Что касается реалий, то родная медицина не дает возможности расслабиться.
Недавно приходит подозреваемый подследственный страждущий. Говорит, что ему нарисовали диабет первого типа. Возраст - 18 лет. Инсулинозависимый с 14.
Задает вопрос, как ему лечиться. Точнее - его мать задает вопрос.
Проф смотрит, выпытывает средствами третьей степени анамнез и тихо фалломорфирует. Я - вместе с ним. Тут надо не про лечение начинать говорить.
Вопрос - есть ли у него диабет? Точнее - был ли у него настоящий диабет первой степени?
А анамнез смешной. С детства паренька приучали к высоким физическим нагрузкам. С восьми лет масса секций. От легкой атлетики до карате. По пять-семь часов тренировок в день.
Немного ли?
И это, прошу заметить (тут тревожный бой циркового барабана) - при том, что у мальчика доминанта симпатического тонуса вегетатики.
Что произошло?
А вот что.
Симпатикотоники имеют занятную особенность. У них весь активный сахар - в крови. Процесс утилизации посредством инсулина в печень - минимален. Они генетически ориентированы на доминанту траты энергии. (Вспоминаем первую фалангу товарища Александра Филипповича).
Итак, спринтера заставляли с детства выполнять функцию стаера. Причем - с высоким постоянным уровнем нагрузки.
Что делает любимый организм? Верно, он, собака такая, помирать не согласный, он - адаптируется. А что надо для того, чтобы симпатикотоник адаптировался к долговременным нагрузкам? Правильно - подстегнуть надо процесс извлечения сахара в кровь. И поддерживать его на высоком уровне, поскольку неизвестно, когда хозяину организма моча в голову стукнет опять нагрузиться до полного остекленения. (Не в смысле нажраться водки, а в смысле физической нагрузки).
Что характерно, даже у молодых и сильных организмов есть свой предел допустимого издевательства. Вот и при наступления периода пубертата организм сказал - а пошли все … в общем, далеко. И откликнулся стойкой гипергликемией.
Ага, пациент почувствовал себя не сильно здорово и был направлен к пилюлькиным нашим. А пилюлькины что? Они поступили по прописям, которым их учили в ВУЗе. Они ему не раздумывая долго настоятельно рекомендовали инсулин в инъекциях.
Как это, у Жванецкого? «Оркестр играет импровизацию, отдаленно похожую на траурный марш Мендельсона»?
И вот уже несколько лет принципиально здоровая поджелудочная старательно делает вид, что борется с внешним инсулином «по требованию».
А что нужно было сделать? А нужно было иметь нормального врача. Это раз. И нужно было рекомендовать систему нагрузок, которая бы постепенно привела организм к его личной норме. И - всё. И никакого инсулина. И никаких фатальных последствий для человека. Нужно было всего-навсего сделать грамотный диагноз.
Потому, что в настоящий момент лечить его придется долго и мучительно. Это в том случае, если поджелудочная еще не совсем прекратила всю эту возню со своим инсулином и мозг не перестал бороться за право управлять процессами гормонального обмена.
Но и это - полбеды. Беда-то в том, что сам пациент воспринимает свою болезнь исключительно пофигистски. Ну, надо колоть - буду колоть. «Мне даже нравится. Стало плохо - укололся, и снова ем, что хочу, двигаюсь, как хочу, режим дня - какой попало.» Все, финиш. Спрашивается, чего люди так переживают за свои болезни, если желания сделать над собой усилие и изменить образ жизни не возникает даже при угрозе самых жутких последствий? Это ж какой должна быть окружающая жизнь, чтобы люди так не хотели быть здоровыми?
Это, кстати, касается многих. Люди постоянно ноют, что им плохо, а когда предлагаешь реальное решение их проблемы - начинают стонать, что они видят это несколько иначе. А «несколько иначе» в их представлении - это некая «волшебная пилюля», которую можно принять однократно, и все в их жизни волшебным образом переменится. Причем, что тоже немаловажно, пилюля должна быть сильно бюджетна, то есть не превышать стоимости некой позиции, от которой пациент может и отказаться. Например, не превышать стоимости билета в кино. Или - порции гамбургера с картошкой.