь ход мысли не вызывают доверия, они не отражают действительность. Для приближения к пониманию необходимо разрушить, перетряхнуть теряющее смысл высказывание - и жизнь, вероятно, тоже.
«Кандидат в небожители»:
...вполне возможно, гроб мой вскроют
и обнаружат (или нет?)
скелет, что был когда-то мною.
Мной облюбованный скелет.
<…>
Все ничего! Вот, душу жалко.
Теперь ищи ее, свищи. . .
Так что ж - за нею в самоволку?
Нет! Честным словом дорожу.
И сохраняю верность долгу.
Где закопали - там лежу!
Душа, свободное начало не может быть обретена в соблюдении привычного порядка. Поэтический взгляд Чубарова - отстраненный, недоуменный:
Свет метро.
Веселая мистерия.
Гомонит разумная материя.
Из нутра в нутро переливается.
Осторожно, двери закрываются!
В самом деле, двери закрываются.
Мне довелось побывать на месте последней работы поэта. Акакии Акакиевичи середины нулевых обитали там же - в городской службе «Курьер». Курьеры там работают, в основном, приближающиеся к пенсионному возрасту, в очках, заношенных свитерах, затертых куртках, с безразличным выражением на лице, полностью ушедшие в перебирание пакетов с документами вокруг одного большого стола. Целый пласт людей, не вписывающихся в понятие об успешности по возрасту, недостатку деловой хватки или презентабельности, страшное, и унылое и досадное зрелище - и совсем неподходящая работа для человека с двумя высшими образованиями (радиоинженер гражданской авиации и выпускник Высших литературных курсов). Неумение и нежелание социально адаптироваться отчасти окупались для поэта свободой гулять по улицам, прихлебывая пиво и сочиняя строчки, которые он часто даже не записывал.
Он был поклонником философии Дао и отрицания, повторявший: «Дали листок - пиши поперек». А еще - любителем парадоксов:
День прошел.
Я его не заметил.
Но и он не заметил меня.
Чем меньше Пушкина
Читаю,
Тем больше
Нравится он мне.
В поздних стихах на первый план выходит лаконичность, афористичность, однокоренные рифмы, повторения, общий «нелепый» тон:
Где бы единице
Мне уединиться
На сон грядущий
кот поющий
вдруг перелаял
всех собак.
Я лучше напишу про чистый бор.
Из него забацали забор.
Можно увидеть сходство с поэзией абсурда:
Иду с утра по улице
и вижу кот на курице.
Абсурд у Чубарова, однако, соседствует с возможностью истины. Душа, поиск себя, главного в себе - один из основных вопросов:
Что остается, когда ничего уже нет?
Все остается, лишь ты исчезаешь куда-то.
Вижу предметы на расстоянии.
Вижу, но не обращаю внимания,
Ибо предметы не есть понимание.
Можно предположить, что к пониманию ведет перевернутое высказывание, найденный неожиданный ракурс. Удивление, которое заставляет заново вглядываться в слова, провоцирует изменение самого взгляда.
Чубарова интересовала мудрость восточных единоборств - всю жизнь неутомимо шлифовать умение, которое за эту жизнь понадобится от силы пару раз.
Я каждый день
Пишу шедевры.
На них уходят
Жизнь и нервы.
Главный вопрос в том, что же составляет это главное умение для поэта?
Ты ищешь истину в вине.
А я ищу письмо в бутылке.
Поэт изменяет восприятие читателя. Подобно удару мастера по голове ученика, желающего достичь просветления:
Играю рагу на ситаре
в забитой людом электричке.
<…>
Стучат раздолбанные двери.
Они, как я, почти в ударе.
Плывет в бездонной звездной сфере
безбрежный рага асавари.
Когда душа покоя просит,
То ей не стоит строить куры.
Люд извлекает из авосек
бансури, таблы и танпуры.
О, электричка, ты что строчка,
вся - от и до - без узелочка.
Как брызжет свет из оболочек
…последний нынешний денечек…