(no subject)

Nov 14, 2024 00:10


Безусловно, я не мог знать, что именно тот человек принесёт с собою нечто заветное, - гадание показало только, что тот близко, - некий человек, который принесёт с собою нечто - то единственное, что потребно мне среди всех вещей мира и превыше всех вещей мира. Чего я хочу? - от этих людей, хочу для себя? Вернуться в утраченный мир? Умереть? Или это - одно и то же? Гадание не относится к вопросам доверия или веры - это вопрос катарсиса, способности принять извне, удар, источник и причина коего находится в собственном твоём сердце. Однажды обратившись к гаданиям, я получил ответ, который впоследствии ни разу не менялся. Да. я всего только знал, что кто-то придёт - но… но ведь это бар, проходной двор - надо мною посмеялись и здесь? Нет, не посмеялись? Посмеялись. Я никогда не узнал, что это уже было у меня, то самое, но совсем другое.



Я протираю барную стойку, когда входит тот человек - я не знаю, как его зовут, не знаю, что он - тот самый, предуказанный мне. Они и тогда, и потом не обращаются друг к другу по имени. Их имён я не узна́ю никогда, быть может в этом есть какой-то недоступный мне смысл? - они выстраивали свои немногословные разговоры так искусно, что имена им не надобились, даже когда они друг друга окликали. Я не понимаю, кем они приходятся друг другу - он и два его спутника. По тому, как без слов и не обменявшись взглядами они выбирают места друг подле друга - они… сработались, но что связывает их? «Добро пожаловать», говорю я, подошед. Они какие-то секунды смотрят на меня - все трое, люди и волк. Кажется, они безмолвно совещаются о чём-то. Старик, наконец, откликается: «Благодарю вас, господин. Что если мы у вас позавтракаем?»

Я вернулся к своему прерванному занятию, посматривая, как они уплетают овсянку и обнаруживаю, что злюсь - я не могу идентифицировать старика, это вызывает во мне досадливую злость, - и в тот первый день, и в последовавшие за ним дни, неделю без малого, - почему? Я пытаюсь распознать этого человека - тщетно. Хотя бы - через это существо - служку той… особы, которая так любит, чтобы её считали богиней - они мимикрируют, чтобы нравится, и сопоставления помогают составить представление об их покровителях. Я не могу отвести взгляд, когда тот положив ладонь старику на рукав легко сжимает пальцы и легко ему улыбается - как будто они одни друг с другом, но я остаюсь перед непреодолимой стеною там, где скупое это тело, орудие алчности, воспламеняется и как… «Мальчик», окликает старик своего гадёныша впервой, когда они отодвинули от себя опустошённые тарелки, а я принёс к ним на стол подносик с принадлежностями для кофепития - на одного, конечно, старик спрашивает: «будешь ли кофе?». Угощая его, мне приходится угощать и мальчишку, но - что поделаешь?.. Я могу вообразить их вместе, но всякий раз это так странно и в одно время захватывающе, что я, чувствуя чрезмерную вовлечённость отстраняюсь. Он обнаруживает мои наблюдения, и, видимо, злится.

Они с такою аккуратностью являются к столу, что я невольно заподозрил, что у них нелады с поваром - на их судне. Они не скрывались, а я не взял на себя труд узнать - но вскоре я знал, - что их корабль стоит на якоре в паре часов от моего постоялого двора, в восточном направлении. Пара часов - кажется совсем немного от тех многих тысяч часов, которые отделили меня от последнего моего ясного дня.

Я угощаю их напитками и блюдами из заморских краёв, продукты для которых доставляют мне мои постояльцы. Подсаживаюсь к ним, чтобы вновь и вновь заговаривать со стариком. Мне нужно разговаривать с этим человеком, пока я не знаю - почему, но я жду их утреннего появления - к завтраку. Гости из безбожно далёкого прошлого, весть из далёкого-далека, их голоса - это тихие голоса, которые звучат во мне - голоса мира, который держится на записанных словах, которые не истребить и не исказить, речи, от которых сам я отказался.

Да, в тот же день он ушёл и вернулся с сумкой с бумагами и принадлежностями для письма - мальчишка нёс торбу на ремне через плечо, волк трусил рядом и неподалёку, и мне захотелось взять метлу и вымести из горницы частицы той стороны, которые отваливаливались с его шерсти…

И тогда св. Иероним говорит...

Previous post
Up