Любовь
Оригинал взят у blog_vinokur в Любовь
Шел 1998 год. Я уже восемь лет жил в Израиле. Делал фильмы. Все время судорожно искал где бы подзаработать. Не брезговал и выборами.
И тут в руки мне попадается дневник. Читаю. И не могу остановиться. Тут вокруг бушуют страсти, сталкиваются лидеры, самое время зарабатывать деньги, а я лежу на диване, отключив телефон и плачу.
Пишет 12-тилетняя девочка Маут 24-х летнему Герману.
«Увидеть тебя!», - пишет, - «быть все время рядом!..Не могу и дня прожить, что бы не думать о тебе…только ты держишь меня на этом свете…живу тобой…и тем единственным поцелуем…»
Я чувствовал себя неловко, заглядывая в чужую жизнь, но не мог остановиться.
Дело в том, что дневник этот был датирован 1941-1943 годами.
И вела его Маут в концлагере.
Подруг её увозили в Освенцим, и они уже не возвращались никогда, другие кончали собой, отчаившись, а она, Маут, писала и писала своему любимому Герману. И только благодаря этому и выжила. Ухватилась за эту искорку любви, и держалась, за неё изо всех сил.
Пока в 1943 году Германа не отправили в лагерь уничтожения, в Треблинку.
Она думала, что не выживет.
Но выжила.
Дневник этот мне подкинула Лена Макарова, - писатель и друг. Я завелся. Тут же появился продюсер, - лучший продюсер в моей жизни, - Сюзанна. Неимоверно быстро Лена сварганила заявку, быстро получили первые деньги из фонда, небольшие, но все - таки.
И пошли к Маут домой. Я нервничал. Боялся, а вдруг откажется сниматься.
Приходим. Встречает нас женщина с таким милым детским лицом.
Начинаю говорить с ней.
Улыбается, но абсолютно закрыта.
Приветлива, но это все очень внешнее.
Рассказывает, но не так, как я хотел бы.
Вообщем, все плохо.
Решаю брать ее «измором». За 3 дня я «выливаю» всю пленку, сидя напротив нее.
( это называется - съемка на привыкание) Пленка дорогая, - это все наши деньги.
В конце третьего дня, к вечеру, она раскрывается.
Вдруг приходит доверие.
Вдруг она понимает, что я не ищу дешевку.
И мы становимся друзьями.
И она становится прежней Маут.
Смеется, да так звонко, как та, Маут, 12-тилетняя. Плачет. Тоскует. Поет. Говорит с ним, с Германом, как будто он сидит здесь, рядом с ней.
И уже не обращает никакого внимание на камеру.
Так начинается наш с ней кинороман…
Тем временем, деньги заканчиваются. Но великая Сюзанна выбивает нам поездку «по лагерям уничтожения», по которым прошли Маут и Герман. Едем в Чехию и Польшу. Группа малипусенькая. Я, Фима - звукач, Лена Макарова, Иржи - чешский оператор, и, конечно, Маут.
Едем…снимаем…
Маут на моих глазах, проживает снова этот роман…
И снова я понимаю, не будь этой любви, не было бы Маут.
Так подходит наш последний съемочный день (так мы думали).
Снимаем на кладбище. Маленький чешский городок Простьев. .
На камне выбиты фамилии погибших и не вернувшихся.
Маут объясняет нам, - эта погибла там-то, этот там-то, этот был адвокатом и вся семья его не вернулась. А это Герман, - говорит она. Я спрашиваю, - Твой, Герман?…- Да, мой Герман, - отвечает…И тут, что-то меня подталкивает, и я спрашиваю дальше, - Но были же такие случаи, - спрашиваю, - когда считали людей погибшими, а они выжили? Она говорит, - были. - И добавляет, - Вот например, Вальтер Бреслер, вот здесь написано, что он погиб, а он вернулся…живой…
Тогда я спрашиваю, - А что написал тебе Герман в последнем письме? Она смотрит на меня…и вдруг отвечает, - Он написал, из поезда уже, когда его увозили в Треблинку…- Что? - спрашиваю. - Он написал, - Она вдруг говорит медленно и даже удивленно, - Что будет ждать меня после войны, в Берлине, по адресу «Арвайлештрассе 3». И тогда я снова спрашиваю её, - А ты была там после войны? - Нет, - говорит и запинается…И смотрит на меня. - Не была.
Вообщем, что вам говорить, мы думали, что это наш последний съемочный день. Деньги практически закончились…
Но мы не могли так уехать.
И вот мы на последние деньги едем в Берлин…
Приезжаем. Находим эту улицу.
И я прошу Маут идти по улице к дому…Еще и не знаю, есть ли этот дом вообще. Специально не проверяю.
А оператора прошу снимать все время…И не промахнуться, потому что будет один дубль…
И вот она идет.
Она идет, еле дышит…к ней вдруг возвращается надежда…К ней, уже замужней, 70-тилетней, с тремя детьми, восемью внуками, вдруг возвращается надежда. А вдруг он там…и он ждет ее всё это время.
Она идет, как на ватных ногах…Каждый шаг, - еще большая надежда.
И мы страшно переживаем за неё. Идем за ней.
И дрожащий оператор снимает, как в последний раз…
И вот она приближается к этому дому…к этому подъезду…и вот он список квартир…и вот уже ее палец зависает над кнопкой…сейчас она позвонит…
И может быть он откроет ей дверь, ее Герман…
Это почти конец фильма. Такие очень долгие кадры замедленной съемки.
Ожидания чуда…
…Которое, конечно, не происходит.
Германа убили в Треблинке.
Но мы очень надеялись. До последнего мгновения. А вдруг он выжил.
Этот фильм взял несколько хороших фестивалей, включая нью-йоркский…
Но запомнился мне маленький, еле заметный фестиваль в Греции, в Каламате.
Время было антиизраильское. Все газеты против нас. Мне в открытую говорят, как нас не любят. Спрашивают, - для чего приехал?!..( забегая вперед скажу, - первый приз получил Иранский фильм, второй - фильм Палестинской автономии…ну и далее, в том же роде)
И вот показывают наш фильм.
Кто-то демонстративно выходит ещё до показа.
Я не жду победы. Но смотрю, как реагируют.
И вижу, что делает «любовь» с людьми.
Настроенные абсолютно анти, поначалу разговаривающие полушепотом и вслух, они вдруг начинают смотреть…вдруг слушают…вдруг перестают шевелиться…вдруг не могут оторвать взгляда, когда Маут бежит по улице, чтобы увидеть Германа в последний раз…и потом, когда идет вся эта концовка с её проходом по Берлину, с этим ожиданием чуда…это их просто сшибает…и вот уже кто-то плачет в зале…
И я понимаю, что есть то, что объединяет всех. Есть!
И для этого только я и пишу, чтобы сказать это еще раз.
Любовь.
Банально, но это так.
Я говорю сейчас не о любви между нами, которая насквозь эгоистична.
А о Любви, которая над нами. Вокруг нас.
Я говорю о Законе Любви, который держит этот несчастный мир.
Держит в прямом смысле слова.
Наша земная любовь, - она только маленькое свечение той Любви, которая окутывает всё мироздание. Как мать ребенка. Все мы внутри этой матери.
Нам бы захотеть только приблизиться к Ней.
Мы бы массу проблем так решили.
Поймем это, придет новая пора.
А с Маут мы большие друзья. Она была на многих моих премьерах. И на свадьбе сына. Давно не звонил ей. Ей уже за 80-т. Написал и понял, что стосковался. Позвоню ей обязательно.
Шел 1998 год. Я уже восемь лет жил в Израиле. Делал фильмы. Все время судорожно искал где бы подзаработать. Не брезговал и выборами.
И тут в руки мне попадается дневник. Читаю. И не могу остановиться. Тут вокруг бушуют страсти, сталкиваются лидеры, самое время зарабатывать деньги, а я лежу на диване, отключив телефон и плачу.
Пишет 12-тилетняя девочка Маут 24-х летнему Герману.
«Увидеть тебя!», - пишет, - «быть все время рядом!..Не могу и дня прожить, что бы не думать о тебе…только ты держишь меня на этом свете…живу тобой…и тем единственным поцелуем…»
Я чувствовал себя неловко, заглядывая в чужую жизнь, но не мог остановиться.
Дело в том, что дневник этот был датирован 1941-1943 годами.
И вела его Маут в концлагере.
Подруг её увозили в Освенцим, и они уже не возвращались никогда, другие кончали собой, отчаившись, а она, Маут, писала и писала своему любимому Герману. И только благодаря этому и выжила. Ухватилась за эту искорку любви, и держалась, за неё изо всех сил.
Пока в 1943 году Германа не отправили в лагерь уничтожения, в Треблинку.
Она думала, что не выживет.
Но выжила.
Дневник этот мне подкинула Лена Макарова, - писатель и друг. Я завелся. Тут же появился продюсер, - лучший продюсер в моей жизни, - Сюзанна. Неимоверно быстро Лена сварганила заявку, быстро получили первые деньги из фонда, небольшие, но все - таки.
И пошли к Маут домой. Я нервничал. Боялся, а вдруг откажется сниматься.
Приходим. Встречает нас женщина с таким милым детским лицом.
Начинаю говорить с ней.
Улыбается, но абсолютно закрыта.
Приветлива, но это все очень внешнее.
Рассказывает, но не так, как я хотел бы.
Вообщем, все плохо.
Решаю брать ее «измором». За 3 дня я «выливаю» всю пленку, сидя напротив нее.
( это называется - съемка на привыкание) Пленка дорогая, - это все наши деньги.
В конце третьего дня, к вечеру, она раскрывается.
Вдруг приходит доверие.
Вдруг она понимает, что я не ищу дешевку.
И мы становимся друзьями.
И она становится прежней Маут.
Смеется, да так звонко, как та, Маут, 12-тилетняя. Плачет. Тоскует. Поет. Говорит с ним, с Германом, как будто он сидит здесь, рядом с ней.
И уже не обращает никакого внимание на камеру.
Так начинается наш с ней кинороман…
Тем временем, деньги заканчиваются. Но великая Сюзанна выбивает нам поездку «по лагерям уничтожения», по которым прошли Маут и Герман. Едем в Чехию и Польшу. Группа малипусенькая. Я, Фима - звукач, Лена Макарова, Иржи - чешский оператор, и, конечно, Маут.
Едем…снимаем…
Маут на моих глазах, проживает снова этот роман…
И снова я понимаю, не будь этой любви, не было бы Маут.
Так подходит наш последний съемочный день (так мы думали).
Снимаем на кладбище. Маленький чешский городок Простьев. .
На камне выбиты фамилии погибших и не вернувшихся.
Маут объясняет нам, - эта погибла там-то, этот там-то, этот был адвокатом и вся семья его не вернулась. А это Герман, - говорит она. Я спрашиваю, - Твой, Герман?…- Да, мой Герман, - отвечает…И тут, что-то меня подталкивает, и я спрашиваю дальше, - Но были же такие случаи, - спрашиваю, - когда считали людей погибшими, а они выжили? Она говорит, - были. - И добавляет, - Вот например, Вальтер Бреслер, вот здесь написано, что он погиб, а он вернулся…живой…
Тогда я спрашиваю, - А что написал тебе Герман в последнем письме? Она смотрит на меня…и вдруг отвечает, - Он написал, из поезда уже, когда его увозили в Треблинку…- Что? - спрашиваю. - Он написал, - Она вдруг говорит медленно и даже удивленно, - Что будет ждать меня после войны, в Берлине, по адресу «Арвайлештрассе 3». И тогда я снова спрашиваю её, - А ты была там после войны? - Нет, - говорит и запинается…И смотрит на меня. - Не была.
Вообщем, что вам говорить, мы думали, что это наш последний съемочный день. Деньги практически закончились…
Но мы не могли так уехать.
И вот мы на последние деньги едем в Берлин…
Приезжаем. Находим эту улицу.
И я прошу Маут идти по улице к дому…Еще и не знаю, есть ли этот дом вообще. Специально не проверяю.
А оператора прошу снимать все время…И не промахнуться, потому что будет один дубль…
И вот она идет.
Она идет, еле дышит…к ней вдруг возвращается надежда…К ней, уже замужней, 70-тилетней, с тремя детьми, восемью внуками, вдруг возвращается надежда. А вдруг он там…и он ждет ее всё это время.
Она идет, как на ватных ногах…Каждый шаг, - еще большая надежда.
И мы страшно переживаем за неё. Идем за ней.
И дрожащий оператор снимает, как в последний раз…
И вот она приближается к этому дому…к этому подъезду…и вот он список квартир…и вот уже ее палец зависает над кнопкой…сейчас она позвонит…
И может быть он откроет ей дверь, ее Герман…
Это почти конец фильма. Такие очень долгие кадры замедленной съемки.
Ожидания чуда…
…Которое, конечно, не происходит.
Германа убили в Треблинке.
Но мы очень надеялись. До последнего мгновения. А вдруг он выжил.
Этот фильм взял несколько хороших фестивалей, включая нью-йоркский…
Но запомнился мне маленький, еле заметный фестиваль в Греции, в Каламате.
Время было антиизраильское. Все газеты против нас. Мне в открытую говорят, как нас не любят. Спрашивают, - для чего приехал?!..( забегая вперед скажу, - первый приз получил Иранский фильм, второй - фильм Палестинской автономии…ну и далее, в том же роде)
И вот показывают наш фильм.
Кто-то демонстративно выходит ещё до показа.
Я не жду победы. Но смотрю, как реагируют.
И вижу, что делает «любовь» с людьми.
Настроенные абсолютно анти, поначалу разговаривающие полушепотом и вслух, они вдруг начинают смотреть…вдруг слушают…вдруг перестают шевелиться…вдруг не могут оторвать взгляда, когда Маут бежит по улице, чтобы увидеть Германа в последний раз…и потом, когда идет вся эта концовка с её проходом по Берлину, с этим ожиданием чуда…это их просто сшибает…и вот уже кто-то плачет в зале…
И я понимаю, что есть то, что объединяет всех. Есть!
И для этого только я и пишу, чтобы сказать это еще раз.
Любовь.
Банально, но это так.
Я говорю сейчас не о любви между нами, которая насквозь эгоистична.
А о Любви, которая над нами. Вокруг нас.
Я говорю о Законе Любви, который держит этот несчастный мир.
Держит в прямом смысле слова.
Наша земная любовь, - она только маленькое свечение той Любви, которая окутывает всё мироздание. Как мать ребенка. Все мы внутри этой матери.
Нам бы захотеть только приблизиться к Ней.
Мы бы массу проблем так решили.
Поймем это, придет новая пора.
А с Маут мы большие друзья. Она была на многих моих премьерах. И на свадьбе сына. Давно не звонил ей. Ей уже за 80-т. Написал и понял, что стосковался. Позвоню ей обязательно.
Click to view