Из записок добровольца
От безбрежных степей кубанских, от фиолетовых предгорий Кавказа, от тертого Дона, болотного Маныча и синего Днепра прошли тебя, Русь, вдоль и поперек мы - добровольцы…
И стольный град Киев, древний Курск, шумный Харьков, златоглавый красавец Белгород - все они слышали грохот победоносных маршей и шелест развернутых знамен.
На ржи желтеющей и зеленой, на золотых колосьях пшеницы, на ковыле степном, в густых, душистых травах и садочках вишневых сочилась кровь добровольцев, словно кистью гигантской кто-то над Русью взмахнул и всю ее окропил слезами рубиновыми.
Жгло солнце, заметала дороги вьюга, трещал свирепый мороз, днем и ночью, в метель и в бурю, в сырую мглу осенних туманов шли мы бодро вперед: навстречу смерти, навстречу многомиллионному люто обманутому морю - цепочками, горсточками по несколько десятков человек. Лилась кровь; в промерзших вагонах, на голых досках, в жару тифозной агонии метались рядом: офицер и солдат. Обильно собирала смерть свою жатву. Уцелевшие шли, падали и шли цепочками редкими, неся эмблемы убитых вождей на погонах, неся в сердце веру неугасимую и любовь.
Любимая вся и желанная, от кривых березок на северных болотах до таинственных монахов - крымских кипарисов и тополей, шумящих в лунной серебряной паутине, - вся ты, Русь, а степи твои лучше всего, так часто их видишь перед собою: бесконечные, вечно волнующие далью; ночью мгла таинственная уносит в небытие, на заре каждая капля росы - блеск алмаза, красоты непередаваемой; днем - марева далекие, причудливые видения; вечера - тихие, грустные, пенные, а дали - сиреневые, то розовые или огненные перед ветром.
На всех сельских и станичных кладбищах есть затоптанные временем и людьми могилы добровольцев.
Без слов прощальных, без имени, без креста хоть деревянного, любимыми слезами омытого, погребены воины, свершившие подвиг, наградой не венчанный.
Виктор Ларионов