Слово «заповедник» на слуху у всех, что это такое не знает почти никто. Когда в 15 лет я впервые сказала родителям, что еду в заповедник, ответом было непонимание, переходящее в ужас. Ребенок погибнет в диком Заполярье, где вечная мерзлота и на сто километров не встретишь живой души, кроме оголодавшего медведя. Я настояла на своем и правильно сделала - родительские страхи ничуть не соответствовали действительности. Вечной мерзлоты не было, медведи мирно паслись на болоте, поедая морошку, и не брезговали отходами с нашего стола. Но главное - мне дано было прикоснуться к тому невероятному, на всю жизнь завораживающему чуду, каким является заповедник.
На самом деле, заповедник - явление настолько глубокое и многогранное, что даже сейчас, проработав там 17 лет, я с некоторой опаской берусь за перо. Знаю ли, о чем пишу? А может быть как раз я знаю лучше, чем признанные специалисты, потому что впервые попала туда ребенком? Во всяком случае, в одном на сегодняшний день уверена твердо: детям в заповеднике - самое место.
.
Заповедник
Закон Джунглей ничего не
предписывает без причины
Р.Киплинг «Маугли»
Официальное определение скупо и скучно, как любая канцелярщина: заповедник - это территория со всеми имеющимися на ней природными объектами, изъятая из хозяйственной эксплуатации в природоохранных и научных целях. Далее - нескончаемый список запретов. Запрещается нахождение на территории без специального разрешения; сбор грибов, ягод и проч.; охота, рыбалка, разведение огня, все формы отдыха... Для нарушителей предусмотрена система штрафов, изъятий и др. видов ответственности.
Русский человек не любит запретов, воспринимает их как покушение на личную свободу и испытывает непреодолимое желание хотя бы из принципа запрет нарушить, не вдаваясь в его смысл и истоки. Предлагаю, однако, обратиться именно к истокам, иначе автору не достичь взаимопонимания с читателем.
Официальная история Кандалакшского заповедника (а именно о нем пойдет речь) началась в 1932 году, когда на части островов и акватории Кандалакшского залива Белого моря был установлен режим охраны. Основной задачей на тот момент являлось сохранение гаги - северной утки, знаменитой уникальными теплоизоляционными качествами пуха. К настоящему моменту территория заповедника значительно расширилась, а под охраной находится абсолютно все живое, что здесь есть. Строгая система запретов - не пустая прихоть ученых и не желание сотрудников спокойно пожить, оградясь от посторонних вторжений.
Природное равновесие крайне хрупко, природа Севера - хрупка особенно. Условия здесь суровые: короткое лето, долгая зима, полярная ночь. Трудно жить и трудно выживать. Поврежденный пласт лишайника восстанавливается примерно через сто лет. И хотя люди жили в этих краях издавна, и жили именно за счет природы (рыболовства, охоты, сбора грибов и ягод), значимого ущерба они не наносили фактически до начала 20 века. Примитивные средства транспорта и орудия охоты вкупе с суровыми природными условиями определяли и низкую плотность населения, и малый охват посещаемых им территорий. Большая часть островов, моря и материка были недоступны человеку, и животные в избытке имели спокойные места для размножения, кормления и отдыха. В нашем же веке технический прогресс, как это ни печально, далеко опередил понимание человеком сложности и хрупкости природных взаимосвязей. Бурно начавшееся на Севере промышленное строительство вызвало интенсивный наплыв людей, жизнь которых уже не зависела напрямую от природы. Развитие судоходства и других транспортных средств стремительно сокращало площади «животного царства» и численность многих видов. Таким образом, заповедник, изымая из пользования часть территорий, вовсе не лишает человека того, что принадлежит ему изначально, а лишь восстанавливает естественное право природы - право на жизнь.
Итак, с рациональными причинами возникновения заповедника все достаточно ясно. Это - резерват, где сохраняется в первозданном виде природное разнообразие (которое, увы, не удается сохранить свободно-живущему среднестатистическому человеку), а также база для научных исследований.
Но мне представляется более интересным и совершенно необъяснимым с позиций привычного нам материалистического сознания следующий факт. Заповедники, оказывается, существовали столько же, сколько живет человечество. Они возникали как бы стихийно, и люди, строжайшим образом соблюдавшие их границы, не имели никакого разумного (на наш взгляд) объяснения этому. Этимология, дающая подсказку во многих случаях жизни, приходит на выручку и здесь. По В.Далю слово «заповедник» происходит от «заповедывать - наказывать к непременному. Всегдашнему исполнению; завещать какую обязанность; обязывать к чему заклятием». В истории всех народов встречаются священные животные, священные леса, горы. Иногда их «священность» можно объяснить утилитарными причинами (жизненно важные промысловые виды и места их размножения); часто - нельзя объяснить ничем.
В наше время охраняемые территории редко называют священными. Они носят имена заповедников, заказников, национальных парков. Но по-прежнему именно здесь, как нигде мощно проявляются в человеке интеллектуальное и духовное начала, именно здесь они достигают гармонии. Что, кстати, крайне существенно для воспитания детей.
А дети в заповеднике были всегда. И приходят они сюда обычно двумя путями: через семью и через школу.
.
Семья
...воспитай его, как приличествует сыну
Свободного Племени
Р.Киплинг «Маугли»
В «Положении о заповедниках» есть такой пункт: на них не распространяются ограничения КЗОТа по работе близких родственников в одной организации. Впервые узнав о нем, я испытала удовлетворение, какое мы редко испытываем от чтения законов своей страны. Работа в заповеднике не просто неотделима от жизни, она - образ жизни, поэтому сотрудники почти всегда женятся и выходят замуж за своих. Они ведут серьезную научную работу, их труды хорошо известны за рубежом, а они. Между тем, часто живут без водопровода и электричества, с печным отоплением. Тяжело и счастливо живут, работают и растят детей.
.
Юрка
Юркина мама работала в заповеднике и воспитывала его одна. Весь полевой сезон - с мая до сентября - они жили на острове. Никаких нянек там естественно не было, и уходя на длинные лесные маршруты, мама брала Юрку с собой. Пока он был совсем маленьким, она отхаживала свои километры с ним на плечах - коротким детским ножкам было не одолеть чащобу северной тайги: камни, поросшие мхами, буреломы. Уже тогда Юрка старался помогать маме. Потихоньку учился растапливать печку, носил воду из колодца - сперва маленькими ведерками, потом побольше. Еще он смотрел, как мама изучает в лесу растения, находит их сложные латинские имена в определителе; как ее друзья-коллеги работают с гнездами гаги, кольцуют птенцов, всего не счесть.
Когда я впервые увидела Юрку, ему было лет семь. Под окнами нашего домика, стоящего на самом берегу моря, сквозь шум дождя раздался рокот лодочного мотора, потом в дверь постучали. Тогда я еще не знала других заповедницких детей, и Юрка поразил меня своей полной самостоятельностью. После московских детей - беспомощных и капризных, он казался почти нереальным. Маленький, крепко сбитый мужичок, едва достающий нам. Взрослым, до пояса, басовито поздоровался, снял мокрые сапоги у порога, подтащил скамеечку к умывальнику и тщательно отскреб руки, испачканные в машинном масле. «У нас по дороге мотор сломался, - гордо пояснила мама, - Юрка починил. А то и не знаю, как бы мы на веслах, ветер - жуть!» И все стали обсуждать ветер, а Юрка молча пил чай, солидно отказываясь от варенья, пока ему в руку не всунули ломоть хлеба, густо намазанный сверкающей черникой.
Сейчас Юрке восемнадцать. Он так и жил все эти годы: зимой ходил в школу, летом с мамой - на островах. Он по-прежнему невысокий и крепкий, биологией никогда специально не увлекался, закончил какое-то техническое училище. С мамой он сдержанно и пронзительно нежен, не по-детски, а как-то даже по-отцовски, покровительственно. Я пытаюсь вспомнить, сколько ему было лет, когда они поменялись ролями, когда он перестал быть ребенком, сидящим на маминой шее и стал мужчиной-защитником, и не могу. Потому что еще тогда, когда он не мог дотянуться до умывальника, он молча снял с мамы промокшие носки и повесил их у горячей печки.
Слева направо: А.С. Корякин, А. Горяшко, Юрка Москвичев. Учеты на островах Кандалакшского заповедника, июнь 1997 г.
В прошлом сезоне Юрка помогал нам в работе на птичьих гнездовьях. Мы взяли его в основном для возни с мотором и лодкой, но неожиданно оказалось, что Юрка знает всех птиц, и как выглядят чьи гнезда и птенцы, и как правильно их кольцевать. Заодно он знал и все, растущие вокруг травки, и следы разных зверей, и много-много другого. Мы поражались его информированности, а он спокойно, безо всякого пафоса сказал: «Ну, я же работал...» Удивить чем-нибудь его было трудно, но я навсегда запомнила с каким просветленным лицом, с какой невероятной бережностью держал он в руках крохотного птенца.
Юрка Москвичев. Учеты на островах Кандалакшского заповедника, июнь 1997
.
Школа
Я видел тебя, когда ты был
еще Лягушонком.
Р.Киплинг «Маугли»Экологическое просвещение - тема нынче модная. Для заповедников оно даже объявляется одним из основных направлений деятельности. Однако, что такое это самое просвещение, кого и как оно должно просвещать, каждый понимает по-своему. Кандалакшский заповедник занимается им очень давно и выражается это, в частности, в сотрудничестве с юннатскими организациями. Все началось еще в 1953 году и с тех пор у нас побывало более 2000 юннатов. Отчасти такая интенсивность продиктована необходимостью (у заповедника слишком большие территории и разнообразная тематика исследований, без помощников не управиться) , отчасти - удачным стечением обстоятельств (удобное транспортное сообщение, личные связи). Большинство юннатских групп - постоянные. Е.А.Нинбург возит ребят на Белое море с 1964 года.
.
Нинбург и «нинбуржата»
Е.А. Нинбург, 2006 г. Фото: София Назарова
Евгению Александровичу около шестидесяти. На биологических конференциях, забывая о солидности, к нему на шею бросаются взрослые дяди и тети: «ЖеньСаныч!» Правда, «на шею» в данном случае не совсем уместно - Евгений Александрович небольшого роста и почти все «нинбуржата» его давно переросли, но уважительно-нежное «ЖеньСаныч» передается из поколения в поколение.
Когда в заповедник приезжает обычная юннатская группа, это всегда связано для сотрудников с некоторым беспокойством. Вопли - визги, поиск резиновых сапог для забывчивых детей, десятикратные объяснения, что нужно делать и чего делать нельзя ни в коем случае. Когда приезжают «нинбуржата» можно вздохнуть спокойно. Никакого шума, хотя группы у них большие - до 20 человек против обычных 10. Никаких обращений со своими проблемами, еще и наши проблемы решать помогают. Никаких просьб доставить на наших лодках на острова - у них свои лодки, «Сигма» и «Нечто», оборудованные всем необходимым: от мотора до парусов.
Нинбург с детьми не церемонится, требования предъявляет жесткие и работают в его экспедициях дети по-черному. Мощные лампы светятся в окнах их лаборатории день и ночь. Работа, на первый взгляд, вряд ли может увлечь подростков: какие-то пробы морской воды, часовые гляденья в микроскоп, мелкие морские беспозвоночные. Но детям интересно. Это видно даже со стороны. Только во время очень уж нудных и однообразных занятий кто-нибудь из старших читает всем вслух книжки. Нинбурга дети обожают. Дети - это и 14-летние девочки, впервые взятые в экспедицию, и 25-летние бородатые дяди, которые так и не смогли расстаться с жизнью этого необычного коллектива и, став профессиональными биологами, возглавляют экспедицию вместе с Евгением Александровичем. Пару лет назад, составляя инструкцию для юннатских руководителей, я пыталась узнать у «нинбуржат», чем же так хорош Евгений Александрович, за что его любят. Не получив ни одного связного ответа, обратилась к нему самому. «А черт его знает, - весело сказал Нинбург. - Вообще-то, я им не вру никогда...»
Е.А. Нинбург и юннаты. Празднование Нового года во время зимней экспедиции на кордоне заповедника в Лувеньге.
Евгений Александрович по образованию не педагог. Он окончил биофак Ленинградского университета. Но вся его биография - и человеческая и научная - в детях. В 1964 году он был руководителем зоологического кружка, сейчас кружок превратился в Лабораторию экологии морского бентоса (ЛЭМБ). ЛЭМБ имеет свои традиции, приоритетные темы исследований, полевые базы и оригинальную учебную программу. ЛЭМБ на равных входит в научное сообщество биологов, работающих на Белом море. ЛЭМБ, по сути, является научной школой, где вместе работают школьники, студенты, взрослые исследователи. За время существования Лаборатории в ней занимались около 300 ребят - более 200 стали профессиональными биологами (из них 38 кандидатов и 1 доктор наук). В Лаборатории выполнено 255 научных работ, более 40 - опубликованы.
На вопрос распространенной среди бывших участников экспедиции анкеты «Что тебе дала работа в экспедиции?» большинство ответило: «Умение работать по-настоящему», «Любовь работать всерьез».
.
Вместе
Мы с тобой одной крови - ты и я!
Р.Киплинг «Маугли»
Заповедник - не зоопарк, сюда не ходят поглазеть. Либо ты живешь с ним одной жизнью, либо он закрыт для тебя. Выполнение настоящего нужного дела, а не игра в работу - вот что является принципиальным во взаимодействии заповедника с детьми.
Многолетнее сосуществование заповедника и детей - пример весьма удачного симбиоза: обе стороны удовлетворяют свои потребности, помогая друг другу. Заповеднику необходимы помощники и, что немаловажно при нынешнем финансовом кризисе заповедного дела, бесплатные. Дети же обладают многими качествами, необходимыми при работе в полевых условиях: они гибки и подвижны, у них не возникает проблем с осмотром труднодоступных мест (а именно там часто находится самое интересное), для них все впервые, глаз не «замылен», они замечают новое там. Где мы проходим равнодушно, заранее уверенные, что ничего уже не увидим. Дети задают много дурацких вопросов, но порой эти вопросы заставляют задуматься ученых. Ну, а заповедник дарит детям то, в чем они так нуждаются: новые впечатления (живые, а не искусственно-киношные), самостоятельность и волю, общение (истинную, проверенную испытаниями дружбу), настоящее дело.
Сын автора помогает в кольцевании птиц научным сотрудникам заповедника Е.В. Шутовой и А.С. Корякину.
Впрочем, для детей заповедницких все это - повседневная жизнь. Когда же речь идет о приезжих юннатах, повседневность вырастает в принципы работы, которые, бывает, оспариваются сторонниками кабинетного способа познания мира. Но никакая, даже самая лучшая лекция, никакая, даже самая увлекательная игра, не дают такого познавательного и воспитательного эффекта, как участие в конкретной работе. Наш опыт показывает, что даже при полном отсутствии биологической подготовки дети прекрасно понимают, насколько серьезна и нужна порученная им работа. Это особенно важно, если учесть, что юннаты начинают работать в заповеднике в 13-14 лет - в том возрасте, когда на первый план выходит потребность в самореализации и самоуважении, осознании своих возможностей и места в мире. Естественно, что уровень мотивации и степень ответственности неизмеримо возрастают при выполнении подростком взрослой работы. Предпочтение, отдаваемое Делу перед Игрой подтверждается жизнью: подавляющее большинство юннатов, побывавших в заповеднике хотя бы один раз, не раздумывая предпочитают поездку в экспедицию спокойному летнему отдыху. Им приходиться серьезно готовиться, многому учиться, проходить серьезный конкурсный отбор и, бывает, дело доходит до слез для тех, кто конкурс не прошел. Учитывая величину нагрузки, приходящейся на ребят в заповеднике, тяжесть бытовых условий и строгость требований, страстное желание попасть в состав экспедиции вряд ли можно объяснить только тягой к романтике путешествий.
И все-таки взаимная потребность заповедника и детей друг в друге - не главное. Воспитание в людях экологического сознания - действительная необходимость, единственный путь сохранения жизни на Земле. Основой этого сознания является понимание, что природа - это вовсе не «окружающий мир» (термин, автоматически ставящий человека в центр). Человек и любая другая часть природы - абсолютно равноправны. У человека ничуть не больше и не меньше права на жизнь, чем у любого из малых сих. Как ни странно, но научить другого этим простым вещам очень трудно. Объяснения тут мало что дают. Строго говоря, равноправность человека и всего живого дано только почувствовать. И помочь в этом может лишь тот, кто живет в гармонии с миром. Но самое глубокое понимание природа дает сама. Не искалеченная человеком природа - не искалеченному взрослыми заблуждениями ребенку.
Первая публикация: «Семья и школа» № 5 (май) 1998, Москва: 12-15