3 мая 2016 г. я отметил день рождения своего рода "квартирником", который состоялся в довольно экзотической обстановке. Решил выложить скрипт своего выступления
Песни под гитару, а иногда и без гитары, всегда были для меня привычным форматом общения, особенно в прежние времена. Для меня здесь переплетаются несколько культурных кодов - два, три или четыре, смотря, как считать. С одной стороны, это традиция семейных застолий с непременным хоровым пением, и здесь можно различать песни старые народные и советские. С другой - это влияние субкультур 70-х-80-х, прежде всего того, что принято называть КСП и «русский рок», и в обоих этих случаях, гитара, конечно, является непременным атрибутом.
В моей практике все это сложилось в один коктейль к началу 90-х, времени, когда у меня только-только началась самостоятельная жизнь, а в стране происходили тектонические перемены. На протяжении нескольких лет в моих, довольно разнообразных, кругах общения пение - обычно на кухнях, иногда у костров или мангалов, гораздо реже на публике - было нормой, само собой разумеющимся элементом встреч, причём довольно частых - как минимум, еженедельных. Пели, более или менее, все, а гитара обычно передавалась из рук в руки, редко когда в один вечер играло меньше троих человек. В этом иногда был элемент соперничества - интересно, например, было найти для своего репертуара что-то особенное, что, скажем, сложно сыграть, - но гораздо большее значение имел общий драйв, который мог быть как пьяно-залихватским, так и камерно-лирическим, в зависимости от людей и обстоятельств.
Годы шли, времени для встреч становилось меньше, из сумасбродных 90-х мы перетекли в сонные и сытые нулевые, репертуар оттачивался и приедался, и в какой-то момент все эти посиделки с гитарой, казалось, безвозвратно ушли в прошлое, вплоть до полной потери интереса к ним. Но вдруг несколько лет назад я с удивлением поймал себя на том, что стал чаще брать гитару побренчать сам для себя, а чуть позже с еще большим удивлением обнаружил спрос на эти, казалось бы, давно надоевшие песни - и даже не столько у ностальгирующих старых приятелей, сколько у людей со стороны, иногда и совсем молодых людей. В попытках понять природу этого явления я пришел к несколько неожиданной для себя мысли о том, что, возможно, именно эти песни, вернее - этот образ жизни, этот способ общения - лучше всего отображают нашу своеобразную уникальность, наш идентификационный код - то ли код поколения, то ли код моей социальной группы, но, так или иначе, это что-то особенное и специфически цельное, а на такие вещи всегда есть спрос.
С этой гипотезой я и пришел сегодня сюда, она греет меня изнутри и мотивирует петь. Вообще говоря, далеко не каждую из старых песен петь легко. Некоторые из них, даже очень неплохие, действительно приелись - и настолько, что их почти невозможно петь честно: для меня они звучат, в лучшем случае, как пародия на самих себя. Жанр тут значения не имеет: для меня в этом ряду, например, гармонично соседствуют такие совсем по-разному культовые песни, как «Изгиб гитары желтой» Олега Митяева и «Рок-н-ролл мертв» Бориса Гребенщикова.
И наоборот, есть другие очень известные песни, многократно исполненные профессионально, тысячи раз спетые в компаниях, но всегда сохраняющие, как мне кажется, свежесть и драйв.
«Надежда»
Это был своего рода реверанс поколению наших родителей, советскому ретро, которое как жанр оказалось, на мой вкус, серьезно скомпрометировано знаменитым каверным циклом «Старые песни о главном». Тогда по отношению к материалу был взят глубоко неверный покровительственно-шутливый тон. Конечно, поводов для этого в советской попсе сколько угодно (чего только стоят какие-нибудь «Травы, травы, травы не успели...» или еще более раннее «Вечер тихой песнею над рекой плывет, дальними зарницами светится завод...»), но, если уж за советское ретро браться, то надо делать это безо всяких подмигиваний, на полном серьезе - что, если будет настроение, мы еще сегодня осуществим.
Но пока оставим в покое традиционалистский песенный фундамент, на котором - да, мы стоим, - но, когда гитара в первый раз была взята в руки, то, конечно, это было не ради русских народных песен и тем более не ради советской попсы. Когда мне было лет 14-15, у моего школьного друга обнаружилось настоящее сокровище - толстенный заграничный сборник песен Beatles с нотами и аппликатурами аккордов. Вот с этого все и началось, но петь битлов на публике мне тогда казалось почти кощунством, и я мучил гитару дома в одиночестве. Зато почти одновременно с этим пошли-поехали все эти палатки, слеты, тот самый «Изгиб гитары желтой», «Люди идут по свету», «Вечер бродит по лесным дорожкам..» и другие хиты, чье особенное достоинство было в том, что научиться их играть и петь (в отличие, скажем, от тех же Beatles) даже начинающему гитаристу можно было за 5-10 минут.
Вот что я про жанр КСП не понимаю до сих пор, это почему в нем довольно значительное место занимает пиратская тема - с легкой руки еще довоенного советского поэта Павла Когана («Бригантина поднимает паруса»). Понятно, что потом этот текст прославил Юрий Визбор, но как пиратские песни превратились в целое направление КСП, объяснить трудно. Причем многие из них и сейчас звучат вполне пристойно, например «Корсар» Александра Авагяна или вот известная песня Юрия Аделунга
«Мы с тобой давно уже не те»
Но все-таки пираты или непираты, но эта бесконечная трехаккордовая лирика довольно быстро стала надоедать, а тут уже как раз выпускной класс школы, начало студенческой жизни - и знакомство с творчеством тогдашних кумиров МГУ Георгия Васильева и Алексея Иващенко
«Метрополитен»
Песни, как этот «Метрополитен» или, скажем, совсем уже джазовая «Ягоды жуя не спеша» выглядели великолепной музыкальной альтернативой так называемой «бардовской песне». Я до сих пор люблю старых добрых Ивасей, начиная от довольно широко известной «Глафиры» до полузабытых скетчей из репертуара студтеатра МГУ. Я поступил в МГУ 1986 г., и застал еще время, когда студтеатр располагался в исторической церкви св. Татьяны на углу Большой Никитской (тогда - Герцена) и Манежной. Сейчас это здание возвращено РПЦ, что, вероятно, справедливо, но в моей личной истории оно останется домом ночных репетиций, в котором я сидел на низком подоконнике открытого окна, свесив ноги на улицу, прямо напротив кремлевских башен за огромной и тогда совершенно пустынной Манежной площадью.
«Вальс после премьеры»
Но Иваси все-таки остались слишком советскими, с их таким непременным кукишем в кармане начальству, такой милой, но неуклюжей лирикой («ах, как легка и необыкновенна та женщина, что скромный свой уют несет в химчистку в сумке здоровенной, немножечко похожей на твою»). В это же время в нашу жизнь властно проникал русский рок, и стремительно менялась сама жизнь. Мы начали слушать и петь «Кино», «ДДТ», «Наутилус» и, конечно, «Аквариум».
«Музыка серебряных спиц»
Кто-то пошел за вином - звучит романтично, но вообще-то, конечно, это было время напитков менее изысканных, таких, как разведенный водой с вареньем спирт Royal, а для девушек в продаже имелись вкусные немецкие ликеры ядовито-ярких цветов. Думаю, что у большинства тех, чье алкогольное становление пришлось на начало 90-х, есть много разнообразных воспоминаний об этом времени, а пока предлагаю почтить эту часть наших биографий известной песней группы «Крематорий»
«Безобразная Эльза»
Но человек жив не одними мрачными загулами. Почувствовать вкус simple pleausures безо всяких напитков и тем более без веществ, запросто порадоваться солнечному лучу и собственному отражению в зеркале - это мы тоже вполне могём, вместе с группой «Чайф».
«Оранжевое настроение»
В кругу моих друзей были (и есть до сих пор) те, кто писали песни и сами. Один из них, Митя Плахов, сейчас даже стал относительно известным в московской поэтической тусовке автором - правда, теперь он пишет довольно сложные сочинения, с аллюзиями и скрытыми цитатами из латинских поэтов, а в те времена был славен песней «Либидо ты, мое либидо, после так же хочу, как и до». Но я хочу сейчас исполнить опус другого моего друга, Дмитрия Герасимова. Эта песня тоже является своеобразным отражением тех лет, и некоторое время она была неизменным хитом наших кухонных встреч. Исполняется a cappella
«Спит деревня»
Подбирая песни к сегодняшней программе, я внезапно обратил внимание на то, как много песен в моем репертуаре посвящено ночному городу. Помимо уже прозвучавшего «Метрополитена», можно вспомнить, например, «Видели ночь» Цоя, потом удачно перепетую молдавской группой Zdob si Zdob, и «Как жаль, что ты сегодня не со мной» и «Старый отель» от «Браво», хотя, если говорить о «Браво», то монополия на песни «Браво» в моей обычной кампании принадлежала Герасимову, а я старательно подпевал и завидовал, как у него здорово получается. Поэтому «Браво» оставим до лучших времен, а сейчас я спою еще одну ночную песню, которая мне неизменно нравится. Группа «Квартал»,
«Ночной трамвай»
Из тусовочных 90-х есть у меня еще одно странное воспоминание, которое трудно уложить в привычные сегодня схемы. Встреча нового 1997-го года происходила в моей свежекупленной однокомнатной квартире на Чистых Прудах, куда набилось какое-то немыслимое количество людей, человек, может быть, сорок-пятьдесят: все близкие друзья, друзья друзей, какие-то совсем случайные люди, американец-экспат один прибился к компании, такой дым коромыслом, все разбились на группы, шумно обсуждают каждый что-то свое. Ну тут уже Ельцин по телевизору фоном, его, конечно, не слышно, открывают шампанское, начинают звенеть куранты... А гимн России, если помните, тогда был «Патриотическая песня» Глинки, причем без слов. И вот первые секунды нового года, все выпивают, после боя курантов звучат первые аккорды гимна, и вдруг кто-то начинает петь «Союз нерушимый республик свободных», и начинается какое-то безумие: все эти 40-50 человек, и я, естественно, тоже, поем этот старый гимн во весь голос, полностью, все три куплета - при этом надо понимать, что никакого советского патриотизма там и рядом не валялось, а самоиронический подтекст если и был, то какой-то очень хитро спрятанный, которого я объяснить не могу даже сам себе. А о чем подумал американец-экспат, как говорится, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный.
Существует некая магия именно хорового пения, когда смысл текстов становится лишь поводом для высказывания о чем-то большем, что трудно объяснить словами. Если поют хорошо - не столько в смысле оценки для музыкальной школы, сколько вот если включается этот загадочный хоровой резонанс - то создается тайна, которую чувствуют и те, кто к ней изначально не приобщен. Эта тайна - и есть та самая наша идентичность, о которой я говорил в начале.
«Московские окна»