(no subject)
Я брожу вокруг них, точно маниак, жду знака приблизиться изо дня в день. Мне есть что рассказать, но уста мои запечатаны мною же и давно. Я не знаю, как приняться за дело. И в один из тех часов, когда мне якобы нечем занять себя, я подсел за их стол и он оторвался от своей работы. Он отставил перебирать обрезки листков бумаги и папируса с записями - не сделав, впрочем, и попытки спрятать их, - я видел, что они исписаны скорописью на языке, которого я не мог идентифицировать, вероятно шифром. Сняв очки, он взглянул на меня и жестом пригласил присесть. Я не знал, что он тот самый, который придёт - уже пришёл, поэтому мне легко, потому что я не знаю. Мы говорили о заморских товарах, о том, съедобны ли плоды заморских земель для жителей нашей части мира… о моей коллекции марок и записей в гостевой книге… Всё собранное мною немо - так же как я, в свою очередь, - безгласен. Будьте покойны, я не граблю путников, просто стараюсь реже выходить из дому, чтобы не разминуться с кем следует, а мое собрание - результат мен и подарков, никакой тёмной изнанки. Не хочу выступать перед стариком в роли невежи, в роли того, кто разбирает вещи в опустевшем доме, в доме, куда я не внёс ни камешка - жилище моё наполняется по сию пору, - холостой ход, всё так, - выменянными реликвиями, но не радостью - ни радости, ни ожидания нового обретения… Мне хочется вернуть себе имя, почерк и с ними право на начитанность и осведомлённость, какими обладал когда-то. Не могу знать и того, ведут ли они речь обо мне меж собою. Годы, ушедшие на то, чтобы приблизиться если не к небытию, то к безвестности потрачены впустую, - я хочу быть узнанным. Эти двое… подчас, думается мне, что всё же трое - волк - он не простой зверь, я чувствую… я чувствую, что на плечах своих они удерживают тяжесть собственных и историй и истории эти, ноша их, побуждают меня к тому, чтобы… чтобы… чтобы вернуть себя, прервать молчание, сказав «вот он я» - и будь что будет.