"Про это"
Балет Бориса Эйфмана
начал свои гастроли
в собственном же городе
с "Чайковского".
В отреставрированной и блескучей позолотой Александринке -
билитёры в смокингах и белых перчатках
и даже - нафибренных настоящих конармейских усах;
очень дорого разодетые дамы из дипломатической тусовки;
господа - всё в черных, вручную шитых пиджаках
и тут же "могуча кучка"
перезревших представителей
"другого Петербурга" -
в джинсиках на тугих попах
и маечках... до пупка.
Впрочем, и на сцене
(за серебряновекной роскошью
головинского занавеса
к меерхольдоскому "Маскараду")
внезапу
уже естественным образом
в постмодерные времена -
непременно кровать,
где "всё это" и происходит...
Я был на премьере балета в Париже в 93-м
и помню, как корёжило бедну Ирочку Иловайскую
и ко всему привычный культурный всемирный Вавилон
и тот был, помнится, тогда в пребольшом "культурном шоке".
А в Питере,
"в то же самое времечко",
некий депутат Александр Невзоров
устроил даже демонстрацию супротив
"гомофилии жидовствующего балетмейстера".
Очевидно, что тогда было все это донельзя смелым:
нарочитая бульварность
и по-бежаровски поп-окультуренные клише,
и мужская "обнажёнка" на сцене,
и игрищный интим
про чисто "мужскую любовь",
где кардабалету из "прелестных дам"
вроде как и делать уже было нечего...
Сильно чувствуется "возраст" спектакля
и то, что с новыми актёрами
он стал заметно слабее,
и невыносимо банальными уже кажутся
в этом успешно приторговываемом "авангарде"
именно классичны сцены,
где дамы, собственнно, и появляются:
бесконечны цитаты из постановочных шлягеров,
компиляция их популистских "общих мест",
очевидно, надуманная для чисто западного обывателя
(точно снова тебе "Сибирский цирюльник")
и, прежде всего, зрительного гения "япона-мать",
какой с восторгом вкушает
любой микс и
любую солянку
из "Аля-Баланчивадзе амэрикан-экспресс"...
Конечно, сам балет вовсе не про Чайковского,
а скорей про двойника самого Бориса Иаковлевича:
уж больно сам Пётр Ильич
с его минорно-трагичной
Шестой симфонией
не вмещается в прокрустово ложе
ни убогой гомофилии,
ни, тем более, стёбного двойничества...
начал свои гастроли
в собственном же городе
с "Чайковского".
В отреставрированной и блескучей позолотой Александринке -
билитёры в смокингах и белых перчатках
и даже - нафибренных настоящих конармейских усах;
очень дорого разодетые дамы из дипломатической тусовки;
господа - всё в черных, вручную шитых пиджаках
и тут же "могуча кучка"
перезревших представителей
"другого Петербурга" -
в джинсиках на тугих попах
и маечках... до пупка.
Впрочем, и на сцене
(за серебряновекной роскошью
головинского занавеса
к меерхольдоскому "Маскараду")
внезапу
уже естественным образом
в постмодерные времена -
непременно кровать,
где "всё это" и происходит...
Я был на премьере балета в Париже в 93-м
и помню, как корёжило бедну Ирочку Иловайскую
и ко всему привычный культурный всемирный Вавилон
и тот был, помнится, тогда в пребольшом "культурном шоке".
А в Питере,
"в то же самое времечко",
некий депутат Александр Невзоров
устроил даже демонстрацию супротив
"гомофилии жидовствующего балетмейстера".
Очевидно, что тогда было все это донельзя смелым:
нарочитая бульварность
и по-бежаровски поп-окультуренные клише,
и мужская "обнажёнка" на сцене,
и игрищный интим
про чисто "мужскую любовь",
где кардабалету из "прелестных дам"
вроде как и делать уже было нечего...
Сильно чувствуется "возраст" спектакля
и то, что с новыми актёрами
он стал заметно слабее,
и невыносимо банальными уже кажутся
в этом успешно приторговываемом "авангарде"
именно классичны сцены,
где дамы, собственнно, и появляются:
бесконечны цитаты из постановочных шлягеров,
компиляция их популистских "общих мест",
очевидно, надуманная для чисто западного обывателя
(точно снова тебе "Сибирский цирюльник")
и, прежде всего, зрительного гения "япона-мать",
какой с восторгом вкушает
любой микс и
любую солянку
из "Аля-Баланчивадзе амэрикан-экспресс"...
Конечно, сам балет вовсе не про Чайковского,
а скорей про двойника самого Бориса Иаковлевича:
уж больно сам Пётр Ильич
с его минорно-трагичной
Шестой симфонией
не вмещается в прокрустово ложе
ни убогой гомофилии,
ни, тем более, стёбного двойничества...