Записи состояния
Высокий сухощавый блондин бережно ловит локоть нервной красавицы в брючном костюме тёмно-зелёного цвета.
Одинокая, нарядная, крупно-беременная домохозяйка молится на тяжёлые дубовые двери; их размыкание каждый раз обещает ей чудо. Надеюсь, она дождалась, и просто на улицах сегодня особенно трудно автомобилям.
Юноша в спортивных брюках приглаживает волосы напротив золотого великанского зеркала. Его тоненькая спутница на диване рядом со мной мнёт коленями сигарету, не решаясь отлучиться.
Полный господин с седыми висками, стоя позади глубокого кресла, что-то бормочет в плюмаж решительно накрашенной даме.
Азербайджанец, похожий на сытую смерть, хмуро косится на пожилую и несомненно зарегистрированную в Петербурге избранницу.
Дальний угол залы: грузный семит профессорского вида с девушкой в локонах, бриллиантах и стоптанных туфлях. Страстный шёпот, неловкость рук, растерянные глаза.
Сквозь всё снуют, чуть улыбаясь, бюрократки.
Тона - и крем, и пурпур, и печаль.
Одинокая, нарядная, крупно-беременная домохозяйка молится на тяжёлые дубовые двери; их размыкание каждый раз обещает ей чудо. Надеюсь, она дождалась, и просто на улицах сегодня особенно трудно автомобилям.
Юноша в спортивных брюках приглаживает волосы напротив золотого великанского зеркала. Его тоненькая спутница на диване рядом со мной мнёт коленями сигарету, не решаясь отлучиться.
Полный господин с седыми висками, стоя позади глубокого кресла, что-то бормочет в плюмаж решительно накрашенной даме.
Азербайджанец, похожий на сытую смерть, хмуро косится на пожилую и несомненно зарегистрированную в Петербурге избранницу.
Дальний угол залы: грузный семит профессорского вида с девушкой в локонах, бриллиантах и стоптанных туфлях. Страстный шёпот, неловкость рук, растерянные глаза.
Сквозь всё снуют, чуть улыбаясь, бюрократки.
Тона - и крем, и пурпур, и печаль.