Одигитрия
Казань в тюркских шароварах под обрывками европейского платья. Уже слишком пряная. Картину Фешина в Национальной галерее подписали "Женщина с корамыслом", а бедный адмирал у них везде почему-то "колчак". Костюм, понятно, полностью не кончен: изваяния нагих Джалиля и Нуреева, фасады университетов, премьер-министр с русской фамилией. Несколько уличек в центре города похожи на Москву в девичестве.
На Казанскую по Казани мы текли под присмотром: над нами в древний русский кремль, как пыточные гвозди, вбиты минареты Кул-Шарифа. Крестный ход - смиренная, бестолковая, слабая сила. Я в ней, и она во мне. Победители.
И всё замешанное во мне теперь - как всегда разом и вдруг - всходит неудержимым тестом. Опарою Богородицы, честь по чести; я помню это чувство, такое прежде случалось: внутри становится тихо, светло и страшно. Словно важный стих вот-вот читать с табуретки.
На Казанскую по Казани мы текли под присмотром: над нами в древний русский кремль, как пыточные гвозди, вбиты минареты Кул-Шарифа. Крестный ход - смиренная, бестолковая, слабая сила. Я в ней, и она во мне. Победители.
И всё замешанное во мне теперь - как всегда разом и вдруг - всходит неудержимым тестом. Опарою Богородицы, честь по чести; я помню это чувство, такое прежде случалось: внутри становится тихо, светло и страшно. Словно важный стих вот-вот читать с табуретки.