Люди
Иной раз возникает совершенно безудержное желание писать о людях - настолько значительный кусок из того огромного значимого, что в них сокрыто, я узреваю. В такие моменты случается абсолютной катострофой не найти бумагу и карандаш...
Уже 3жды за свою короткую жизнь я начинала изучение дактиля. 2 первые - из интереса и внутреннего желания понять человека, тогда еще совершенно юного, но с разворачивающейся внутренней трагедией, которой никто не желал замечать. Этой молодой и рвущейся в неизвестности душе необходима была материнская забота и дружеское плечо, чего я дать не могла более, чем на пару часов. Но порыв мой был прочувствован ею, и нить благодарной горечи с ее стороны, казалось, на долгие годы сплелась с нитью некого покровительственного крыла - с моей. Хотя это больше замечалось на внутренне-эмоциональном уровне, нежели внешне.
Она подарила мне книжку, не книгу, а именно книжку, по которой я могла бы изучить базу дактиля. Я искренне была признательна, но открыла ее впервые лишь года через 3.
Меня подталкивают случайные встречи с немыми людьми. Они кажутся мне непомерно значимыми. Не покидает чувство безусловной необходимости уметь понять и донести.
Иные встреченные люди кажутся стоящими более тесного знакомства и написания о них сеьезных произведений. Опять жалею об отсутствии хорошего фотоаппарата - этим тоже необходимо заняться...
Такое чистое некой детской чистотой лицо рыжего юноши, встреченного в поезде, вызывало желание постоянно смотреть на него и говорить с ним не переставая, не теряя ни одной драгоценной минуты отведенного на поездку времени. Но все это осталось внутри, невыраженное, дабы не смущать его спутницу, и по осознании того, что не изучив дактиля такой контакт будет преждевременным. Эта святая чистота и самозабвенная забота встречается в глухо-немых людях, вероятно, из-за замкнутости мира, в котором они живут, во первых, и лишений и страданий, отмеренных им судьбой вместе с их глухотой, во-вторых. Плюс осознание своей непохожести на слышащих и абсолютного безразличия к ним последних. Так явно на лице выступает выражение абсолютной преданности и безусловной веры на фоне всеобщего недоверия и опаски, обусловленные необходимостью, предписанные обстоятельствами, являющиеся единственным путем выжить и подарить себе немного бесконечного выплаканного счастья. Все в чистом виде, без лицемерия и лживости, ничем не прикрытые и не запачканные чувства. Абсолют чувства, абсолют его проявления. Искренность, взятая у природы. Подобную чистоту и неприкосновенную святость, которая может жить зачастую вместе с жестокостью и грубостью, и которая абсолютно выбеливает эти жестокость и грубость, я встречала еще лишь однажды, в юноше из детдома, Сергее, которого втретила в поезде же, и которого же несколько месяцев после знакомства встретила случайно на вокзале, как уже родного и близкого мне человека.
Параллели слишком явные для этих двух людей. Однако это лишь бесценный процент выросших в подобной среде людей. И безудержно хочется сохранить и защитить эту чистоту, ибо мир теряет чувствительность без ее присутствия.
Ругаю себя за чувство, близкое к жалости, по отношению к этим людям, потому как вижу, что они ничем не хуже, а во многом даже напротив - много лучше нас в своей ценностной ориентации и ощущении жизни. И даже ощущаю, что быть признанной таким человеком, быть принятой - честь, которой можно лишь надеяться быть удостоенной...
осень 2009
Уже 3жды за свою короткую жизнь я начинала изучение дактиля. 2 первые - из интереса и внутреннего желания понять человека, тогда еще совершенно юного, но с разворачивающейся внутренней трагедией, которой никто не желал замечать. Этой молодой и рвущейся в неизвестности душе необходима была материнская забота и дружеское плечо, чего я дать не могла более, чем на пару часов. Но порыв мой был прочувствован ею, и нить благодарной горечи с ее стороны, казалось, на долгие годы сплелась с нитью некого покровительственного крыла - с моей. Хотя это больше замечалось на внутренне-эмоциональном уровне, нежели внешне.
Она подарила мне книжку, не книгу, а именно книжку, по которой я могла бы изучить базу дактиля. Я искренне была признательна, но открыла ее впервые лишь года через 3.
Меня подталкивают случайные встречи с немыми людьми. Они кажутся мне непомерно значимыми. Не покидает чувство безусловной необходимости уметь понять и донести.
Иные встреченные люди кажутся стоящими более тесного знакомства и написания о них сеьезных произведений. Опять жалею об отсутствии хорошего фотоаппарата - этим тоже необходимо заняться...
Такое чистое некой детской чистотой лицо рыжего юноши, встреченного в поезде, вызывало желание постоянно смотреть на него и говорить с ним не переставая, не теряя ни одной драгоценной минуты отведенного на поездку времени. Но все это осталось внутри, невыраженное, дабы не смущать его спутницу, и по осознании того, что не изучив дактиля такой контакт будет преждевременным. Эта святая чистота и самозабвенная забота встречается в глухо-немых людях, вероятно, из-за замкнутости мира, в котором они живут, во первых, и лишений и страданий, отмеренных им судьбой вместе с их глухотой, во-вторых. Плюс осознание своей непохожести на слышащих и абсолютного безразличия к ним последних. Так явно на лице выступает выражение абсолютной преданности и безусловной веры на фоне всеобщего недоверия и опаски, обусловленные необходимостью, предписанные обстоятельствами, являющиеся единственным путем выжить и подарить себе немного бесконечного выплаканного счастья. Все в чистом виде, без лицемерия и лживости, ничем не прикрытые и не запачканные чувства. Абсолют чувства, абсолют его проявления. Искренность, взятая у природы. Подобную чистоту и неприкосновенную святость, которая может жить зачастую вместе с жестокостью и грубостью, и которая абсолютно выбеливает эти жестокость и грубость, я встречала еще лишь однажды, в юноше из детдома, Сергее, которого втретила в поезде же, и которого же несколько месяцев после знакомства встретила случайно на вокзале, как уже родного и близкого мне человека.
Параллели слишком явные для этих двух людей. Однако это лишь бесценный процент выросших в подобной среде людей. И безудержно хочется сохранить и защитить эту чистоту, ибо мир теряет чувствительность без ее присутствия.
Ругаю себя за чувство, близкое к жалости, по отношению к этим людям, потому как вижу, что они ничем не хуже, а во многом даже напротив - много лучше нас в своей ценностной ориентации и ощущении жизни. И даже ощущаю, что быть признанной таким человеком, быть принятой - честь, которой можно лишь надеяться быть удостоенной...
осень 2009