[fiction] Эксперимент (2 - под куполом)
(продолжение, см. начало)
Я очнулся лёжа на спине. Перед глазами плыли серые тучи, и сфокусировавшись, я убедился, что это цвет у неба такой - однородный тёмно-серый. Рядом суетился медбот. Проблесковые маяки на нём не мигали - значит, моей жизни уже ничего не угрожает. "Похоже, реанимация опять прошла успешно", - подумал я, - "я вновь вернулся в реальность". Приподнявшись на руках, я сел и огляделся. Всё выглядело теперь по-другому: в сумерках весь ландшафт потерял свои цвета, заменив их разнообразными оттенками серого. Фасады общежития были закрыты литым стеклопластиком. Я знал, что и сверху его укрывает аналогичное ограждение. Все здания, попавшие в зону карантина, залили подобным стеклопластиком, законсервировав до лучших времён. Все, кроме северного учебного корпуса, где было то кафе. Оно, вместе с третью корпуса, оказалось внутри нашей зоны, по странному стечению обстоятельств.
Прислушавшись к своим ощущениями, я решил, что силы восстановились, и встал на ноги. Голова казалось тяжелой, но передвигаться можно было, - мне предстояло добраться к исследовательскому корпусу, где меня, наверняка, ждали с нетерпением. Идти было недалеко, поэтому я ступал медленно - до погружения в будничную рабочую суету хотелось разложить воспоминания "сна" по полочкам, чтобы позже к ним вернуться. Строго говоря, сном мои недавние переживания называть неправильно. И галлюцинациями они не являются, поскольку реальность совсем в такие периоды не воспринимается. Наши психо-техники считают эти феномены "визитами в альтернативную реальность", и для краткости зовут их просто визитами. По возвращении мне предстояло сдать записи о моём очередном визите, сделанные портативной аппаратурой. Основной интерес представляли показания психо-сканера и датчиков био-полей. На персональных видеокамерах опять будет мельтешение нашего пейзажа, сопровождаемого моим шумным дыханием. Расшифровывать записанный "сон" компьютер будет несколько часов, и за это время я смогу выспаться по-настоящему.
Периметр территории института выглядел так же как во "сне", только полей с солнечными панелями больше не было - солнце нам не светило, и их убрали на склад, оголив почву, на которой ничего не росло по той же причине. Впрочем часть панелей, формирующих анти-знойный навес над дорожкой по территории института, оставили, объяснив это возможностью не видеть серый купол неба. "Как в добрые старые времена", - добродушно говаривал директор, имея в виду дни до эксперимента. Сам он пределы корпуса никогда не покидал, ссылаясь на сильную занятость, а редкие записи его "визитов", сделанные на стационарной аппаратуре, отправлялись в архив без расшифровки. Мне не был понятен источник его вечной занятости, и при этом он находил время, чтобы регулярно общаться с каждым сотрудником лично. В моём случае после выслушивания формального краткого отчёта о проделанной работе, директор заводил речь о моём самочувствии, возможных тревожных мыслях и обычных снах. Сам же он изредка и, скорее, для поддержания разговора, жаловался на нерегулярный сон, потерю веса и скачущее артериальное давление. По неподтверждённым слухам он лично восстанавливал ускоритель био-частиц, вышедший из строя во время эксперимента, и на мой взгляд, смысла в этой работе не было, так как для пуска комплекса у нас не хватило бы энергии, а извне купола нам никто её передать не мог. Не знаю, осознавал ли директор тщетность своих усилий, но я не решался заводить с ним разговор на эту тему.
Ещё одной обязанностью директора, которая непонятно, когда и каким образом ему досталась, была встреча тех, кто возвращался после прогулок за пределы периметра. Это был, своего рода, ритуал. После всех полагающихся по регламенту процедур, включающих декомпрессию, дезактивацию, чистку и освобождение от нательных устройств, директор был одним из первым, кто подходил к вернувшемуся сотруднику, одобрительно и пристально глядя в глаза, пожимал руку, говорил "Спасибо!" или "Молодец!", обнимал с похлопыванием по спине или каким-то другим образом выражал свою... благодарность, что ли. Для нас вылазки наружу, как правило сопровождаемые "снами", являлось всего лишь работой, не лишенной впрочем личного человеческого фактора. Иногда мне казалось, что директор благодарит за то, что вернулся. Но не вернуться было невозможно. Хотя бы потому что за пределы купола уйти невозможно. По крайней мере живым. Отчасти он и окружает сферой наш корпус с прилегающей зоной карантина для того, чтобы оградить внешний мир от нас, потому что за его пределами мы являемся индивидуумами с "необратимо деформированным информационным метаболизмом", как записано в личном деле каждого из нас после неудачно проведенного эксперимента. Который мы сами же подготовили и сами же осуществили, и теперь пожинаем плоды, а точнее восстанавливаем разрушенное и ремонтируем испорченное. Деятельность эта имела смысл в течение месяца после аварии, и мы тогда действовали строго по протоколу, были полны воодушевления завершить работы и поделиться результатами, пусть и не совсем успешными... Однако не успели всё закончить в отведённое регламентом время - не хватило всего лишь недели. К тому моменту, когда всё было под нашим контролем и мы решили убрать свой купол, которым на период эксперимента прикрывали территорию института для защиты внешнего мира, оказалось, что нас не стали ждать: оставив дополнительное оборудование, медикаменты, провиант, прощальные письма от родственников, спецслужбы закрыли нас от мира большим куполом. На наш взгляд, это была чудовищная несправедливость, но всё было совершено по действовавшим тогда процедурам и в соответствии с нашими контрактами. Все были в отчаянии. Лишь директор не унывал, призывал вернуться к плановым работам, напоминал, что по регламенту купол могут убрать через 5 лет. К нему не особо прислушивались в те дни - коллектив захлестнула депрессия, чудом не приведшая к анархии или массовым самоубийствам.
Как бы то ни было, настойчивость директора и умение найти подход к людям сделали своё дело - мы потихоньку вернулись к выполнению протокола: перевели корпус института в герметичный режим, извлекли почти весь кислород из внешнего воздуха, распределили оставленные запасы, активировали теплицы, запустили регенераторы... Возобновление трудовых будней улучшило психологический климат в коллективе - упаднические настроения поутихли. Однако ненадолго.
Проведенные плановые медицинские обследования показали, что все здоровы физически, но по психическим функциям наметились отклонения, которые при более подробном зондировании привели к постановке всем и каждому упомянутого "интересного диагноза". Казалось, и директор был шокирован. Лишь шутник Майкл как-будто искренне соглашался: "А что здесь удивительного?! Лишь сумасшедший мог согласится на участие в сомнительном эксперименте с ускорителем био-частиц и высокоэнергетической био-плазмой..." Майкл был квантовым электромехаником, и признаться, мне было неясно, каким образом он оказался в наших рядах, так как его специализация была далека от био-технологий и сути эксперимента. Зачастую он слонялся без дела из-за того, что вся имеющаяся "электромеханика" работала исправно, и подключался по мере необходимости то к одной, то к другой рабочей группе как источник анекдотов по теме, прогнозов погоды в разных уголках планеты, улётных новостей из далёких стран и жизненных историй из чужих уст. Рабочим процессам это как-будто не мешало...
Психо-техники терпеливо объясняли, что чудной диагноз не означает сумасшествие и имеет мало общего с ним. На проведенной по данной теме лекции они блистали познаниями, изображали какие-то n-мерные сущности в трёхмерных проекциях. Я был далёк от этого, и запомнилась мне лишь часть расшифровки нашего диагноза - "дивергенция фокуса сознания превышает пределы конвергенции в первичную реальность". Понимания это не прибавило...
Вскоре у всех начались "визиты", что внесло весомую струю разнообразия в наш серый подкупольный мир, тем самым придав альтернативный смысл нахождению в изоляции. И таким образом мы, сами того не осознавая, превратились в объекты иного эксперимента, цели и смысл которого для нас были заслонены личными мотивами.
(см. продолжение)