Статья не потеряла актуальности
Оригинал взят у hayk_balanyan в Самое трудное
Века утраченной государственности сформировали устоявшиеся внутриармянские стереотипы об отсутствии государственного мышления и замене его семейно-оджаховым, об отсутствии национальных политических традиций и т.п. Современная армянская общественно-политическая мысль, не опровергая эти стереотипы и констатируя необходимость их преодоления, в то же время не находит путей к достойным альтернативам, на уровне же массового сознания выход видится в “единении и сплочении”.
Несмотря на множество региональных и страновых отличий в разных группах диаспорического армянского этноса, общим для всех групп следствием долговременной утраты государственности и физического уничтожения правящего класса в результате череды геноцидов является отсутствие национальной элиты: и фактическое, и закрепленное в самосознании армян. С этой точки зрения не столь важен конкретный исторический путь развития, приведший к такому результату (в частности - историческая роль общин, механизмы их саморегуляции, этапы развития армянского народа), как сам результат. Вне зависимости от политических, религиозных, или иных особенностей, подчиненное армянское население, несмотря на определенную и зачастую значительную инкорпорацию в элиты империй-завоевателей, было лишено национальной элиты, способной выражать прежде всего интересы армянские, а не интересы имперские. Надо отметить, что армяне не единственные, у кого так называемая “компрадорская” элита не стала основой элиты национальной и одна из причин этого кроется в неимоверном консерватизме армянского сознания.
Подобным обществом без традиционной элиты были чеченцы, которые освоили кавказский вариант военной демократии с культом воина. Чеченцы были более компактны, более однородны и малочисленны, но даже им для самоорганизации пришлось усложнить свою структуру тейпами - своеобразными “первичными организациями” - носителями легитимности власти.
В армянском же обществе такой военно-демократической саморегуляции не получилось, армянское население было больше по численности, проживало разбросанно, жило вперемешку с чужым населением и было обществом с большей профессиональной неоднородностью. В определенной мере исключением являлись самоуправляющиеся области Сасуна, Шатаха, Зейтуна и Арцах-Сюника, сохранившие княжеское и военное сословие, а также определенную организационную иерархию. Поэтому армянами был выработан иной механизм: махровый идейный консерватизм (унитаризм), который обеспечивал монолитность и единообразие этноса для крестьян, ремесленников, купцов и священников в чуждой имперской иерархии в условиях отсутствия государства. В результате возник парадокс: стремление к сохранению армянской идентичности выталкивало не соответствующую первичным и формальным нормам такой идентичности (“армянскости”) элиту из армянского же общества.
Важнейшими нормами “армянскости” являлись религия (т.е. приверженность ААЦ, что автоматически вымывало из границ этноса массу армян - высших должностных лиц гражданской и военной администрации доминирующих империй), а также общинность (клановость). Соответственно клановость есть следствие изолированного и дисперсного расселения, где клан собственно олицетворял и Армянский Мир(ок), и саму Родину в чуждом окружении.
Именно община (клан) стал первичной и единственной структурной ячейкой армянского общества, что позволяло контролировать ее членов, и эта же клановость позволяла преодолеть влияния внешней среды и даже обеспечивала экстерриториальность армянскости. Поэтому сохранение и защита территории как условия сохранения этноса не стали в армянском мышлении доминирующими, клановая организация до поры до времени позволяла сохранить этнос без территории и даже вопреки влиянию территории. С распадом же общин и больших патриархальных семей функцию сохранения “армянскости” взяла на себя семья масштаба “короткого родства”.
Управление как общественная функция всегда было прерогативой имперской администрации и элиты, которые воспринимались армянским этносом как чужое и нечто в целом чужеродное вкупе с самими армянскими представителями этой элиты. Со своей же стороны, инкорпорированная в имперскую администрацию армянская карьерная элита скорее была уздечкой на шее армянского общества, чем легитимным представителем армянского общества в метрополии.
Таким образом, структура армянского общества, которая складывалась веками, представляла из себя именно усеченную пирамиду: иерархию без своего логического завершения-элиты. Как охарактеризовал Рачья Арзуманян "плоский срез в чужом обществе" с вечным поиском князя (как правило - чужеродного). Такая усеченная социальная пирамида (иерархия) позволяла завоевателю контролировать непокорный этнос, инкорпорируя наиболее выдающихся представителей армянского общества в имперскую элиту и не допуская формирования национальной элиты как важнейшего предусловия самоорганизации этноса.
Армянская усеченная пирамида без элиты (без “князей”) делает покоренный народ смирным и инертным, однако и такое общество инстинктивно ищет логическое завершение, т.е. условий жизнеспособности своего социума в социуме чужеродном, где занимает априори подчиненную нишу. Такая усеченная пирамида не может формировать национальные задачи и по своей сути ущербна, нежизнеспособна вне чужой иерархии. Отсюда корни постоянных и традиционных в армянском обществе суждений о невозможности сохранения национального государства и мечты о входе в состав России.
Отличительной особенностью армянского опыта является экзогенное насилие доминирующей империи в процессе господства и навязывания своих законов и правил, и выработанный соответствующий армянский модус противостояния чуждому социуму, связанный с эндогенным идейным насилием. В свою очередь это же внутриармянское насилие обеспечивает однородность плоского среза как способ удержания монолитности этноса вне социальных, групповых интересов индивидуумов в форме кланов и семей. Причем это горизонтальное насилие, как ответ на вертикальное внешнее насилие, распространяется не столько на подавление карьерных возможностей "выскочки" (“выскочка” подвергался остракизму), а прежде всего на идеологические отклонения от генеральной линии идеологических штампов в любом проявлении. Чем сильнее было внешнее давление, тем сильнее вырабатывались компенсационные механизмы армянского народа для формирования идентичности, прежде всего через семью, взаимовыручку и жесткое армянское “идейное” воспитание на уровне простой и закрытой социальной организации-клана (общины или семьи). Таким образом, можно зафиксировать, что века иноземного ига привели к катастрофическому социальному регрессу армянского общества, отбросив его на уровень полуплеменной организации с системой табу и крайне ортодоксальной, внетерриториальной и внегосударственной системы ценностей, где социальная клановая (семейная) структура подавила профессиональные, политические, экономические, идеологические и прочие структуры общества более высокого уровня.
По этой же причине в армянском обществе не происходит естественного объединения по групповым интересам: каждый решает свои вопросы индивидуально или “семейно-кланово”, подспудно осознавая ущербность и чуждость армянского общества-незавершенной пирамиды, которую или надо уничтожить, или завершить, а групповые интересы более высокого уровня входят в непреодолимое противоречие с клановой структурой общества и мышлением. У неполноценного, незавершенного общества нет граждан, а есть члены клана. Для появления граждан нужна вся пирамида, а не ее плоский срез, необходимы объединения граждан по групповым интересам как основы социального общества. В завершенности социальной пирамиды (иерархии) проявляется качество общества и государства, а значит - и граждан, готовых быть частью большей общности и защищать большую общность, чем семья или клан. В существующем же варианте армянский клан (семья) предназначен для оппонирования враждебному окружению и фиксирования члена клана в определенных идеологических и поведенческих рамках. Монолитность, "все как один", лозунги, призывающие к единству, а по сути - к единообразию, - идея-фикс армянства, абсолютно противоречащее специализации и разделению труда в обществе, задаче формирования социальных групп внутри общества. Налицо простая схема примитивного общества, где небольшая, но организованная группировка может навязать свою власть любой однородной массе. Собственно, нет разницы между пришлыми варягами на Руси в средневековье и собственными военными в современной Африке: чем однороднее масса общества, тем меньшую конкуренцию испытывает действующая элита и, следовательно, тем ниже ее качество, а чем ниже качество элиты, тем в большей мере она оказывается не способной исполнять свою функцию локомотива. Тем не менее армянское традиционное мышление по сей день продолжает искать ответы на вызовы времени в традиционном "единстве".
Страх перед дискретностью, разнообразием и внутренней конкуренцией вне традиционных идеологических штампов свел задачи политического поля и реального лидерства к минимуму и даже при наличии ощутимого числа инициативных и грамотных людей основная масса общества, находясь вне институциональных структур, остается абсолютно для него бесполезной, беззащитной перед произволом своей же де-факто элиты и отчужденной от решения общенациональных задач. Ибо любая, даже самая худшая организация всегда оказывается способной подчинить своим интересам даже высокоинтеллектуальных и выдающихся личностей, если они разобщены и ошибочно полагают такое свое состояние свободой.
Именно самоподавление групповых интересов и препятствование кристаллизации социальных групп позволяет единственной организованной группе в армянском обществе - криминалу - занимать в современной Армении верхушку пирамиды во вновь формируемой элите. Внутренняя борьба плоского среза за "единство и монолитность" подавила самоорганизацию по групповым интересам, без которого немыслимо участие в борьбе за место в иерархии общества. В результате весь пыл общества уходит не на конкурентную борьбу с криминалом, (который фактически поглотил и бизнес и государственный аппарат) за место элиты, а на подавление инакомыслящих индивидуумов.
Демократических элементов выдвижения и ротации вновь формируемой армянской элиты нет и в ближайшем будущем не предвидится, на практике же действует первобытный и зачастую единственный принцип - насилие как способ формирования и удержания новой иерархии армянского общества, а также весьма своеобразно построенной вертикали власти.
Общая люмпенизация постсоветского пространства, связанная с распадом советского общества имеет место и у нас, но армянская специфика заключается в том, что традиции семьи, клана и насилия, волевые и бойцовские качества и стереотипы армянского народа входят в противоречие с современными же запросами по мобилизации и формализации государственных структур. Это похоже на то, что произошло с чеченцами, когда банды воинов не смогли создать государства и выяснилось, что для этого нужен один архи-бандит, а не демократия.
Как результат такого процесса у армянского общества не сформировалось адекватной элиты и рациональных принципов вертикальной мобильности - только насилие и деньги, как единственные критерии тактической, сиюминутной эффективности, как вообще критерий всего сущего. А в обществе, где иерархия основана исключительно на насилии, нет места для карьеры умных и талантливых людей: общество выбрасывает их за рубеж, как “слюнтяев”, “слабаков” также как подвергала остракизму компрадорскую элиту в период утраченной государственности. Поэтому талантливые люди, все же приобретшие армянский волевой характер, продолжают добиваться высот в других странах, в которых преобладают системные преимущества развитого институционализма.
По своей структуре армянское общество - это все еще плоский срез, т.е. крайне примитивное общество, и поэтому продолжающее оставаться крайне неэффективным и неспособным адекватно формулировать и решать сложные задачи. Соответственно - цивилизационно крайне отсталое и не имеющее эффективных институциональных структур для саморазвития и исполнения всего спектра надлежащих функций современного общества, т.е. примитивность организации армянского общества определила собой узость спектра доступных для него функций.
Вспоминается статья Миграняна и Клямкина в перестроечный период, в которой основная идея - переход от тоталитаризма к демократии проходит через авторитаризм. В этой связи можно надеяться, что и армянский переход от усеченной пирамиды к гражданскому обществу проходит все-таки через болезненное завершение пирамиды иерархии, но не ее игнорирование. При этом достойно искреннего сожаления то, что нация, привыкшая к неимоверной жестокости к себе, психологически крайне выносливая и мало обращающая внимание на потери, оказалась не способной прямо обратиться к возможностям демократии, не смогла отказаться от соблазна прямого насилия и “пропустить” этот этап.
К сожалению, мы стали заложниками наших лучших качеств: приверженности семье и традициям. Наши воля и упорство стали труднопреодолимым барьером для внутрисистемных изменений в сторону демократизации, каким бы близким не казался переход от плоского среза к среднему классу.
@ 2009-08-20 16:15:00
Века утраченной государственности сформировали устоявшиеся внутриармянские стереотипы об отсутствии государственного мышления и замене его семейно-оджаховым, об отсутствии национальных политических традиций и т.п. Современная армянская общественно-политическая мысль, не опровергая эти стереотипы и констатируя необходимость их преодоления, в то же время не находит путей к достойным альтернативам, на уровне же массового сознания выход видится в “единении и сплочении”.
Несмотря на множество региональных и страновых отличий в разных группах диаспорического армянского этноса, общим для всех групп следствием долговременной утраты государственности и физического уничтожения правящего класса в результате череды геноцидов является отсутствие национальной элиты: и фактическое, и закрепленное в самосознании армян. С этой точки зрения не столь важен конкретный исторический путь развития, приведший к такому результату (в частности - историческая роль общин, механизмы их саморегуляции, этапы развития армянского народа), как сам результат. Вне зависимости от политических, религиозных, или иных особенностей, подчиненное армянское население, несмотря на определенную и зачастую значительную инкорпорацию в элиты империй-завоевателей, было лишено национальной элиты, способной выражать прежде всего интересы армянские, а не интересы имперские. Надо отметить, что армяне не единственные, у кого так называемая “компрадорская” элита не стала основой элиты национальной и одна из причин этого кроется в неимоверном консерватизме армянского сознания.
Подобным обществом без традиционной элиты были чеченцы, которые освоили кавказский вариант военной демократии с культом воина. Чеченцы были более компактны, более однородны и малочисленны, но даже им для самоорганизации пришлось усложнить свою структуру тейпами - своеобразными “первичными организациями” - носителями легитимности власти.
В армянском же обществе такой военно-демократической саморегуляции не получилось, армянское население было больше по численности, проживало разбросанно, жило вперемешку с чужым населением и было обществом с большей профессиональной неоднородностью. В определенной мере исключением являлись самоуправляющиеся области Сасуна, Шатаха, Зейтуна и Арцах-Сюника, сохранившие княжеское и военное сословие, а также определенную организационную иерархию. Поэтому армянами был выработан иной механизм: махровый идейный консерватизм (унитаризм), который обеспечивал монолитность и единообразие этноса для крестьян, ремесленников, купцов и священников в чуждой имперской иерархии в условиях отсутствия государства. В результате возник парадокс: стремление к сохранению армянской идентичности выталкивало не соответствующую первичным и формальным нормам такой идентичности (“армянскости”) элиту из армянского же общества.
Важнейшими нормами “армянскости” являлись религия (т.е. приверженность ААЦ, что автоматически вымывало из границ этноса массу армян - высших должностных лиц гражданской и военной администрации доминирующих империй), а также общинность (клановость). Соответственно клановость есть следствие изолированного и дисперсного расселения, где клан собственно олицетворял и Армянский Мир(ок), и саму Родину в чуждом окружении.
Именно община (клан) стал первичной и единственной структурной ячейкой армянского общества, что позволяло контролировать ее членов, и эта же клановость позволяла преодолеть влияния внешней среды и даже обеспечивала экстерриториальность армянскости. Поэтому сохранение и защита территории как условия сохранения этноса не стали в армянском мышлении доминирующими, клановая организация до поры до времени позволяла сохранить этнос без территории и даже вопреки влиянию территории. С распадом же общин и больших патриархальных семей функцию сохранения “армянскости” взяла на себя семья масштаба “короткого родства”.
Управление как общественная функция всегда было прерогативой имперской администрации и элиты, которые воспринимались армянским этносом как чужое и нечто в целом чужеродное вкупе с самими армянскими представителями этой элиты. Со своей же стороны, инкорпорированная в имперскую администрацию армянская карьерная элита скорее была уздечкой на шее армянского общества, чем легитимным представителем армянского общества в метрополии.
Таким образом, структура армянского общества, которая складывалась веками, представляла из себя именно усеченную пирамиду: иерархию без своего логического завершения-элиты. Как охарактеризовал Рачья Арзуманян "плоский срез в чужом обществе" с вечным поиском князя (как правило - чужеродного). Такая усеченная социальная пирамида (иерархия) позволяла завоевателю контролировать непокорный этнос, инкорпорируя наиболее выдающихся представителей армянского общества в имперскую элиту и не допуская формирования национальной элиты как важнейшего предусловия самоорганизации этноса.
Армянская усеченная пирамида без элиты (без “князей”) делает покоренный народ смирным и инертным, однако и такое общество инстинктивно ищет логическое завершение, т.е. условий жизнеспособности своего социума в социуме чужеродном, где занимает априори подчиненную нишу. Такая усеченная пирамида не может формировать национальные задачи и по своей сути ущербна, нежизнеспособна вне чужой иерархии. Отсюда корни постоянных и традиционных в армянском обществе суждений о невозможности сохранения национального государства и мечты о входе в состав России.
Отличительной особенностью армянского опыта является экзогенное насилие доминирующей империи в процессе господства и навязывания своих законов и правил, и выработанный соответствующий армянский модус противостояния чуждому социуму, связанный с эндогенным идейным насилием. В свою очередь это же внутриармянское насилие обеспечивает однородность плоского среза как способ удержания монолитности этноса вне социальных, групповых интересов индивидуумов в форме кланов и семей. Причем это горизонтальное насилие, как ответ на вертикальное внешнее насилие, распространяется не столько на подавление карьерных возможностей "выскочки" (“выскочка” подвергался остракизму), а прежде всего на идеологические отклонения от генеральной линии идеологических штампов в любом проявлении. Чем сильнее было внешнее давление, тем сильнее вырабатывались компенсационные механизмы армянского народа для формирования идентичности, прежде всего через семью, взаимовыручку и жесткое армянское “идейное” воспитание на уровне простой и закрытой социальной организации-клана (общины или семьи). Таким образом, можно зафиксировать, что века иноземного ига привели к катастрофическому социальному регрессу армянского общества, отбросив его на уровень полуплеменной организации с системой табу и крайне ортодоксальной, внетерриториальной и внегосударственной системы ценностей, где социальная клановая (семейная) структура подавила профессиональные, политические, экономические, идеологические и прочие структуры общества более высокого уровня.
По этой же причине в армянском обществе не происходит естественного объединения по групповым интересам: каждый решает свои вопросы индивидуально или “семейно-кланово”, подспудно осознавая ущербность и чуждость армянского общества-незавершенной пирамиды, которую или надо уничтожить, или завершить, а групповые интересы более высокого уровня входят в непреодолимое противоречие с клановой структурой общества и мышлением. У неполноценного, незавершенного общества нет граждан, а есть члены клана. Для появления граждан нужна вся пирамида, а не ее плоский срез, необходимы объединения граждан по групповым интересам как основы социального общества. В завершенности социальной пирамиды (иерархии) проявляется качество общества и государства, а значит - и граждан, готовых быть частью большей общности и защищать большую общность, чем семья или клан. В существующем же варианте армянский клан (семья) предназначен для оппонирования враждебному окружению и фиксирования члена клана в определенных идеологических и поведенческих рамках. Монолитность, "все как один", лозунги, призывающие к единству, а по сути - к единообразию, - идея-фикс армянства, абсолютно противоречащее специализации и разделению труда в обществе, задаче формирования социальных групп внутри общества. Налицо простая схема примитивного общества, где небольшая, но организованная группировка может навязать свою власть любой однородной массе. Собственно, нет разницы между пришлыми варягами на Руси в средневековье и собственными военными в современной Африке: чем однороднее масса общества, тем меньшую конкуренцию испытывает действующая элита и, следовательно, тем ниже ее качество, а чем ниже качество элиты, тем в большей мере она оказывается не способной исполнять свою функцию локомотива. Тем не менее армянское традиционное мышление по сей день продолжает искать ответы на вызовы времени в традиционном "единстве".
Страх перед дискретностью, разнообразием и внутренней конкуренцией вне традиционных идеологических штампов свел задачи политического поля и реального лидерства к минимуму и даже при наличии ощутимого числа инициативных и грамотных людей основная масса общества, находясь вне институциональных структур, остается абсолютно для него бесполезной, беззащитной перед произволом своей же де-факто элиты и отчужденной от решения общенациональных задач. Ибо любая, даже самая худшая организация всегда оказывается способной подчинить своим интересам даже высокоинтеллектуальных и выдающихся личностей, если они разобщены и ошибочно полагают такое свое состояние свободой.
Именно самоподавление групповых интересов и препятствование кристаллизации социальных групп позволяет единственной организованной группе в армянском обществе - криминалу - занимать в современной Армении верхушку пирамиды во вновь формируемой элите. Внутренняя борьба плоского среза за "единство и монолитность" подавила самоорганизацию по групповым интересам, без которого немыслимо участие в борьбе за место в иерархии общества. В результате весь пыл общества уходит не на конкурентную борьбу с криминалом, (который фактически поглотил и бизнес и государственный аппарат) за место элиты, а на подавление инакомыслящих индивидуумов.
Демократических элементов выдвижения и ротации вновь формируемой армянской элиты нет и в ближайшем будущем не предвидится, на практике же действует первобытный и зачастую единственный принцип - насилие как способ формирования и удержания новой иерархии армянского общества, а также весьма своеобразно построенной вертикали власти.
Общая люмпенизация постсоветского пространства, связанная с распадом советского общества имеет место и у нас, но армянская специфика заключается в том, что традиции семьи, клана и насилия, волевые и бойцовские качества и стереотипы армянского народа входят в противоречие с современными же запросами по мобилизации и формализации государственных структур. Это похоже на то, что произошло с чеченцами, когда банды воинов не смогли создать государства и выяснилось, что для этого нужен один архи-бандит, а не демократия.
Как результат такого процесса у армянского общества не сформировалось адекватной элиты и рациональных принципов вертикальной мобильности - только насилие и деньги, как единственные критерии тактической, сиюминутной эффективности, как вообще критерий всего сущего. А в обществе, где иерархия основана исключительно на насилии, нет места для карьеры умных и талантливых людей: общество выбрасывает их за рубеж, как “слюнтяев”, “слабаков” также как подвергала остракизму компрадорскую элиту в период утраченной государственности. Поэтому талантливые люди, все же приобретшие армянский волевой характер, продолжают добиваться высот в других странах, в которых преобладают системные преимущества развитого институционализма.
По своей структуре армянское общество - это все еще плоский срез, т.е. крайне примитивное общество, и поэтому продолжающее оставаться крайне неэффективным и неспособным адекватно формулировать и решать сложные задачи. Соответственно - цивилизационно крайне отсталое и не имеющее эффективных институциональных структур для саморазвития и исполнения всего спектра надлежащих функций современного общества, т.е. примитивность организации армянского общества определила собой узость спектра доступных для него функций.
Вспоминается статья Миграняна и Клямкина в перестроечный период, в которой основная идея - переход от тоталитаризма к демократии проходит через авторитаризм. В этой связи можно надеяться, что и армянский переход от усеченной пирамиды к гражданскому обществу проходит все-таки через болезненное завершение пирамиды иерархии, но не ее игнорирование. При этом достойно искреннего сожаления то, что нация, привыкшая к неимоверной жестокости к себе, психологически крайне выносливая и мало обращающая внимание на потери, оказалась не способной прямо обратиться к возможностям демократии, не смогла отказаться от соблазна прямого насилия и “пропустить” этот этап.
К сожалению, мы стали заложниками наших лучших качеств: приверженности семье и традициям. Наши воля и упорство стали труднопреодолимым барьером для внутрисистемных изменений в сторону демократизации, каким бы близким не казался переход от плоского среза к среднему классу.
@ 2009-08-20 16:15:00