ФИЛЬМ, ИЗЪЯТЫЙ ИЗ УПОТРЕБЛЕНИЯ
Полвека назад на экраны СССР вышел невероятный фильм -- "Обыкновенный фашизм". На него выстраивались молчаливые очереди по многим городам страны. На просмотр в ту пору строем водили всей школой. Такого в истории советского кинопроката не случалось ни до, ни после. Фильм был некрасивый и неинтересный - черно-белые фотографии или движущаяся черная-белая хроника. На них были либо убитые, либо убийцы: Гитлер, Муссолини, кто-то еще… А за кадром звучал негромкий голос рассказчика, который объяснял про горы убитых, либо ядовито насмехался над убийцами, которые были уверены, что пришли навсегда, а вот ведь -- были покараны судом и повешены.
Всё это было про фашизм, который случился однажды в Германии и к 1965 году был уж двадцать лет, как повержен армиями-победительницами. В этом самом месте рассказчик неожиданно делал паузу и спокойно сообщал с экрана, что фашизм никуда не делся: он жив и будет жить всегда, только меняя имя и обличье… И в твою задачу входит внимательно следить за тем, что происходит вокруг тебя, чтобы немедленно распознать, что вот он - фашизм - снова здесь.Помню, как в кинотеатре зажегся свет, фильм был окончен и я вышла на улицу в большой растерянности: как? Горы мертвецов - НЕ прошлое, а будущее?
Сегодня от всей огромной группы создателей осталось всего несколько человек, с кем можно говорить об этой ленте, и я не раз говорила -- один из соавторов сценария -- Майя Туровская, которой нынешней осенью перевалило за девяносто, и ассистент режиссера Михаила Ромма Сергей Линков (на снимке), которому на этой неделе 80.
Сергей Линков окончил историко-филологический факультет Московского государственного педагогического института и Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Работая ассистентом Михаила Ромма, он ездил в Майданек, Треблинку и Освенцим снимать страшные следы Катастрофы. Работал в фото и киноархивах, включая фотоархив Освенцима. М.Ромм писал: «Сергей Линков и Константин Осин... работали как черти, притом как очень интеллигентные черти. Стоили любого режиссера. Впрочем, оба они уже режиссеры».
Многие годы Сергей работал режиссёром на «Мосфильме» (1969-2000), преподавал во ВГИКе на кафедре режиссуры. Снял 14 художественных и документальных фильмов, один из которых - об Анатолии Якобсоне - был показан на последнем фестивале документального кино в Нью-Йорке.
Опыт работы с М.Роммом живет в его памяти и то, что минуло полвека с той поры, не ощущается, когда Сергей рассказывает, что формировало его.
- Как складывалась каждодневная работа на съемках «Обыкновенного фашизма»?
- В июле 1964 года Михаил Ильич пригласил меня работать ассистентом в фильме “Обыкновенный фашизм”. Прочтя сценарий, возникло ощущение чего-то необычного, какое-то неформулируемое волнение … Всё еще было впереди, всё было неясно. А предчувствие интересной дороги было. Сценарий был несколько описателен. Но вместе с тем неординарный и обещающий. Я занимался отбором хроники, готовил съемки, искал фото, материалы. В августе уехали в Польшу и ГДР. Часть группы уехала на несколько дней раньше, а Михаил Ильич и я позже. Видимо, не хотели, чтобы МИ ехал один . В купе мы были вдвоем. До поздней ночи МИ (он лежал на нижней полке, и оттуда в темноте раздавался его голос) рассказывал о своей недавней поездке в США, куда он летал с А. Тарковским на фестиваль. Страна его поразила. Он был переполнен впечатлениями. Утром в Бресте, прохаживаясь по перрону в ожидании поезда, разговаривали, и МИ неожиданно спросил меня, как я думаю, получится картина или нет. В данном случае не так уж важно, что я ответил, а то, что он, обеспокоенно и очень заинтересованно, спросил. МИ был человеком, в общении с которым всякое лукавство, пошлый оптимизм, общие места исключались. Что думал, как чувствовал, так я и ответил. Общаясь с МИ, ты вдруг ощущал, что ты талантливый, умный, сильный, что ты - личность Я думаю, что в этом одна из причин, почему так легко и с самоотдачей с ним работалось всем, почему его ученики были столь успешны и многочисленны. А главное, все такие разные, не похожие на мастера - А.Митта и В.Титов, В.Трегубович и Р.Эсадзе, А.Смирнов и В.Абдарашитов, А.Кончаловский и В.Шукшин, Н.Михалков и Г.Чухрай…
В Варшаве на перроне нас встречало много поляков. Изящные, элегантно одетые, но чувствовалось, что не специально к встрече. Нет, стиль жизни такой. Все говорили хорошо по-русски. И были очень сердечны, по-дружески, непоказно. Позднее из случайно оброненных слов выяснилось, что МИ, занимая большой пост в Кинокомитете в 40-е годы, многим из них спас жизнь.
В Польше мы много ездили. В Майданек, Треблинку…Освенцим потряс. Просторный, поросший высокой травой, полевыми цветами, полуразрушенные бараки, чисто, далекий горизонт, небо над головой, ни души, остатки кирпичных барачных труб. Поверить, что здесь сжигали, убивали, унижали сотни тысяч людей как-то трудно. И только в Музее Освенцима начинаешь чувствовать запах человеческого месива, крови, смерти… Там мы сняли горы свалявшихся человеческих волос, груды обуви - детской, женской… Экспонаты, так сказать. Cняли фотографии узников в полосатой одежде, их взгляды, далекие и безнадежные. Я вспоминаю все это сейчас, когда слышу утверждения, что Холокоста не было. А что же я видел там в Освенциме?
- Как потом отходили от этих съемок?
- По вечерам собирались в номере у Михаила Ильича. Хотелось быть вместе. Что-то приносили мы, МИ доставал привезенный коньяк. Выпивали по рюмке-другой, разговаривали, МИ рассказывал, слушать его всегда было интересно, и так отходили от увиденного.
- Чем руководствовались, отбирая хронику, фотографии?
- Прежде всего, есть ли ощущение подлинности, правды. Насколько нов и эмоционален материал, насколько выразителен. Как он может быть использован. Делали фильм о конкретном явлении. Никто и никогда не говорил о параллелях, намеках или что-нибудь в этом роде. Все возникало само собой. Картина рождалась в дискуссиях, обсуждениях, спорах, т.е в процессе живого общения МИ с группой, сценаристами, приглашенными - помню Эрнста Генри, Е.Евтушенко. МИ не вылезал из монтажной, собирая эпизоды, аттракционы, части.. Группа - подносила снаряды. Картина обретала ясность и определенность очертаний буквально на глазах. На столе были разложены фотографии львовского погрома. Вокруг стола стояли Гарри Стойчев, Савва Кулиш, Герман Лавров, Виктор Жданов - оператор комбинированных съёмок - и, конечно, МИ. Как снимать, как потом монтировать? Предлагаются варианты. Обсуждаются. Отвергаются. А если так?! Также смотрятся смонтированные МИ куски, части. Бывают большие просмотры с приглашенными, с теми, чье мнение важно, нужно. Все высказываются. Картина рождается. Вот уже есть руки, глаза… А почему глаза голубые?! Они должны быть зеленые. Конечно, зеленые. Да, именно так. Начинается перемонтаж. Еще один шаг вперед сделан и, кажется, неплохой.
Уже живя в США, в 2001 году я прочитал книгу Анны Вайс “Последний альбом”. История такова. Американская журналистка А.В. в музее Освенцима в 70-е годы , а то и позже, увидела предвоенные фотографии будущих жертв Холокоста. В лагере после освобождения был найден целый чемодан таких фотографий. Предполагают, что они были собраны и сохранены участниками лагерного Сопротивления. Мать американской журналистки ехала в транспорте, который вез польских евреев в Освенцим. В пути она познакомилась с молодым человеком, не имевшим никаких иллюзий, куда и зачем их везут. Он уговорил мать Анн спрыгнуть во время движения. Что она и еще несколько человек сделали. Все погибли. Молодой человек был смертельно ранен. Она, единственная, осталась жива и не хотела его оставлять. Но он уговорил ее уйти, сказав, что она будет единственным живым свидетелем произошедшего, и он просит ее читать поминальную молитву в день его гибели. И до конца своих дней мать Анн делала это. Так вот, Анн Вайс стала ездить с этими фотографиями, устраивая выставки, по США, Европе, Израилю. Причем, это были фотографии, в основном, молодых людей в счастливые минуты их жизни - свадьба, последний класс школы, беззаботная загородная прогулка, спортлагерь, рождение детей…Молодые, открытые будущему…И всюду, где побывала Анн с этим альбомом последних фото, находился кто-то, узнававший знакомых, друзей, друзей друзей, родственников… Сожалею, что эти фото не попались нам. Но могли бы они привнести что-то решительно иное в картину? Не знаю, хотя хочется сказать да.
В одном из томов собрания сочинений Михаила Ильича есть подробнейшая статья о том, как делался фильм. В частности, и о том, что Юрий Миронович и Майя Иосифовна имели другое представление о фильме. И хотели в какой-то момент делать свой вариант. МИ не возражал. Они даже начали работать, но все-таки они оба умные, я бы сказал - очень умные и талантливые, и они поняли, что это неправильно. Вообще-то я считаю это просто рабочим моментом, который тем не менее продвигал картину, создавая атмосферу творческой дискусионности. Да, картина принадлежит им тоже. Их острый ум, талантливость даже в том, что создал МИ за монтажным столом, т.е. как бы в том, к чему они не прикасались. Есть люди, которые видят все зорко, на большом растоянии, даже ночью. Вот у Юры и Майи было такое зрение, только внутреннее. Всегда радостно было читать их статьи, книги, выступления: остро, по-своему, неожиданно…
… Вообще на картине собралось на удивление много замечательных людей, о которых можно говорить и говорить, например, звукооператоры Сергей Петрович Минервин и Борис Венгеровский. Они работали самозабвенно, легко, на высочайшем уровне профессионализма и художественности решая все проблемы.
- Чем для вас стала эта картина?
- Для меня «Обыкновенный фашизм» был школой, ВГИКом, подниманием тяжестей, но в удовольствие, как и для всех нас, рождением дружеских связей… Много чем была она для нас всех. Это был праздник, который всегда… Дальше вы знаете… Но, конечно, самым большим событием была фигура МИ. Кто-то сказал, что стиль - это сам человек, его суть. “Обыкновенный фашизм” подтверждает это абсолютно. Ироничность, ясность мысли Михаила Ильича, его безукоризненный вкус, демократизм, расположенность к людям, не побоюсь сказать, любовь к ним, лишенная всякой сентиментальности и громких слов. МИ именно любил , не просто хорошо относился, а любил. И все это есть в картине, это ее основа. Роммовское неприятие, ненависть ко всему тому, что унижает человека, его достоинство, лишает его индивидуальности и внутренней свободы, любой свободы… Михаил Ильич был абсолютно доступен для всех. Каждый мог позвонить, попросить о встрече. И никогда не было отказа. Все могли найти понимание, получить совет, поддержку, дружескую критику или добро на работу. Е.Кузьмина, жена МИ, к которой он относился трепетно, старалась как-то влиять на этот поток. И, по-моему, безрезультатно. Когда Ромма не стало, возникло ощущение сиротства, пустоты жизненного пространства. Хотя это было не так. И головой понимаешь это. Но не нутром…
Сорок лет спустя после создания фильма вышла книга, сверстанная создателями в 1965-м и запрещенная к изданию. О ней рассказала Майя Туровская.
- Что произошло с книгой в те годы?
- Книга была сдана в набор, это видно на первой ее странице, цветной, что очень необычно для книги, которую нам заказали тогда же, издательство "Искусство" для серии "Шедевры советского кино". Она была сдана - это все видно, все подписи стоят, разными цветами написаны, и немедленно вынута из производства, и дальше много раз Михаил Ильич пытался пробить эту каменную стену, потом я с Наташей Ромм пыталась это сделать, потом я сама… Сейчас это сделано, как ни странно, по инициативе немцев, Кельнского университета, который предложил мне принять участие в программе "Обыкновенный фашизм и массовые медиа". Они вообще не знали, что такая книжка существует. Когда я им рассказала, они очень загорелись, но, к моему счастью, она вышла в первый раз все-таки на русском языке, и это сделало издательство "Сеанс". Они это сделали прекрасно, так, как надо было сделать такую книгу, потому что они ее издали, как книгу в книге, как раритет. И мотором этого дела была Люба Аркус, главный редактор. Я благодарна Любе Аркус и всей ее редакции, каждому из них. Это не дизайнерская книга, это именно книга этой редакции, они ее сами сделали, и они ее сделали в поразительно прекрасном качестве, которое не так уж часто случается.
- Почему фильм можно было выпустить, а книгу - нельзя?
- Я могу только привести фразу, которую сказал Михаилу Ильичу цензор - нам это рассказывал Ромм. Вполне возможно, что этим цензором был Суслов. Когда Михаил Ильич спросил: а почему запрещают книгу, когда фильм посмотрели 20 миллионов? - тот ему ответил: «20 миллионов посмотрели фильм и забыли, а книгу откроют и начнут думать». Вот точная формулировка.
Михаил Ильич Ромм (на снимке) за два года работы над «Обыкновенным фашизмом» прошел огромную дорогу. Мы же просто рядом с ним сидели, стояли и отбирали ему фильмы. А он обдирался об этот материал, он страдал, мучился. Это совсем не простая работа была. Во-первых, там есть вещи, про которые он нам говорил: неужели вы не понимаете, что фильм не может иначе пройти? Говорить нечего, в каких тисках это все делалось. И за одно это лично я должна быть благодарна судьбе, что я принимала участие, что мы его вытащили на эту работу и дали ему возможность пройти эту дорогу. И второе, что я хочу сказать, - что бацилла тоталитаризма погибла, - это удивительное заблуждение. Я прожила эту жизнь. У меня уже нет вопросов. Когда мы начинали делать фильм, - у меня были вопросы к истории, ради этого мы с Юрой в холодных залах «Госфильмофонда» придумали эту картину. Теперь у меня нет вопросов к истории. Я живу в этой истории и я вижу, что это гораздо проще может быть, чем нам кажется. Это происходит сегодня, и не в России, это происходит на Западе. Я все время рыла вот эту ямку, маленькую такую ямку, когда уже никого из нас не осталось, авторов фильма: как это может быть, почему это может быть? Отвечаю: потому что таков человек. Единственный ответ на этот вопрос - это человек. В нем заложена эта возможность и при определенных условиях она реализуется и, более того, набирает силу. Не надейтесь, что эта бацилла уничтожена, не надейтесь на это, не живите в этой утешительной иллюзии. Помните, что это может быть с вами каждый день.
Бессмертной ленты «Обыкновенный фашизм» нет в прокате России, не встретишь ее и в программе телевидения. Кино-книга вышла крошечным тиражом и разошлась среди тех, кто понимает, какая это ценность. Страшная в своей ясности обличительная лента, которая могла бы многое сделать, изъята из употребления. Фашисты остаются неузнанными, неопознанными. Увы - они не учитывают тех, кто все же посмотрел. И сам фашизм, и кино про него.
А. Свиридова
Всё это было про фашизм, который случился однажды в Германии и к 1965 году был уж двадцать лет, как повержен армиями-победительницами. В этом самом месте рассказчик неожиданно делал паузу и спокойно сообщал с экрана, что фашизм никуда не делся: он жив и будет жить всегда, только меняя имя и обличье… И в твою задачу входит внимательно следить за тем, что происходит вокруг тебя, чтобы немедленно распознать, что вот он - фашизм - снова здесь.Помню, как в кинотеатре зажегся свет, фильм был окончен и я вышла на улицу в большой растерянности: как? Горы мертвецов - НЕ прошлое, а будущее?
Сегодня от всей огромной группы создателей осталось всего несколько человек, с кем можно говорить об этой ленте, и я не раз говорила -- один из соавторов сценария -- Майя Туровская, которой нынешней осенью перевалило за девяносто, и ассистент режиссера Михаила Ромма Сергей Линков (на снимке), которому на этой неделе 80.
Сергей Линков окончил историко-филологический факультет Московского государственного педагогического института и Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Работая ассистентом Михаила Ромма, он ездил в Майданек, Треблинку и Освенцим снимать страшные следы Катастрофы. Работал в фото и киноархивах, включая фотоархив Освенцима. М.Ромм писал: «Сергей Линков и Константин Осин... работали как черти, притом как очень интеллигентные черти. Стоили любого режиссера. Впрочем, оба они уже режиссеры».
Многие годы Сергей работал режиссёром на «Мосфильме» (1969-2000), преподавал во ВГИКе на кафедре режиссуры. Снял 14 художественных и документальных фильмов, один из которых - об Анатолии Якобсоне - был показан на последнем фестивале документального кино в Нью-Йорке.
Опыт работы с М.Роммом живет в его памяти и то, что минуло полвека с той поры, не ощущается, когда Сергей рассказывает, что формировало его.
- Как складывалась каждодневная работа на съемках «Обыкновенного фашизма»?
- В июле 1964 года Михаил Ильич пригласил меня работать ассистентом в фильме “Обыкновенный фашизм”. Прочтя сценарий, возникло ощущение чего-то необычного, какое-то неформулируемое волнение … Всё еще было впереди, всё было неясно. А предчувствие интересной дороги было. Сценарий был несколько описателен. Но вместе с тем неординарный и обещающий. Я занимался отбором хроники, готовил съемки, искал фото, материалы. В августе уехали в Польшу и ГДР. Часть группы уехала на несколько дней раньше, а Михаил Ильич и я позже. Видимо, не хотели, чтобы МИ ехал один . В купе мы были вдвоем. До поздней ночи МИ (он лежал на нижней полке, и оттуда в темноте раздавался его голос) рассказывал о своей недавней поездке в США, куда он летал с А. Тарковским на фестиваль. Страна его поразила. Он был переполнен впечатлениями. Утром в Бресте, прохаживаясь по перрону в ожидании поезда, разговаривали, и МИ неожиданно спросил меня, как я думаю, получится картина или нет. В данном случае не так уж важно, что я ответил, а то, что он, обеспокоенно и очень заинтересованно, спросил. МИ был человеком, в общении с которым всякое лукавство, пошлый оптимизм, общие места исключались. Что думал, как чувствовал, так я и ответил. Общаясь с МИ, ты вдруг ощущал, что ты талантливый, умный, сильный, что ты - личность Я думаю, что в этом одна из причин, почему так легко и с самоотдачей с ним работалось всем, почему его ученики были столь успешны и многочисленны. А главное, все такие разные, не похожие на мастера - А.Митта и В.Титов, В.Трегубович и Р.Эсадзе, А.Смирнов и В.Абдарашитов, А.Кончаловский и В.Шукшин, Н.Михалков и Г.Чухрай…
В Варшаве на перроне нас встречало много поляков. Изящные, элегантно одетые, но чувствовалось, что не специально к встрече. Нет, стиль жизни такой. Все говорили хорошо по-русски. И были очень сердечны, по-дружески, непоказно. Позднее из случайно оброненных слов выяснилось, что МИ, занимая большой пост в Кинокомитете в 40-е годы, многим из них спас жизнь.
В Польше мы много ездили. В Майданек, Треблинку…Освенцим потряс. Просторный, поросший высокой травой, полевыми цветами, полуразрушенные бараки, чисто, далекий горизонт, небо над головой, ни души, остатки кирпичных барачных труб. Поверить, что здесь сжигали, убивали, унижали сотни тысяч людей как-то трудно. И только в Музее Освенцима начинаешь чувствовать запах человеческого месива, крови, смерти… Там мы сняли горы свалявшихся человеческих волос, груды обуви - детской, женской… Экспонаты, так сказать. Cняли фотографии узников в полосатой одежде, их взгляды, далекие и безнадежные. Я вспоминаю все это сейчас, когда слышу утверждения, что Холокоста не было. А что же я видел там в Освенциме?
- Как потом отходили от этих съемок?
- По вечерам собирались в номере у Михаила Ильича. Хотелось быть вместе. Что-то приносили мы, МИ доставал привезенный коньяк. Выпивали по рюмке-другой, разговаривали, МИ рассказывал, слушать его всегда было интересно, и так отходили от увиденного.
- Чем руководствовались, отбирая хронику, фотографии?
- Прежде всего, есть ли ощущение подлинности, правды. Насколько нов и эмоционален материал, насколько выразителен. Как он может быть использован. Делали фильм о конкретном явлении. Никто и никогда не говорил о параллелях, намеках или что-нибудь в этом роде. Все возникало само собой. Картина рождалась в дискуссиях, обсуждениях, спорах, т.е в процессе живого общения МИ с группой, сценаристами, приглашенными - помню Эрнста Генри, Е.Евтушенко. МИ не вылезал из монтажной, собирая эпизоды, аттракционы, части.. Группа - подносила снаряды. Картина обретала ясность и определенность очертаний буквально на глазах. На столе были разложены фотографии львовского погрома. Вокруг стола стояли Гарри Стойчев, Савва Кулиш, Герман Лавров, Виктор Жданов - оператор комбинированных съёмок - и, конечно, МИ. Как снимать, как потом монтировать? Предлагаются варианты. Обсуждаются. Отвергаются. А если так?! Также смотрятся смонтированные МИ куски, части. Бывают большие просмотры с приглашенными, с теми, чье мнение важно, нужно. Все высказываются. Картина рождается. Вот уже есть руки, глаза… А почему глаза голубые?! Они должны быть зеленые. Конечно, зеленые. Да, именно так. Начинается перемонтаж. Еще один шаг вперед сделан и, кажется, неплохой.
Уже живя в США, в 2001 году я прочитал книгу Анны Вайс “Последний альбом”. История такова. Американская журналистка А.В. в музее Освенцима в 70-е годы , а то и позже, увидела предвоенные фотографии будущих жертв Холокоста. В лагере после освобождения был найден целый чемодан таких фотографий. Предполагают, что они были собраны и сохранены участниками лагерного Сопротивления. Мать американской журналистки ехала в транспорте, который вез польских евреев в Освенцим. В пути она познакомилась с молодым человеком, не имевшим никаких иллюзий, куда и зачем их везут. Он уговорил мать Анн спрыгнуть во время движения. Что она и еще несколько человек сделали. Все погибли. Молодой человек был смертельно ранен. Она, единственная, осталась жива и не хотела его оставлять. Но он уговорил ее уйти, сказав, что она будет единственным живым свидетелем произошедшего, и он просит ее читать поминальную молитву в день его гибели. И до конца своих дней мать Анн делала это. Так вот, Анн Вайс стала ездить с этими фотографиями, устраивая выставки, по США, Европе, Израилю. Причем, это были фотографии, в основном, молодых людей в счастливые минуты их жизни - свадьба, последний класс школы, беззаботная загородная прогулка, спортлагерь, рождение детей…Молодые, открытые будущему…И всюду, где побывала Анн с этим альбомом последних фото, находился кто-то, узнававший знакомых, друзей, друзей друзей, родственников… Сожалею, что эти фото не попались нам. Но могли бы они привнести что-то решительно иное в картину? Не знаю, хотя хочется сказать да.
В одном из томов собрания сочинений Михаила Ильича есть подробнейшая статья о том, как делался фильм. В частности, и о том, что Юрий Миронович и Майя Иосифовна имели другое представление о фильме. И хотели в какой-то момент делать свой вариант. МИ не возражал. Они даже начали работать, но все-таки они оба умные, я бы сказал - очень умные и талантливые, и они поняли, что это неправильно. Вообще-то я считаю это просто рабочим моментом, который тем не менее продвигал картину, создавая атмосферу творческой дискусионности. Да, картина принадлежит им тоже. Их острый ум, талантливость даже в том, что создал МИ за монтажным столом, т.е. как бы в том, к чему они не прикасались. Есть люди, которые видят все зорко, на большом растоянии, даже ночью. Вот у Юры и Майи было такое зрение, только внутреннее. Всегда радостно было читать их статьи, книги, выступления: остро, по-своему, неожиданно…
… Вообще на картине собралось на удивление много замечательных людей, о которых можно говорить и говорить, например, звукооператоры Сергей Петрович Минервин и Борис Венгеровский. Они работали самозабвенно, легко, на высочайшем уровне профессионализма и художественности решая все проблемы.
- Чем для вас стала эта картина?
- Для меня «Обыкновенный фашизм» был школой, ВГИКом, подниманием тяжестей, но в удовольствие, как и для всех нас, рождением дружеских связей… Много чем была она для нас всех. Это был праздник, который всегда… Дальше вы знаете… Но, конечно, самым большим событием была фигура МИ. Кто-то сказал, что стиль - это сам человек, его суть. “Обыкновенный фашизм” подтверждает это абсолютно. Ироничность, ясность мысли Михаила Ильича, его безукоризненный вкус, демократизм, расположенность к людям, не побоюсь сказать, любовь к ним, лишенная всякой сентиментальности и громких слов. МИ именно любил , не просто хорошо относился, а любил. И все это есть в картине, это ее основа. Роммовское неприятие, ненависть ко всему тому, что унижает человека, его достоинство, лишает его индивидуальности и внутренней свободы, любой свободы… Михаил Ильич был абсолютно доступен для всех. Каждый мог позвонить, попросить о встрече. И никогда не было отказа. Все могли найти понимание, получить совет, поддержку, дружескую критику или добро на работу. Е.Кузьмина, жена МИ, к которой он относился трепетно, старалась как-то влиять на этот поток. И, по-моему, безрезультатно. Когда Ромма не стало, возникло ощущение сиротства, пустоты жизненного пространства. Хотя это было не так. И головой понимаешь это. Но не нутром…
Сорок лет спустя после создания фильма вышла книга, сверстанная создателями в 1965-м и запрещенная к изданию. О ней рассказала Майя Туровская.
- Что произошло с книгой в те годы?
- Книга была сдана в набор, это видно на первой ее странице, цветной, что очень необычно для книги, которую нам заказали тогда же, издательство "Искусство" для серии "Шедевры советского кино". Она была сдана - это все видно, все подписи стоят, разными цветами написаны, и немедленно вынута из производства, и дальше много раз Михаил Ильич пытался пробить эту каменную стену, потом я с Наташей Ромм пыталась это сделать, потом я сама… Сейчас это сделано, как ни странно, по инициативе немцев, Кельнского университета, который предложил мне принять участие в программе "Обыкновенный фашизм и массовые медиа". Они вообще не знали, что такая книжка существует. Когда я им рассказала, они очень загорелись, но, к моему счастью, она вышла в первый раз все-таки на русском языке, и это сделало издательство "Сеанс". Они это сделали прекрасно, так, как надо было сделать такую книгу, потому что они ее издали, как книгу в книге, как раритет. И мотором этого дела была Люба Аркус, главный редактор. Я благодарна Любе Аркус и всей ее редакции, каждому из них. Это не дизайнерская книга, это именно книга этой редакции, они ее сами сделали, и они ее сделали в поразительно прекрасном качестве, которое не так уж часто случается.
- Почему фильм можно было выпустить, а книгу - нельзя?
- Я могу только привести фразу, которую сказал Михаилу Ильичу цензор - нам это рассказывал Ромм. Вполне возможно, что этим цензором был Суслов. Когда Михаил Ильич спросил: а почему запрещают книгу, когда фильм посмотрели 20 миллионов? - тот ему ответил: «20 миллионов посмотрели фильм и забыли, а книгу откроют и начнут думать». Вот точная формулировка.
Михаил Ильич Ромм (на снимке) за два года работы над «Обыкновенным фашизмом» прошел огромную дорогу. Мы же просто рядом с ним сидели, стояли и отбирали ему фильмы. А он обдирался об этот материал, он страдал, мучился. Это совсем не простая работа была. Во-первых, там есть вещи, про которые он нам говорил: неужели вы не понимаете, что фильм не может иначе пройти? Говорить нечего, в каких тисках это все делалось. И за одно это лично я должна быть благодарна судьбе, что я принимала участие, что мы его вытащили на эту работу и дали ему возможность пройти эту дорогу. И второе, что я хочу сказать, - что бацилла тоталитаризма погибла, - это удивительное заблуждение. Я прожила эту жизнь. У меня уже нет вопросов. Когда мы начинали делать фильм, - у меня были вопросы к истории, ради этого мы с Юрой в холодных залах «Госфильмофонда» придумали эту картину. Теперь у меня нет вопросов к истории. Я живу в этой истории и я вижу, что это гораздо проще может быть, чем нам кажется. Это происходит сегодня, и не в России, это происходит на Западе. Я все время рыла вот эту ямку, маленькую такую ямку, когда уже никого из нас не осталось, авторов фильма: как это может быть, почему это может быть? Отвечаю: потому что таков человек. Единственный ответ на этот вопрос - это человек. В нем заложена эта возможность и при определенных условиях она реализуется и, более того, набирает силу. Не надейтесь, что эта бацилла уничтожена, не надейтесь на это, не живите в этой утешительной иллюзии. Помните, что это может быть с вами каждый день.
Бессмертной ленты «Обыкновенный фашизм» нет в прокате России, не встретишь ее и в программе телевидения. Кино-книга вышла крошечным тиражом и разошлась среди тех, кто понимает, какая это ценность. Страшная в своей ясности обличительная лента, которая могла бы многое сделать, изъята из употребления. Фашисты остаются неузнанными, неопознанными. Увы - они не учитывают тех, кто все же посмотрел. И сам фашизм, и кино про него.
А. Свиридова