(no subject)
Хм…
Случайно нашел интересную книгу.
Василий Васильевич Князев «Частушки красноармейские и о Красной Армии».
Даже не слыхал о таком раньше.
Но пишет интересно. Практически совпадает с моими мыслями.
Об армии:
«I
Везде и всюду, кроме Советских Республик, армия, это - остроотточенные, покорно-готовые, как к обороне, так и к захватническим нападениям, «штыки».
И - только.
Этим и ограничивается их жизненная роль.
Остроотточенность и покорная готовность (иными словами боеспособность) создается особыми приемами казарменного воспитания, лучше всего переданными солдатской прибауткой недоброго нашего, дооктябрьского, прошлого:
«Руки - по швам,
Голову - в карман».
Дисциплина и человек - автомат!
Солдат не должен мыслить. Солдат не имеет права мыслить. Мыслит за него - начальство.
Техника казарменного воспитания, опять-таки, лучше всего обрисована солдатскими пословицами и прибаутками:
«Недовернешься - бьют, и перевернешься - бьют»
«Бритвы нет, так шило бреет;
«Шубы нет, так палка греет»…
Битье, битье и битье!
Отсылаем читателей к повести Куприна «Поединок», некоторые страницы которой целиком посвящены изображению этой палочной и зубодробительной системы превращения мыслящего живого человека в покорно-готовый и остро-отточенный «ШТЫК».
Вернувшись в деревню, искалеченный человек приходится здесь не ко двору, чувствует себя чужаком, мучается и доставляет невыразимые мучения окружающим. Об этом хорошо передано в рассказе Соболя - «Порченный», посвященном такому, изуродованному царской казармой, пахарю.
II
«Солдат отрезанный ломоть»…
«Солдат - горемыка, хуже лапотного лыка»…
«Двадцать пять лет - солдатский век»…
И не мудрено, поэтому, что стары , дооктябрьские, посвященные солдатчине, частушки, почти сплошь - стоны, жалобы и слезы.
Жалобы, стоны и слезы начиняются непосредственно с момента отправления в город, в ненавистный «приемный дом».
Девушка, невеста новобранца, поет:
Городской приемный дом,
Сгори ты синиим огнем;
Сгори ты синиим огнем-
Чтоб не сдавали Колю в нем!
А сам жених, рекрут, такими словами передает свое душевное состояние перед черной разлукой:
Ты сыграй, а я спою
Про участь горькую мою;
Участь горькая моя -
Сдают в солдатушки меня.
Или, еще более определенно:
Пойду, выду на могилу,
Разбужу родную мать:
«Ты вставай, родная мать,
Со мною горе горевать;
Со мною горе горевать-
Меня в солдаты провожать!».
Нет никакой нужды передавать жалобы и стоны слезные следующих этапов: расставание - дорога - город - прием - забрит - казарма.
Дайте ножик повострее,
Тошно сердцу моему:
Моя молодость проходит
В серокаменном дому!
Стоны и жалобы, сплошные моря слез - вот чем сопровождалась «рекрутчина» в старой, дооктябрьской России, вот что видели и слышали в ней сурово-безмолвные стены гробов-казарм.
III
Но совсем другое дело призыв и казарма нашего, послеоктябрьского, времени.
«Солдата» в прежнем понимании этого слова, - теперь у нас нет.
Есть - красноармейцы, воины-граждане. Командир- в подавляющем большинстве, такой же крестьянин и рабочий, как и рядовые красноармейцы, - не только начальник (по опытности и знаниям), но и учитель, друг, товарищ.
Штыки их остроотточоны на случай чьего-либо разбойничьего нападения на СССР, по случаи захватнических наскоков на земли соседей вычеркнуты раз навсегда.
Красноармейцы знают, зачем они идут в красную казарму:
Собралась вас полна рота
Из рабочих батраков -
Защищать свои советы
От богатых кулаков.»
Целый набор признаков, которые демонстрируют занятный факт - армия СССР постепенно переставала быть именно народной армией в конце существования Союза. Наличие уголовного элемента (в связи с законом о разрешении службы для судимых), наличие дедовщины, наличие высокого уровня бессмысленных действий (лишь бы солдат занять). Отсутствие очевидных и мощных мотивов (нет явного врага, ведущего боевые действия, нет четкого понимания идеологии).
Отсюда и органичное перерождение бывшей народной армии Советского Союза в некую наемно-принудительную армию современной РФ.
Н-да... Тезисно.
Случайно нашел интересную книгу.
Василий Васильевич Князев «Частушки красноармейские и о Красной Армии».
Даже не слыхал о таком раньше.
Но пишет интересно. Практически совпадает с моими мыслями.
Об армии:
«I
Везде и всюду, кроме Советских Республик, армия, это - остроотточенные, покорно-готовые, как к обороне, так и к захватническим нападениям, «штыки».
И - только.
Этим и ограничивается их жизненная роль.
Остроотточенность и покорная готовность (иными словами боеспособность) создается особыми приемами казарменного воспитания, лучше всего переданными солдатской прибауткой недоброго нашего, дооктябрьского, прошлого:
«Руки - по швам,
Голову - в карман».
Дисциплина и человек - автомат!
Солдат не должен мыслить. Солдат не имеет права мыслить. Мыслит за него - начальство.
Техника казарменного воспитания, опять-таки, лучше всего обрисована солдатскими пословицами и прибаутками:
«Недовернешься - бьют, и перевернешься - бьют»
«Бритвы нет, так шило бреет;
«Шубы нет, так палка греет»…
Битье, битье и битье!
Отсылаем читателей к повести Куприна «Поединок», некоторые страницы которой целиком посвящены изображению этой палочной и зубодробительной системы превращения мыслящего живого человека в покорно-готовый и остро-отточенный «ШТЫК».
Вернувшись в деревню, искалеченный человек приходится здесь не ко двору, чувствует себя чужаком, мучается и доставляет невыразимые мучения окружающим. Об этом хорошо передано в рассказе Соболя - «Порченный», посвященном такому, изуродованному царской казармой, пахарю.
II
«Солдат отрезанный ломоть»…
«Солдат - горемыка, хуже лапотного лыка»…
«Двадцать пять лет - солдатский век»…
И не мудрено, поэтому, что стары , дооктябрьские, посвященные солдатчине, частушки, почти сплошь - стоны, жалобы и слезы.
Жалобы, стоны и слезы начиняются непосредственно с момента отправления в город, в ненавистный «приемный дом».
Девушка, невеста новобранца, поет:
Городской приемный дом,
Сгори ты синиим огнем;
Сгори ты синиим огнем-
Чтоб не сдавали Колю в нем!
А сам жених, рекрут, такими словами передает свое душевное состояние перед черной разлукой:
Ты сыграй, а я спою
Про участь горькую мою;
Участь горькая моя -
Сдают в солдатушки меня.
Или, еще более определенно:
Пойду, выду на могилу,
Разбужу родную мать:
«Ты вставай, родная мать,
Со мною горе горевать;
Со мною горе горевать-
Меня в солдаты провожать!».
Нет никакой нужды передавать жалобы и стоны слезные следующих этапов: расставание - дорога - город - прием - забрит - казарма.
Дайте ножик повострее,
Тошно сердцу моему:
Моя молодость проходит
В серокаменном дому!
Стоны и жалобы, сплошные моря слез - вот чем сопровождалась «рекрутчина» в старой, дооктябрьской России, вот что видели и слышали в ней сурово-безмолвные стены гробов-казарм.
III
Но совсем другое дело призыв и казарма нашего, послеоктябрьского, времени.
«Солдата» в прежнем понимании этого слова, - теперь у нас нет.
Есть - красноармейцы, воины-граждане. Командир- в подавляющем большинстве, такой же крестьянин и рабочий, как и рядовые красноармейцы, - не только начальник (по опытности и знаниям), но и учитель, друг, товарищ.
Штыки их остроотточоны на случай чьего-либо разбойничьего нападения на СССР, по случаи захватнических наскоков на земли соседей вычеркнуты раз навсегда.
Красноармейцы знают, зачем они идут в красную казарму:
Собралась вас полна рота
Из рабочих батраков -
Защищать свои советы
От богатых кулаков.»
Целый набор признаков, которые демонстрируют занятный факт - армия СССР постепенно переставала быть именно народной армией в конце существования Союза. Наличие уголовного элемента (в связи с законом о разрешении службы для судимых), наличие дедовщины, наличие высокого уровня бессмысленных действий (лишь бы солдат занять). Отсутствие очевидных и мощных мотивов (нет явного врага, ведущего боевые действия, нет четкого понимания идеологии).
Отсюда и органичное перерождение бывшей народной армии Советского Союза в некую наемно-принудительную армию современной РФ.
Н-да... Тезисно.