e la nave va
А корабль летит, а море идёт ко дну,
аргонавты дуются на жену,
на всех одну -
проклинала, махала скалкой.
Упадает в пропасть и дом, и священный лес,
и мой зябкий Ёлк, и твой, брат, Пелопоннес.
А скажи, Оганес,
никого, ничего не жалко?
Были мы пиратами на морях,
были мы солдатами в лагерях
и на всех пирах неряхами из нерях -
ели-пили-срали.
А теперь летим на Вояджере Один,
разрывая носом чёрные пасти льдин,
и в шестом отсеке сломан гетеродин,
и конец морали.
И нам тоже конец, недалёко, за той чертой,
но корабль летит, отчаяньем налитой,
будто шарик из песни той,
вдоль кометной тучи
туда, где тусклой овчинкой горит руно,
и на нем грузины - чистое мимино -
возлежа, из кратеров жаркое пьют вино,
но армяне лучше.
аргонавты дуются на жену,
на всех одну -
проклинала, махала скалкой.
Упадает в пропасть и дом, и священный лес,
и мой зябкий Ёлк, и твой, брат, Пелопоннес.
А скажи, Оганес,
никого, ничего не жалко?
Были мы пиратами на морях,
были мы солдатами в лагерях
и на всех пирах неряхами из нерях -
ели-пили-срали.
А теперь летим на Вояджере Один,
разрывая носом чёрные пасти льдин,
и в шестом отсеке сломан гетеродин,
и конец морали.
И нам тоже конец, недалёко, за той чертой,
но корабль летит, отчаяньем налитой,
будто шарик из песни той,
вдоль кометной тучи
туда, где тусклой овчинкой горит руно,
и на нем грузины - чистое мимино -
возлежа, из кратеров жаркое пьют вино,
но армяне лучше.