О странных ситуациях
Рисовал картинку, рассматривал фотографии ибисов в интернете и думал о неестественности объема дурацких ситуаций, в которые я постоянно влипаю: то, зайдя за велосипедной камерой, внял доводам красноречивого продавца, сел прокатиться на дорогой велик и меня тут же сбила машина; то пошел на рыбалку и в отсутствие дождя меня ударило молнией; то, захотев срезать по территории городских очистных, шел вдоль иловых площадок и провалился в дерьмо по пояс; то, остановленный инспектором ГИБДД, выходил из машины подвернул ногу и, промяв локтем в падении дверь собственного автомобиля еще полчаса доказывал, дыша во все трубки и кулечки, что трезв; и т.д. и т.п. - постоянно эти ситуации кружат вокруг меня хоровод, сцепившись тонкими крючковатыми ручонками. Периодически я рассказываю эти истории друзьям и они, вдоволь посмеявшись, стараются в дальнейшем держаться от меня подальше. Теперь же, собравшись с воспоминаниями, одну из них я решил изложить в письменном виде.При чтении стоит учитывать, что все описываемые события реальны, а все совпадения в тексте абсолютно естественны и закономерны. Итак.
Как я был мистером Бином.
(правдивая сага в двух действиях)
Действие первое: идиотское.
Я, юный научный сотрудник, горделиво возвышаюсь в кабинке туалета родного НИИ. Передо мной, переливаясь всеми оттенками коричневого, накренилась древняя клоака, назвать которую санитарно-гигиеническим оборудованием не смог бы и самый неисправимый оптимист. Только что я прекратил изливать мочу и теперь двумя пальцами дергаю за свисающую с бачка веревочку, аккуратно выбрав на ней самую чистую точку. Вопреки ожиданиям канализационные хляби не разверзаются, и продукт сомнительных трудозатрат даже не пытается мутным потоком унестись в чугунные дали. Раздосадованный вызовом Вселенной, поднимаю взгляд и упираюсь в ощетинившийся остатками краски смывной бачок, перегнувшись через бортик которого унылым черным патисончиком свисает поплавок. Ха! Проще простецкого! Щелчком пальца забрасываю поплавок обратно в его жилище. Эффект не заставляет себя ждать. Оперенный проволочным стержнем поплавок лихим козликом выпрыгивает из бачка, описывает ломаную траекторию и, отскочив от моего черепа, валится на кафель. Одновременно с этим из бачка в стену ударяет тугая струя воды и принимается осыпать все вокруг брызгами вперемешку с кусками мокрой побелки. Делаю то, что первым приходит на ум (!?), а именно - как тигр на тумбу запрыгиваю на унитаз и, дотянувшись до бачка, начинаю ладонью мешать струе бить (!!!). Бурлящий вал стекает по кисти и в мгновение ока наполняет бачок - смываю. Снова наполняет - смываю. Наполняет/смываю. Наполняет/смываю. Цикл из еще трех повторов. Рука немеет от холодной воды, убираю ее, и могучая струя снова осыпает меня водой с побелкой. Меняю руку. Теперь неудобно смывать - руки скрестились как шпаги мушкетеров. Наконец, осознав всю глубину нелепости происходящего, сую пальцы в сливную горловину, выламываю пробку и выбрасываю ее. Ура! Руке все также холодно, но постоянно смывать уже не надо. Лихорадочно осматриваясь, вижу чуть в стороне на трубе, подходящей к бачку, проржавевший вентиль: снова сменив руки и хапнув побелки, начинаю его лихорадочно крутить. Струя ослабевает. Упоенный близостью победы, верчу штурвал с лихостью капитана пиратской бригантины, угодившей в шторм: «Йо-хо-хо!!!» - как вдруг новая струя начинает бить прямо из сальника вентиля, но уже не в стену, а, с точностью ворошиловского стрелка, в моё глазное яблочко. Сморкаясь и отплевываясь, кручу вентиль обратно - поток вновь принимается размывать штукатурку. Поскользнувшись, падаю с унитаза, и, благодаря этому хитрому тактическому ходу, нащупываю копчиком поплавок посреди лужи. Схватив поплавок, и снова взгромоздившись на трон, начинаю, как полоумная мартышка, в неистовстве тыкать проволочным хвостом поплавка в основание струи, надеясь заблокировать клапан. Ничего не выходит, под унитазом плещется настоящее море, побелка уже не сыпется: струя бьет в голый бетон. Гениальная мысль озаряет темные чертоги моего черепа! Хватаю поплавок и вогнутой полусферической стороной сую под струю, струя прижимает его к внутренней стороне бачка и, отраженная, начинает хлестать прямо в сливное отверстие. Победа!? Убираю руки. Поплавок держится. Ура! Спрыгиваю с толчка в воду. За спиной щелчок. На голову снова падает поплавок, и опять летят холодные брызги. В бешенстве запрыгиваю обратно на унитаз и начинаю с сумасшедшим упрямством крутить предательский ржавый вентиль. Вырвавшаяся из вентиля струя снова пытается смыть решимость, но я не унимаюсь и продолжаю крутить. Щурясь, моргая и слизывая из-под носа капли - чувствую себя Александром Друзём, которому, наконец, разрешили вращать волчок до полного насыщения процессом. Внезапно вентильный напор слабеет: струя бьет уже не в глаз, а за воротник; затем на живот; на брюки; и, наконец, иссякает. Не останавливаюсь и продолжаю додавливать вентиль изо всей напитавшей меня дури. Тишина. Тихо. Делаю шаг с унитаза. Тихо. Выхожу из туалета. Тихо. Ниагара спит. Чувствую себя победителем. Ещё шажок... Да, это победа!
Действие второе: самодовольное.
Полный степенного величия спускаюсь ступеньками на первый этаж и обращаюсь к вахтерше.
- Уважаемая, в мужском туалете на 5-м этаже потек бачок.
- Чего? - бросает на меня странный взгляд.
- Бачок, говорю, потек!
- Какой бачок? - смотрит в сторону.
- Да какой же еще, блин, унитазный!
- А! - продолжает бегать взглядом во все стороны кроме моей. - Это, нужно сантехника звать!
- Ну, так зовите!
- Петя! Иди сюда, у нас авария!
На сцене появляется сантехник, тоже смотрит на меня как-то странно, с подозрением. Выслушивает что случилось, и, молча, удаляется. Я тоже удаляюсь. Я вообще в туалет зашел по дороге домой: рабочий день истек во всех смыслах. Иду к машине и думаю: «Что вообще за люди дебильные? Что за взгляды? Что за идиотское перемигивание? Ну что, мокрого человека в побелке, что ли не видели? Меня же из бачка, а не из толчка окатило. Странные, да…»
Так я размышлял на пути к машине, по-философски патетично оглядывая встречных прохожих и окружающий мир. И мысли о несовершенстве человеческой природы наполняли голову, как капли нижнюю половину клепсидры, до тех пор, пока я не уронил взгляд на собственный пах: туда, где заботливо заправленная в брюки рубашка пролезла через предусмотрительно распахнутую ширинку и, вывалившись белым тряпичным членом, строго взирала на мир, горделиво раскачиваясь в такт моим шагам.