Город.
Что для меня город... Место? Дух? Что-то иное?...
Я не писала ничего до игры, боясь растратить те немногие крошки, которые я бережно сметала и берегла для нее. Крошки ощущений, воспоминаний, картинок, все то что я хотела привезти с собой, как воспоминания Зои, как ее предисторию, как то что уже сложило ее. Младшую, боязливую, привязанную, отчаянную, резкую, заботливую, думающую, завидующую, любящую.
Константинополь дал мне страх... самый страшный страх потери того кого любишь... Зоя потеряла отца... Когда отпевали обоих дядей и я видела слезы на глазах бабушки, я еще не до конца осознавала это, но когда умер Евгений... случайная, глупая смерть... Он лежит на входе в храм... его мать, простоволосая сидит возле тела, глядя в одну точку, а рядом коронуют Дмитрия и я вижу улыбки и радость на лицах...
В этот момент Зоя отделилась от меня, я отошла на второй план, она была изначально слабее и я боялась, что я задавлю ее, сделаю ее собой, вложу в нее то, что она не переживала, чего в ней быть пока еще не может, вложу в нее свои потери, боль, прошлое, победы и приобретения... Но в тот момент когда меня уводили от тела Евгения, Зоя оттеснила меня. Ее слезы, ее мысли, ее досада, ее боль...
Именно тогда она первый раз испугалась за Фому, поняла что может потерять кого-то, кто действительно значим для нее. Именно тогда она поняла что ненавидит Лонго. Именно тогда она обрела что-то что позволяет переступить через себя, внутренний стержень, готовность. Что-то кроме детских шалостей.
Константинополь стал для нее горем, болью, она покляла его и так и не взяла слова обратно. Она сняла крест и не одевала его более ни разу, и ни разу с тех пор не прочла молитву.
Но я не Зоя, а она это не я.
Мне Город дал то чего никогда не было, сестру такую как мне всегда хотелось. Религию, которой хотелось следовать. Веру, ради которой можно было не задумываясь жертвовать.
Город дал мне людей, когда Иеронима била меня по щекам, что бы заставить придти в себя, а бабушка хваталась за сердце, тех людей ради которых можно было нарушать правила, с которыми хотелось делиться радостями и горестями. Город дал мне страх, когда я заметила черный дым над деревянной стеной во время первого штурма. Город дал мне религию, когда я проснулась в палатке и первой моей мыслью был ужас, что меня не разбудили, и я проспала утреннюю литургию. Город дал мне понимание, что чудеса делают люди.
Как ни странно то что Зоя и я потратила львиную долю времени на мистический пласт и на мир снов, именно это дало мне в конце концов понимания, что это не нужно. Что чудеса мы сделаем здесь и сейчас. Воины, отбившие город; Иеронима, призвавшая Юстиниана; мастера, создавшие все это.
Я пережила Константинополь... Я прожила константинополь... Я прожила его вместе с Зоей. И Зоя стала той, которая может стать Софьей.
А черепки... Черепки я бросила там...
В земле Константинопольской...
Не повезла в Московию...
Потому что душа города это его люди, а не сосуды или фрески.
Я не писала ничего до игры, боясь растратить те немногие крошки, которые я бережно сметала и берегла для нее. Крошки ощущений, воспоминаний, картинок, все то что я хотела привезти с собой, как воспоминания Зои, как ее предисторию, как то что уже сложило ее. Младшую, боязливую, привязанную, отчаянную, резкую, заботливую, думающую, завидующую, любящую.
Константинополь дал мне страх... самый страшный страх потери того кого любишь... Зоя потеряла отца... Когда отпевали обоих дядей и я видела слезы на глазах бабушки, я еще не до конца осознавала это, но когда умер Евгений... случайная, глупая смерть... Он лежит на входе в храм... его мать, простоволосая сидит возле тела, глядя в одну точку, а рядом коронуют Дмитрия и я вижу улыбки и радость на лицах...
В этот момент Зоя отделилась от меня, я отошла на второй план, она была изначально слабее и я боялась, что я задавлю ее, сделаю ее собой, вложу в нее то, что она не переживала, чего в ней быть пока еще не может, вложу в нее свои потери, боль, прошлое, победы и приобретения... Но в тот момент когда меня уводили от тела Евгения, Зоя оттеснила меня. Ее слезы, ее мысли, ее досада, ее боль...
Именно тогда она первый раз испугалась за Фому, поняла что может потерять кого-то, кто действительно значим для нее. Именно тогда она поняла что ненавидит Лонго. Именно тогда она обрела что-то что позволяет переступить через себя, внутренний стержень, готовность. Что-то кроме детских шалостей.
Константинополь стал для нее горем, болью, она покляла его и так и не взяла слова обратно. Она сняла крест и не одевала его более ни разу, и ни разу с тех пор не прочла молитву.
Но я не Зоя, а она это не я.
Мне Город дал то чего никогда не было, сестру такую как мне всегда хотелось. Религию, которой хотелось следовать. Веру, ради которой можно было не задумываясь жертвовать.
Город дал мне людей, когда Иеронима била меня по щекам, что бы заставить придти в себя, а бабушка хваталась за сердце, тех людей ради которых можно было нарушать правила, с которыми хотелось делиться радостями и горестями. Город дал мне страх, когда я заметила черный дым над деревянной стеной во время первого штурма. Город дал мне религию, когда я проснулась в палатке и первой моей мыслью был ужас, что меня не разбудили, и я проспала утреннюю литургию. Город дал мне понимание, что чудеса делают люди.
Как ни странно то что Зоя и я потратила львиную долю времени на мистический пласт и на мир снов, именно это дало мне в конце концов понимания, что это не нужно. Что чудеса мы сделаем здесь и сейчас. Воины, отбившие город; Иеронима, призвавшая Юстиниана; мастера, создавшие все это.
Я пережила Константинополь... Я прожила константинополь... Я прожила его вместе с Зоей. И Зоя стала той, которая может стать Софьей.
А черепки... Черепки я бросила там...
В земле Константинопольской...
Не повезла в Московию...
Потому что душа города это его люди, а не сосуды или фрески.