Ротмистр Заустинский и его борьба с красными партизанами
«БОЛЬШОЙ КАПИТАН»
Ротмистр Заустинский и его борьба с красными партизанами.
Газета «За Родину» Псков №88, воскресенье, 20 декабря 1942 года, с.4.
Ротмистр Заустинский.
Это имя в почете и «в моде» у всей многочисленной нашей колонии Берлина. Да и не только здесь. О Заустинском говорят столь же с восхищением, сколь и с гордостью.
«Вечно весел, вечно юн», как поется в песне «Журавель» о «Первом от Петра до Николая» Лейб-драгунском московском полку, коренной офицер которого ротмистр Заустинский.
После цикла гражданских войн, - Господи, какой давней чудится это былью, легендарной почти! - А. П. Заустинский тот именно русский офицер, выявивший неисчерпаемую доблесть, талант и ум одного из партизанских вождей, коих французы, падкие до эффектных кличек, зовут:
Большой капитан.
Вспомним «больших капитанов» Отечественной войны: Сеславина, Дорохова, Дениса Давыдова, Фигнера. Но тогда им было куда легче партизанить.
За кем охотились эти орлы и орлята?
Кто был противник?
Потерявшие всякий дух, полузамерзшие, голодные, отупевшие, вслепую блуждавшие по суровой, холодной, чужой и чуждой земле, эти наполеоновские гренадеры в лохмотьях и спешенные кирасиры Мюрата, право же не были трудной добычею для лихих Давыдовских конников и для мужицкой сермяжной пехоты Фигнера, с вилами и дрекольем. Красные же партизаны, это двуногое зверье, остервенелое, головорезно-отважное, преступное, ненавидящее все, что только не советско-жидовская власть, коей они преданы с фанатизмом янычар.
Таких партизан не надо гнать в бой наганом политрука, или же заградительным пулеметом. Они сами ищут боя, и каждый из них сам по себе политрук.
2.
Он работал в Германии на заводе ... Там обожгло его первое зарево вспыхнувшей немецко-советской войны. Бурно-пламенно проснулся в Заустинском русский боевой офицер в нескольких поколениях и русский патриот, ненавидящий большевиков святой ненавистью...
Прощай завод! Прощай станок! Скорее с винтовкой! Туда! За Россию!...
Кадровый кавалерийский офицер, он предложил себя рядовым бойцом...
Немецкое командование, присмотревшись поближе к этому волевому человеку со смелым и умным взглядом больших темных глаз на выразительном, с печатью житейских и военных бурь, лице, предложило ему другое:
- Формируйте из пленных красноармейцев отряд для борьбы с партизанами. Вы же и командир этой отдельной части. Мы верим в вас и верим вам...
Прошло три месяца ...
Но пусть все это расскажет нам сам А. П. Заустинский, благо залетным метеором очутился на короткое время в Берлине, в связи с расширением его фронтовой миссии ...
Мы встретились ...
Передо мною не человек, нет ... Какая-то очеловеченная стальная пружина в серой офицерской форме. И глаза у нее стальные, бездонные, гипнотизирующие. Оторваться нельзя!... Ими гипнотизировал он вчерашних красноармейцев, сегодня готовых идти с ним и за него и в огонь и в воду, и к черту на рога...
Какая выносливость, какая сопротивляемость мощного организма, какие дерзания воли!... После почти смертельного ранения в грудь, с пронзенным пулею легким, весь забрызганный собственной кровью, он «приказал» себе остаться в строю... И остался на несколько месяцев, только раз выбыв на ... десять минут. Это, когда после ранения, во время спешной перевязки в зимнем лесу, под трескотню пулеметов, потерял сознание...
Да, это большой капитан ...
3.
- Как возник мой отряд?... Я получил из лагеря пятьдесят красноармейцев... Пустые глаза, до жуткости пустые. В них и животный страх, и отупение, и забитость и недоверие, недоверие зверенышей, не знающих ни доброго слова, ни человеческого отношения!... Они принесла с собою все то дурное, отвратительное, чем отравляла их каторжная власть: ложь, шпионство друг за другом- , воровство, жадность, боязнь сказать лишнее слово ..
Первое впечатление, и щемящая тоска и гнев: во что превратила жидовская сволочь этого русского парня, умного, разбитного? Во что? И я решил: попытаюсь воскресить в них русского человека... Я
был мягок, сердечен и в то же время - требователен и строг. Они это поняли и оценили... Я им внушал, как детям: стыдно и нехорошо лгать, доносить друг на друга, брать чужое, быть трусом. Русский человек, да еще солдат, защитник Родины, всем должен открыто и честно смотреть в глаза. Он и надежда и опора, и защита всех женщин, детей, всех слабых... Я пробуждал в них чувство собственного достоинства... Что же вы думаете? До жути пустые, мертвые глаза стали оживать... Затеплилась мысль. . .
Тогда я начал чтение общедоступных лекций, мною же составленных. О России: чем она была и во что ее превратила советская власть. Об ней , об этой самой власти. О религии и о Боге, о сельском хозяйстве. О рабочем вопросе. О жидо-массонах. О семье. О государственном строи-
тельстве ...
Какую любознательность выявляла моя странная аудитория ... Меня засыпали вопросами ... Насильственно прибитое, убитое политруками, - жажда знания, желание думать, свободно высказываться - все это, освобожденное, хлынуло через край ... Тогда только я принялся обучать их строю. Переучивать, вернее ... Воинская безграмотность их была ужасающая!... Кроме шагистики - ничего! Но и шагистика - срам один! Да и откуда? И тело их, и бедные мозги пребывали в вечном маразме, в обалдении от непосильных потуг объять идиотски-талмудическую проповедь ненависти бородача Маркса ...
Еще две недели усиленной муштровки, и получились отличные солдаты. Не только строй, выправка, но и чувство и знание каждым своего «маневра»... И вот вам: казалось, невозможное возможным стало... Я отдал им свою душу и, взамен, их души раскрылись, потянулись к моей ... Они беззаветно ко мне привязались, не только как к хорошему, справедливому начальнику, но и как к русскому человеку, первому в их молодой нерадостной жизни...
В этот момент собеседник мой как-то перевоплотился весь... Гипнотические глаза с упругим металлическим блеском теперь излучали такое хорошо согревающее бесконечной добротою сияние...
4.
Помолчав, продолжал:
- Примкнули ко мне два красных лейтенанта. Замечательные люди. Поучиться надо было бы у них жертвенной любви к России, а также лютой ненависти к большевикам. Жалость, не могу их назвать, особенно же - для печати ... Семьи-то их там, за чертою кромешного ада. Слава Богу, с каждым днем уменьшается его площадь ... Пока не сгинет совсем, как сгинет, вообще, нечистая сила ...
С этими «пятьюдесятью» начал я очистку от красной партизанщины целого края, величиною, пожалуй, с Голландию ...
Приходим в деревню. Староста. Пожилой, сохранивший выправку царский унтер-офицер Егерского лейб-гвардии полка ... Расспрашиваю про кратчайшую дорогу туда-то ...
- Господин ротмистр, ближе всего через лес прямиком, а только там логово партизанов этих самых... И сила их большая, пулеметов, пожалуй, с десяток...
Ах, так, думаю! Их-то нам и надо! Углубляемся в лес... Впереди двое разведчиков ... Следую за ними в какой-нибудь сотне шагов, а за мною мои два взвода с молодым офицером фон-Деном .. Вижу - машут мне разведчики через деревья .. . Подхожу.
- Господин ротмистр, пулеметы...
Навожу бинокль - восемь пулеметов ...
- Прикройтесь деревьями!...
Не успел сказать - оглушительная трескотня пошла перекликами по всему лесу ...
Подзываю Дена...
- Пока командую ротой я... Но если что-нибудь... со мною... командование принимаете вы ...
Через минуту Ден валится замертво. Сгусток из трех пуль разворотил глаза бедному мальчику... Славный, отважный Ден!
Отнесли бездыханное тело в тыл. Одно только название: никакого тыла!... Наблюдаю, соображаю, как бы нам обойти проклятых ... Сильный толчек в грудь ...
Схватился рукою - пальцы в крови ... Слабость... Туман в глазах ... Под руки отводят меня в «тыл», разрезают шинель, фельдшер кое-как наспех кладет перевязку... А у меня и вся грудь окровавлена, и горлом кровь идет... И тут я на несколько минут потерял сознание .. Очнувшись, заставив себя подняться, спрашиваю:
- Где второй взвод? ...
А его и след простыл. Оказывается, эти шестинедельные удальцы мои одни-одинешенки, без офицеров, блестяще выполнили обходной маневр: захватили восемь пулеметов, тридцать пленных и большую продовольственную добычу, хранившуюся в теплых, отлично оборудованных землянках... Да, около полусотни красных переранили и перебили... И это маленький взводик!... Я был горд, горд, как, пожалуй, никогда не был...
- И есть чем!... А ваше ранение?
- Мое ранение?... По словам врачей - серьезное, до смертельности включительно ... Пуля проникла очень глубоко, повредив легкое... Немецкое командование выявило трогательное внимание к моей особе:
- Мы вас перебросим на аэроплане в прекрасный госпиталь, в... назван был большой областной город ...
- Ценю. Горячо признателен, но я останусь с отрядом ... Я ему нужен ...
- Да, но живой, а не мертвый...
- Выживу! Никто как Бог!...
- Но это безумие! Вы на ногах не стоите от слабости ...
- Буду разъезжать на санях ... Укутанный, в тепле... Благодать!...
И так около трех месяцев, почти не покидая саней, вел я бои, уничтожая одно за другим партизанские логова, да и за одно и самих партизан...
- Второе ваше ранение?...
- Ну, это сущая безделица! В ногу!
Кстати, немецкое командование не оставило мысли эвакуировать и основательно лечить «этого сумасшедшего»? Ничуть! Вскоре после первой попытки, - вторая:
- Вот что... Какой удобный случай!
Небольшой отряд наш направляется через леса в штаб армии. Там образцовый госпиталь. Мы вас силою отправим туда на санях, вместе с отрядом. Уложим, накроем шубами, привяжем веревками... Хорошо будет!...
Согласись я - хорош бы я вышел! В лесах маленький отряд был атакован большою партизанской бандой и хотя и прорвался, но ценою крупных потерь. Воображаю себя во всей этой переделке, вместе с моими санями и шубами?...
- Ваше непреклонное упрямство - вам же во спасение.
- Это уже от Господа Бога!... Спас меня многогрешного...
5.
Изложить все рассказанное ротмистром Заустинский, - одно интереснее другого, - да это хоть роман пиши целый!
А посему путем лаконических вопросов и ответов постараюсь вместить в прокрустово ложе фельетона наиболее для наших читателей любопытное .. .
Я. - После этих трех месяцев, во что вы развернули свои два взвода?
Заустинский. - В четыре роты, численностью около трехсот штыков. С этой «силою» мы ввязывались в бои не только с партизанами, - этих как угодно били! - а и с красной армией .. Перебежчики оттуда удивлялись: - А нам и невдомек было, что против нас вы, русские... Кабы
знали, тучею повалили бы к вам!...
Я. - Вы довольны вашим офицерским составом?
Заустинский. - Очень! Зато весьма огорчен потерями!... Сердце обливается кровью... Не стало: фон-Дека, князя Мещерского, Горбатовского, Гурубина, Власова, полковника Сакирича... А совсем юный Гипарис, сын известного моряка-художника… Из новых убит Полунин. Благополучно здравствуют: Носапов, ротмистры Белов и Адрианов, Георгий Трескин, Червяжов, Гардынекий ... Все они переранены, все выказали доблесть, чувство долга, и любви к России ...
Я. - Но - все мы люди... В семье не без урода?...
Заустинский. - Был у меня такой урод. Единственный, слава Те, Господи. Был!.., Майдачевский некий... Не знаю, большевистский ли это агент, но его поведение, его желание втоптать в грязь и свести на самое отвратительное «нет» нашу работу, - слово даю, лучшего провокатора в стане белых никаким большевикам не выдумать! Судите сами: напившись - он алкоголик, - в каждой деревне требовал у старосты: - Если ты, сукин сын, не приведешь красивую девку, я тебя застрелю как собаку!...
Я. - Как же вы не расстреляли такую мерзопакостную дрянь, весьма возможно,
советскую?
Заустинский. - Конечно, следовало! Он пытался разлагать моих людей, спаивать... Заметив это, я постарался избавиться от господина Майдачевского ... Мерзавец то он, мерзавец законченный, но и нечто от кретина в нем было ... Единственная паршивая овца во всем стаде нашем ...
Я. - Отношение немецкого командования к вам известно? ...
Заустинский. - Лучшего и вообразить даже нельзя себе!...
Я. - Ну, а создалось так называемое боевое братство между германскими армейскими частями и русским отрядом?
Заустинский. - Братство, само собою, полное! Но нет, мало этого!! Со стороны немецких офицеров и солдат мы встречали сплошь да рядом самое предупредительное, самое рыцарское к себе отношение.
Я. - Ваши перспективы и возможности в ближайшем будущем в смысле новых русских формирований?...
Заустинский. - Перспективы радужные. Возможности многообещающие!... Больше я ничего не вправе добавить к этому.
Общее впечатление от внешнего облика ротмистра Заустинского, от пережитого и совершенного за этот минувший год с чем-то?
Оно в двух словах:
Большой капитан...
Мы еще услышим о нем. О, услышим! .. .
Ник. Брешко-Брешковский.
Берлин.
Ротмистр Заустинский и его борьба с красными партизанами.
Газета «За Родину» Псков №88, воскресенье, 20 декабря 1942 года, с.4.
Ротмистр Заустинский.
Это имя в почете и «в моде» у всей многочисленной нашей колонии Берлина. Да и не только здесь. О Заустинском говорят столь же с восхищением, сколь и с гордостью.
«Вечно весел, вечно юн», как поется в песне «Журавель» о «Первом от Петра до Николая» Лейб-драгунском московском полку, коренной офицер которого ротмистр Заустинский.
После цикла гражданских войн, - Господи, какой давней чудится это былью, легендарной почти! - А. П. Заустинский тот именно русский офицер, выявивший неисчерпаемую доблесть, талант и ум одного из партизанских вождей, коих французы, падкие до эффектных кличек, зовут:
Большой капитан.
Вспомним «больших капитанов» Отечественной войны: Сеславина, Дорохова, Дениса Давыдова, Фигнера. Но тогда им было куда легче партизанить.
За кем охотились эти орлы и орлята?
Кто был противник?
Потерявшие всякий дух, полузамерзшие, голодные, отупевшие, вслепую блуждавшие по суровой, холодной, чужой и чуждой земле, эти наполеоновские гренадеры в лохмотьях и спешенные кирасиры Мюрата, право же не были трудной добычею для лихих Давыдовских конников и для мужицкой сермяжной пехоты Фигнера, с вилами и дрекольем. Красные же партизаны, это двуногое зверье, остервенелое, головорезно-отважное, преступное, ненавидящее все, что только не советско-жидовская власть, коей они преданы с фанатизмом янычар.
Таких партизан не надо гнать в бой наганом политрука, или же заградительным пулеметом. Они сами ищут боя, и каждый из них сам по себе политрук.
2.
Он работал в Германии на заводе ... Там обожгло его первое зарево вспыхнувшей немецко-советской войны. Бурно-пламенно проснулся в Заустинском русский боевой офицер в нескольких поколениях и русский патриот, ненавидящий большевиков святой ненавистью...
Прощай завод! Прощай станок! Скорее с винтовкой! Туда! За Россию!...
Кадровый кавалерийский офицер, он предложил себя рядовым бойцом...
Немецкое командование, присмотревшись поближе к этому волевому человеку со смелым и умным взглядом больших темных глаз на выразительном, с печатью житейских и военных бурь, лице, предложило ему другое:
- Формируйте из пленных красноармейцев отряд для борьбы с партизанами. Вы же и командир этой отдельной части. Мы верим в вас и верим вам...
Прошло три месяца ...
Но пусть все это расскажет нам сам А. П. Заустинский, благо залетным метеором очутился на короткое время в Берлине, в связи с расширением его фронтовой миссии ...
Мы встретились ...
Передо мною не человек, нет ... Какая-то очеловеченная стальная пружина в серой офицерской форме. И глаза у нее стальные, бездонные, гипнотизирующие. Оторваться нельзя!... Ими гипнотизировал он вчерашних красноармейцев, сегодня готовых идти с ним и за него и в огонь и в воду, и к черту на рога...
Какая выносливость, какая сопротивляемость мощного организма, какие дерзания воли!... После почти смертельного ранения в грудь, с пронзенным пулею легким, весь забрызганный собственной кровью, он «приказал» себе остаться в строю... И остался на несколько месяцев, только раз выбыв на ... десять минут. Это, когда после ранения, во время спешной перевязки в зимнем лесу, под трескотню пулеметов, потерял сознание...
Да, это большой капитан ...
3.
- Как возник мой отряд?... Я получил из лагеря пятьдесят красноармейцев... Пустые глаза, до жуткости пустые. В них и животный страх, и отупение, и забитость и недоверие, недоверие зверенышей, не знающих ни доброго слова, ни человеческого отношения!... Они принесла с собою все то дурное, отвратительное, чем отравляла их каторжная власть: ложь, шпионство друг за другом- , воровство, жадность, боязнь сказать лишнее слово ..
Первое впечатление, и щемящая тоска и гнев: во что превратила жидовская сволочь этого русского парня, умного, разбитного? Во что? И я решил: попытаюсь воскресить в них русского человека... Я
был мягок, сердечен и в то же время - требователен и строг. Они это поняли и оценили... Я им внушал, как детям: стыдно и нехорошо лгать, доносить друг на друга, брать чужое, быть трусом. Русский человек, да еще солдат, защитник Родины, всем должен открыто и честно смотреть в глаза. Он и надежда и опора, и защита всех женщин, детей, всех слабых... Я пробуждал в них чувство собственного достоинства... Что же вы думаете? До жути пустые, мертвые глаза стали оживать... Затеплилась мысль. . .
Тогда я начал чтение общедоступных лекций, мною же составленных. О России: чем она была и во что ее превратила советская власть. Об ней , об этой самой власти. О религии и о Боге, о сельском хозяйстве. О рабочем вопросе. О жидо-массонах. О семье. О государственном строи-
тельстве ...
Какую любознательность выявляла моя странная аудитория ... Меня засыпали вопросами ... Насильственно прибитое, убитое политруками, - жажда знания, желание думать, свободно высказываться - все это, освобожденное, хлынуло через край ... Тогда только я принялся обучать их строю. Переучивать, вернее ... Воинская безграмотность их была ужасающая!... Кроме шагистики - ничего! Но и шагистика - срам один! Да и откуда? И тело их, и бедные мозги пребывали в вечном маразме, в обалдении от непосильных потуг объять идиотски-талмудическую проповедь ненависти бородача Маркса ...
Еще две недели усиленной муштровки, и получились отличные солдаты. Не только строй, выправка, но и чувство и знание каждым своего «маневра»... И вот вам: казалось, невозможное возможным стало... Я отдал им свою душу и, взамен, их души раскрылись, потянулись к моей ... Они беззаветно ко мне привязались, не только как к хорошему, справедливому начальнику, но и как к русскому человеку, первому в их молодой нерадостной жизни...
В этот момент собеседник мой как-то перевоплотился весь... Гипнотические глаза с упругим металлическим блеском теперь излучали такое хорошо согревающее бесконечной добротою сияние...
4.
Помолчав, продолжал:
- Примкнули ко мне два красных лейтенанта. Замечательные люди. Поучиться надо было бы у них жертвенной любви к России, а также лютой ненависти к большевикам. Жалость, не могу их назвать, особенно же - для печати ... Семьи-то их там, за чертою кромешного ада. Слава Богу, с каждым днем уменьшается его площадь ... Пока не сгинет совсем, как сгинет, вообще, нечистая сила ...
С этими «пятьюдесятью» начал я очистку от красной партизанщины целого края, величиною, пожалуй, с Голландию ...
Приходим в деревню. Староста. Пожилой, сохранивший выправку царский унтер-офицер Егерского лейб-гвардии полка ... Расспрашиваю про кратчайшую дорогу туда-то ...
- Господин ротмистр, ближе всего через лес прямиком, а только там логово партизанов этих самых... И сила их большая, пулеметов, пожалуй, с десяток...
Ах, так, думаю! Их-то нам и надо! Углубляемся в лес... Впереди двое разведчиков ... Следую за ними в какой-нибудь сотне шагов, а за мною мои два взвода с молодым офицером фон-Деном .. Вижу - машут мне разведчики через деревья .. . Подхожу.
- Господин ротмистр, пулеметы...
Навожу бинокль - восемь пулеметов ...
- Прикройтесь деревьями!...
Не успел сказать - оглушительная трескотня пошла перекликами по всему лесу ...
Подзываю Дена...
- Пока командую ротой я... Но если что-нибудь... со мною... командование принимаете вы ...
Через минуту Ден валится замертво. Сгусток из трех пуль разворотил глаза бедному мальчику... Славный, отважный Ден!
Отнесли бездыханное тело в тыл. Одно только название: никакого тыла!... Наблюдаю, соображаю, как бы нам обойти проклятых ... Сильный толчек в грудь ...
Схватился рукою - пальцы в крови ... Слабость... Туман в глазах ... Под руки отводят меня в «тыл», разрезают шинель, фельдшер кое-как наспех кладет перевязку... А у меня и вся грудь окровавлена, и горлом кровь идет... И тут я на несколько минут потерял сознание .. Очнувшись, заставив себя подняться, спрашиваю:
- Где второй взвод? ...
А его и след простыл. Оказывается, эти шестинедельные удальцы мои одни-одинешенки, без офицеров, блестяще выполнили обходной маневр: захватили восемь пулеметов, тридцать пленных и большую продовольственную добычу, хранившуюся в теплых, отлично оборудованных землянках... Да, около полусотни красных переранили и перебили... И это маленький взводик!... Я был горд, горд, как, пожалуй, никогда не был...
- И есть чем!... А ваше ранение?
- Мое ранение?... По словам врачей - серьезное, до смертельности включительно ... Пуля проникла очень глубоко, повредив легкое... Немецкое командование выявило трогательное внимание к моей особе:
- Мы вас перебросим на аэроплане в прекрасный госпиталь, в... назван был большой областной город ...
- Ценю. Горячо признателен, но я останусь с отрядом ... Я ему нужен ...
- Да, но живой, а не мертвый...
- Выживу! Никто как Бог!...
- Но это безумие! Вы на ногах не стоите от слабости ...
- Буду разъезжать на санях ... Укутанный, в тепле... Благодать!...
И так около трех месяцев, почти не покидая саней, вел я бои, уничтожая одно за другим партизанские логова, да и за одно и самих партизан...
- Второе ваше ранение?...
- Ну, это сущая безделица! В ногу!
Кстати, немецкое командование не оставило мысли эвакуировать и основательно лечить «этого сумасшедшего»? Ничуть! Вскоре после первой попытки, - вторая:
- Вот что... Какой удобный случай!
Небольшой отряд наш направляется через леса в штаб армии. Там образцовый госпиталь. Мы вас силою отправим туда на санях, вместе с отрядом. Уложим, накроем шубами, привяжем веревками... Хорошо будет!...
Согласись я - хорош бы я вышел! В лесах маленький отряд был атакован большою партизанской бандой и хотя и прорвался, но ценою крупных потерь. Воображаю себя во всей этой переделке, вместе с моими санями и шубами?...
- Ваше непреклонное упрямство - вам же во спасение.
- Это уже от Господа Бога!... Спас меня многогрешного...
5.
Изложить все рассказанное ротмистром Заустинский, - одно интереснее другого, - да это хоть роман пиши целый!
А посему путем лаконических вопросов и ответов постараюсь вместить в прокрустово ложе фельетона наиболее для наших читателей любопытное .. .
Я. - После этих трех месяцев, во что вы развернули свои два взвода?
Заустинский. - В четыре роты, численностью около трехсот штыков. С этой «силою» мы ввязывались в бои не только с партизанами, - этих как угодно били! - а и с красной армией .. Перебежчики оттуда удивлялись: - А нам и невдомек было, что против нас вы, русские... Кабы
знали, тучею повалили бы к вам!...
Я. - Вы довольны вашим офицерским составом?
Заустинский. - Очень! Зато весьма огорчен потерями!... Сердце обливается кровью... Не стало: фон-Дека, князя Мещерского, Горбатовского, Гурубина, Власова, полковника Сакирича... А совсем юный Гипарис, сын известного моряка-художника… Из новых убит Полунин. Благополучно здравствуют: Носапов, ротмистры Белов и Адрианов, Георгий Трескин, Червяжов, Гардынекий ... Все они переранены, все выказали доблесть, чувство долга, и любви к России ...
Я. - Но - все мы люди... В семье не без урода?...
Заустинский. - Был у меня такой урод. Единственный, слава Те, Господи. Был!.., Майдачевский некий... Не знаю, большевистский ли это агент, но его поведение, его желание втоптать в грязь и свести на самое отвратительное «нет» нашу работу, - слово даю, лучшего провокатора в стане белых никаким большевикам не выдумать! Судите сами: напившись - он алкоголик, - в каждой деревне требовал у старосты: - Если ты, сукин сын, не приведешь красивую девку, я тебя застрелю как собаку!...
Я. - Как же вы не расстреляли такую мерзопакостную дрянь, весьма возможно,
советскую?
Заустинский. - Конечно, следовало! Он пытался разлагать моих людей, спаивать... Заметив это, я постарался избавиться от господина Майдачевского ... Мерзавец то он, мерзавец законченный, но и нечто от кретина в нем было ... Единственная паршивая овца во всем стаде нашем ...
Я. - Отношение немецкого командования к вам известно? ...
Заустинский. - Лучшего и вообразить даже нельзя себе!...
Я. - Ну, а создалось так называемое боевое братство между германскими армейскими частями и русским отрядом?
Заустинский. - Братство, само собою, полное! Но нет, мало этого!! Со стороны немецких офицеров и солдат мы встречали сплошь да рядом самое предупредительное, самое рыцарское к себе отношение.
Я. - Ваши перспективы и возможности в ближайшем будущем в смысле новых русских формирований?...
Заустинский. - Перспективы радужные. Возможности многообещающие!... Больше я ничего не вправе добавить к этому.
Общее впечатление от внешнего облика ротмистра Заустинского, от пережитого и совершенного за этот минувший год с чем-то?
Оно в двух словах:
Большой капитан...
Мы еще услышим о нем. О, услышим! .. .
Ник. Брешко-Брешковский.
Берлин.