28 марта, Любимовка.
В начале пятого утра роты полковника Войналовича начали в пешем строю, конница в поводу переходить мост. С утра обменялись с немцами офицерами для связи. Рассветает. Два одиночных выстрела. Артиллерия наготове. Просит броневик - двинули на мост, сам-то мост вынес бы, да доски гнилые, грозят провалиться в любую минуту - решил вернуть, хорошо, что броневик выехал только на начало моста. Придется перевозить на пароме - поручил это руководство Жебраку. В это время, в 6.30, получил от Войналовича достаточно неясное донесение, что ему нужно выслать вперед броневую машину и горную артиллерию для поддержки штурма и что противоположный берег реки Конки “занят”. Кем? Судя по содержанию записки - большевиками. Приказал было открыть огонь артиллерии по противоположному берегу (не высылая горную, ибо что ей делать в низине между Днепром и Конкой), когда из расспросов посланного выяснилось, что берег занят нами и горная артиллерия нужна для преследования. Через десять минут получено донесение о занятии нами Каховки. Оказалось, большевики ушли еще ночью. Перед нами оставалось несколько прозевавших. Сейчас же было двинуто на тот берег все: легкая батарея и мортирный взвод, 3-й и остальные взводы пулеметной роты, команды связи и обоз с их прикрытием; обозы двигались довольно медленно к мосту. Прощальный разговор с майором Науманом, зашедшим в мой штаб у наблюдательного пункта. Просил передать благодарность в Новый Буг за наших раненых и о приеме будущих. Броневик опоздал; за мостом шагов 300 занесло песком мостовую дамбы на добрую четверть, если не больше; идти не мог - попросили австрийцев, пришел капитан и человек 30 - 40 австрийских саперов, принесли доски и, подкладывая их постепенно под колеса, перетянули броневик через песок по доскам (шел эти 100 сажен не меньше часу), попав наконец на камни, весело, и бодро побежал. Уставшие, недокормленные и недопоенные лошади тоже с трудом перетаскивали обоз через, песчаный занос. В Каховке почти вся масса населения встретила нас с восторгом и благословением, как избавителей - крепко насолили им большевики, взяли с них 500 тысяч рублей контрибуции, отобрали лошадей, платье, белье, съестное и т.п. Навезли нам подводы с хлебом в подарок, приготовили обед начальникам (уклонились, - некогда было), все, что желали, было к услугам и добы-валось точно из-под земли. Всячески выражались радушие и радость. Проходили город стройными рядами (пехота) с песнями. Много пристало сразу добровольцев, преимущественно учащихся старших классов (гимназистов, семинаристов), были и юнкера, офицеры, чиновники и т.п., всего человек 40. Только часам к 14 дошли головные колонны к Любимовке. Первоначально хотели остановиться в Каховке (имея в виду простоять два дня), но там решили стать немцы, отцепился от них.
Эпизод с конным отрядом - захват большевиками, пяти человек из разъезда, двое пробилось, а трое в плену. Прорвавшийся доложил, что пленные разоружены; их намерены расстрелять. Заступничество одного красногвардейца, хотя и бесполезное, выиграло время. Послал эскадрон, наших освободили, 15 большевиков изрубили в конной атаке, остальные рассеялись. Это был 1-й партизанский Приднепровский отряд. Взяли его красный флаг с надписью “Смерть буржуям”. Хорошее красное сукно, пошло на чакчиры одному из офицеров. При занятии противоположного берега прикончили одного заспавшегося красногвардейца, в городе добили 15 вооруженных, замешкавшихся или проспавших, да по мелочам и в Любимовке - всего им обошелся этот день человек в 32 - 35.
В Каховке много легких снарядов - не на чем вывезти, нет подвод, позабрали большевики, поуезжали беженцы, собирать долго, выставили караулы против захвата немцами.
По прибытии в Любимовку узнал, что у агентов продовольственной управы большевистского правительства находится не менее 830 тысяч рублей деньгами и свыше 400 тысяч рублей вкладами (чековые книги). Деньги крайне необходимы. Решил задержаться. Назначил комиссию (Семенов, Невадовский, Жебрак, Войналович, интендант, Гаевский) выяснить, откуда деньги, и наметить дальнейшее их применение.
Масса фуража продовольственной управы, дают даром, приказал кормить сколько съедят. Каховка - местечко, почти город. Есть недурные лавки, мощеные улицы, электрическое освещение, лучше Берислава, города. По приезде часов в 16 узнаю о запрете вывоза снарядов довольно нахального немецкого фендрика, сказавшего: “Отсюда ничего не будет вывезено”. Решил идти немедленно к майору Науману. Довольно долго ждал переводчика. Выехал - темнело, фонари неисправны. У моста оставил автомобиль. Сам пешком до занятого немцами дома. Там оказался командир роты. Дал мне провожатого солдата связи, который не знал майора. После долгих опросов патрулей и блужданий добрались на противоположный конец города. Сказал майору Науману: “Когда вошли в город, конница захватила снаряды, поставили караул, послали за подводами, нагрузились, но явился немецкий караул и запретил. Я не претендую на все. Снаряды захватили мы”. Майор сразу согласился: “Пожалуйста, берите все”. - Все не нужны, только то, что на подводах”. Договорились: 500 штук. Попросил записку, чтобы не мешал караул. Он сейчас же написал. Мое возвращение сопровождалось следующим эпизодом: исчез шофер с карабином, шинель на месте. Совет австрийцев, охранявших мост, ночевать здесь: видели близко большевистские патрули. Решил, конечно, ехать. Кричали, давали сигналы, наконец шофер прибыл - оказалось, заждался, пошел сам нас искать. Темно, швыряло, влазили на косогоры. Часовые австрийцы останавливали всюду.
Очень красивая картина. Каховка вся в электрических огнях. В Каховке уже нашего караула не застал, сняли и подводы разгрузили, охранял уже только немецкий караул.
До Любимовки та же картина ночной езды; въезд в деревню в темноте не нашли, не туда попали, ездили по улицам, все спит, спросить некого; вдоволь наколееив, наконец нашли. Была уже половина первого. Поужинал, лег спать.
Любимовка - большая деревня, две школы, много хороших изб. В Каховке достали пудов пять бензину, смазочные масла, керосину, коломазь.
Ночью и с утра значительный ветер, особенно усилившийся днем - весь переход от переправы до Любимовки в тучах песчаной пыли, почти песчаная буря. Пыль в глазах, в ушах, за воротником, в карманах - отвратительно.
И все же день великого торжества, день удач: перейден Днепр, переход которого еще накануне был таким спорным. Дальше немало трудов и опасностей, но многое зависит от нас самих, а здесь - многое от обстоятельств.
Великий шаг сделан.
Из дневника М.Г.Дроздовского