Спасибо! Ни Берни, ни Кастаньино не знала. Берни встречала в перечислениях в ряду латиноамериканских художников, которые объединены в "новый реализм" - но это у меня не вызвала никакого интереса, хотя альбом того же Сикейроса дома есть, куплен был в своё время из чисто познавательного интереса ("для гносеологии"). "Магический реализм" в литературе и "новый реализм" латиноамериканский в изобразительном искусстве - у меня не совпадали никак. А Кастаньино мне понравился. Сейчас его здесь посмотрела. С Борхесом он где-то как-то для меня может пересечься, да. Хороший какой художник! Но Борхеса я воспринимаю всё-таик не как латиноамериканского писателя, даже не как аргентинца. Увы, но так. А, может, и не увы. Борхес для меня классичен именно в таком каком-то универсальном наднациональном и метафилософском смысле. Хотя я чувствую его "аргентину" и "буэнос-айрес", но сформулировать для себя в чем я всё-таки это чувствую - не могу, но что-то такое иррационально далёкое чужое и прекрасное и очень в этом какое-то аристократичное чувствую. Эшер и Борхес - они в одном ряду меня устраивают и в тоже время мне не хватает в видеоряде для Борхеса какой-то тонкости, изысканности, чтоб она была не чувственная изысканность, а такая хрустально-интеллектуальная... Что-то не хватает. Не могу сформулировать.
У Берни был период такого Дельвообразного сюрреализма - умозрительного и при этом очень буэносайресского. Говоря о Борхесе если что-то из него приходит на ум, то скорее всего именно это.
А Кастаньино, как и Борхес в какой-то степени воссоздает метафизическую мифологизированную Аргентину, в каком-то смысле родственную несуществующей России Набокова (при том, что эмигрантами никогда не были, разве что времена и эпохи во время их жизни сменялись неожиданно быстро). Я с возрастом начинаю понимать, что в отличие от художников или музыкантов, наднациональных писателей нет. Как бы иным из них не хотелось такими казаться. Есть некий firmware зашитый в первом языке, и преодолеть его получилось разве что Джозефу Конраду. Можно, конечно покопаться и найти кого-то еще, но я других примеров сходу не приведу.
Ну, Борхеса читают в России (и тиражи, и популярность, которая, боялись, что скоро пройдёт, но она не пройдёт). В России Борхеса любят даже более, чем где-либо. Хотя он сам Россию упомянул, кажется, всего раза два-три. Такая странность необъяснимая: если так хорошо знал всю мировую литературу, то почему русская литература была для него так безразлична?! Бьюсь над этой загадкой. Я Борхеса очень люблю. Но совсем он мне не нужен как национальный аргентинский писатель. Его "аргентинистость" нужна мне как форма универсального. Это, конечно, истина, что писатель всегда национален как национален язык, на котором он писал и думал. Но - вечная тема! Мне жаль, что Александр Сергеевич остаётся тёмным для других культур, потому что трудно переводим. Спасибо! Есть повод и пища для продолжения своего "разговора" с Борхесом.
Что касается Борхеса и России - здесь никакой загадки нет, будучи человеком европейского систематического классического образования (Женева), он превосходно зал литературу тех языков, которые он знал. В этой метрике за исключением Толстого, Россия - периферийная страна (сравните например в эссе о мировой литературе у Гессе, кроме Достоевского, боготворимого Гессе, и Толстого, в этом пейзаже вообще никого нет). И это связано не с достоинствами и недостатками литератур, а с традициями преподавания и непреподавания тех или иных языков.
По этой причине, например, в мире недо-известна мощная литература португальская (все слышали имя, но сколько людей реально читали Камоэнша?), а в России относительно плохо знали итальянскую (ну, кроме Данте и Петрарки, конечно), в свою очередь будучи довольно хорошо знакомы с второстепенными в подобной метрике Джейно Остин или сетрами Бронте. Кстати, сие не обошло и англофила Борхеса.
Что же касается аргентинизма Борхеса, то здесь тоже все ясно. В литературе он присутствует в двух ипостасях, писатель-метафизик, философ и т.д., и - глубоко национальный автор, например, Милонги о Хасинто Чиклана или Песни об Альборносе, ставших частью фольклора (поэзия Борхеса, никоим образом не второстепенная в сравнении с его прозой, намного в большей степени национальна, чем проза), рассказов из "Всеобщей истории бесчестья", эссе о Маседонио Фернандесе и многого другого. Это как бы две стороны одного человека, и я не могу сказать, какая из них мне интереснее.
Да, еще Пампа, еще гаучо, которые знали луну в лицо! Борхес это любит, да, даже заворожен ими, даже страдает почти, что он вот такой книжный, не гаучо. "По следам Борхеса" пыталась прочесть Фернандеса - так великолепен очерк о нём! - но интересней был мне у Борхеса Фернандес, чем он сам. Это от незнания, увы, языка, конечно.
А Кастаньино мне понравился. Сейчас его здесь посмотрела.
С Борхесом он где-то как-то для меня может пересечься, да. Хороший какой художник!
Но Борхеса я воспринимаю всё-таик не как латиноамериканского писателя, даже не как аргентинца. Увы, но так. А, может, и не увы. Борхес для меня классичен именно в таком каком-то универсальном наднациональном и метафилософском смысле. Хотя я чувствую его "аргентину" и "буэнос-айрес", но сформулировать для себя в чем я всё-таки это чувствую - не могу, но что-то такое иррационально далёкое чужое и прекрасное и очень в этом какое-то аристократичное чувствую.
Эшер и Борхес - они в одном ряду меня устраивают и в тоже время мне не хватает в видеоряде для Борхеса какой-то тонкости, изысканности, чтоб она была не чувственная изысканность, а такая хрустально-интеллектуальная... Что-то не хватает. Не могу сформулировать.
Reply
А Кастаньино, как и Борхес в какой-то степени воссоздает метафизическую мифологизированную Аргентину, в каком-то смысле родственную несуществующей России Набокова (при том, что эмигрантами никогда не были, разве что времена и эпохи во время их жизни сменялись неожиданно быстро). Я с возрастом начинаю понимать, что в отличие от художников или музыкантов, наднациональных писателей нет. Как бы иным из них не хотелось такими казаться. Есть некий firmware зашитый в первом языке, и преодолеть его получилось разве что Джозефу Конраду. Можно, конечно покопаться и найти кого-то еще, но я других примеров сходу не приведу.
Reply
Я Борхеса очень люблю. Но совсем он мне не нужен как национальный аргентинский писатель. Его "аргентинистость" нужна мне как форма универсального.
Это, конечно, истина, что писатель всегда национален как национален язык, на котором он писал и думал. Но - вечная тема! Мне жаль, что Александр Сергеевич остаётся тёмным для других культур, потому что трудно переводим.
Спасибо! Есть повод и пища для продолжения своего "разговора" с Борхесом.
Reply
По этой причине, например, в мире недо-известна мощная литература португальская (все слышали имя, но сколько людей реально читали Камоэнша?), а в России относительно плохо знали итальянскую (ну, кроме Данте и Петрарки, конечно), в свою очередь будучи довольно хорошо знакомы с второстепенными в подобной метрике Джейно Остин или сетрами Бронте. Кстати, сие не обошло и англофила Борхеса.
Что же касается аргентинизма Борхеса, то здесь тоже все ясно. В литературе он присутствует в двух ипостасях, писатель-метафизик, философ и т.д., и - глубоко национальный автор, например, Милонги о Хасинто Чиклана или Песни об Альборносе, ставших частью фольклора (поэзия Борхеса, никоим образом не второстепенная в сравнении с его прозой, намного в большей степени национальна, чем проза), рассказов из "Всеобщей истории бесчестья", эссе о Маседонио Фернандесе и многого другого. Это как бы две стороны одного человека, и я не могу сказать, какая из них мне интереснее.
Reply
"По следам Борхеса" пыталась прочесть Фернандеса - так великолепен очерк о нём! - но интересней был мне у Борхеса Фернандес, чем он сам. Это от незнания, увы, языка, конечно.
Reply
Leave a comment