"Есть епархия, которая меня приняла. Я не обращаю внимания на обвинения патриархии..."
diak_kuraev:
"В.В.: Завершена ли полностью ваша история с отлучением от сана?
А.Кураев: С моей точки зрения, да. У меня есть церковный статус диакона, и я об этом писал. Есть епархия, которая меня приняла. Я не обращаю внимания на обвинения патриархии.
Последняя тоже, видимо, считает дело закрытым. Но посмотрим. Если будет, что называется, взаимный интерес к этой теме - естественно, в новых исторических условиях, к этой идее можно будет вернуться.
В.В.: Как вы сами определяете сущность вашего противостояния с патриархом Кириллом, и что здесь стало отправной точкой?
А.К.: Отправной точкой была осень 2011 года, когда патриарх предложил принять внутрицерковный документ об отношении к кощунственным высказываниям в светской, подчеркиваю, прессе. И в этом документе предполагалось подавать в суд на журналистов, если они что-то не то напишут. Но самое интересное, что в оправдание этого были приведены каноны Трулльского собора эпохи императора Юстиниана (речь идет о византийском басилевсе Юстиниане Втором, правившем в конце седьмого - начале восьмого века - Г.А.). Трулльский собор позже станет широко известным, потому что на него же станут ссылаться судьи на процесс по делу Pussy Riot. Тогда я возмутился. Во-первых, в законодательстве Юстиниана вообще предполагается смертная казнь. Мои возражения сначала были приватными, на рабочих собраниях, а потом публичными. Я высказывался об этом и в своем блоге, и в прессе. Но не помогло - документ все равно был принят. А уже вскоре последовала трагедия с Pussy Riot.
В.В.: Как бы вы определили сущность этой трагедии?
А.К.: Это… обнажило меру накопившейся ненависти, производимой в православной среде, и готовности идти путем насилия. ... Это очень печальная вещь. Мы часто говорим, что православная церковь - древнейший правой институт Европы и России. Каноны нашей конституции были написаны полторы тысячи лет назад. Именно в этом тезисе содержатся и проблемы. Этот правовой институт совершенно не обновлялся. Последние полторы тысячи лет прошли для него без последствий, без перемен в кодексе церкви. Этот динозавр так и остался без некоторых жизненно важных в функциональном отношении органов. Ну, например, идея о том, что только у государства может быть монополия на насилие - это основа современного права - она никак не отражена в церковном корпусе документов. В (православной) церковной этике, морали, праве расправа , суд Линча скорее поощряется. Есть жития святых, где воспеваются такого рода подвиги. Скажем, Житие святой Феодосии. Это обычная женщина из Константинополя, которая столкнула с лестницы солдата, исполнявшего приказ императора (Льва Третьего) и снимавшего медную икону с городских ворот. Император был иконоборец в отличие от Феодосии. Она убила солдата, была казнена и вошла в историю православия как мученица, образец поведения, (того,) как надо защищать наши святыни. И таких примеров немало в церковных авторитетных книгах. И все это вдруг выплыло наружу в дни процесса над Pussy Riot, когда православные публично мечтали о том, как они будут применять насилие к этим женщинам.
В.В.: Какова здесь роль патриарха Кирилла?
А.К.: Я убежден, что патриарх, христианский пастырь, должен был бы в этих условиях выступить с осуждением погромных настроений, а он этого не сделал, то есть не выполнил свои прямые обязанности. Помимо того, тех людей, которые предлагали как-то иначе посмотреть на ситуацию, он публично назвал предателями в рясах. Модный нынче поиск национал-предателей начался с патриарха. Этот тренд был им задан.
В.В.: Власти пошли на поводу у патриарха, или здесь их взгляды совпали?
А.К.: По крайней мере, требование патриарха внести соответствующую статью в Уголовный кодекс (об оскорблении религиозных чувств) было удовлетворено. Это дикая статья стала законодательной нормой. А если говорить о федеральных медиа, то в них тема позорного призыва к насилию была обойдена молчанием. И когда мы сегодня видим мобилизацию уголовников-добровольцев на войну - это продолжение все той же темы: разрешение частного насилия. Так что все возвращается, и я отнюдь не считаю напрасным тот свой бунт. В общем, я скорее правильно усмотрел опасное течение, которое чуть позже стало реальным мейнстримом, угрожающим просто существованию России как таковой.
В.В.: Чем отличаются, если отличаются, взаимоотношения власти с РПЦ при Алексии и Кирилле?
А.К.: Думаю, принципиальных отличий нет. Вот есть отличие между кошкой и собакой. Кошка может не доесть то, что в миске, съев, сколько ей надо, а собака сметет все, сколько ей не дай... Так вот, наша патриархия похожа скорее на собаку... При Алексии государство по большому счету не нуждалось в поддержке церкви. В те годы, когда меня спрашивали, не использует ли государство в своих интересах церковь, я отвечал: простите, у нынешнего государства нет своих интересов, есть интересы отдельных бизнесменов, политиков, групп влияния, но национальные интересы - это вещь, которая в коридорах Кремля не востребована. И поскольку у государства нет своей внятной политики, тем более в области идеологии, уже в течение долгого времени, то соответственно не предполагалось и использование церковного ресурса. В этом смысле и именно поэтому церковь при Алексии была тем самым неуловимым Джо, который никому не нужен. Просто климат такой был. Потом климат изменился не без влияния церкви. Нашим епископам очень хотелось оказаться нужными государю, государству в целях военной мобилизации, защиты отечества, традиционных ценностей и так далее. И, в конце концов, они в этом убедили государство, которое сказало: хорошо, давайте работайте на нас. И это не вызвало сопротивления в церковной среде, напротив. Это не испуганный сервилизм, как в советские времена, это исходило от внутреннего убеждения… Недавно слушал долгую беседу Ксении Собчак и митрополита Тихона (Шевкунова), который объяснял хронику текущих событий и их логику. Из этой беседы многое становится понятнее. Мне она показалась интересной прежде всего тем, что из тех же уст подобной аргументации долго внимал Владимир Путин".
отсюда
"В.В.: Завершена ли полностью ваша история с отлучением от сана?
А.Кураев: С моей точки зрения, да. У меня есть церковный статус диакона, и я об этом писал. Есть епархия, которая меня приняла. Я не обращаю внимания на обвинения патриархии.
Последняя тоже, видимо, считает дело закрытым. Но посмотрим. Если будет, что называется, взаимный интерес к этой теме - естественно, в новых исторических условиях, к этой идее можно будет вернуться.
В.В.: Как вы сами определяете сущность вашего противостояния с патриархом Кириллом, и что здесь стало отправной точкой?
А.К.: Отправной точкой была осень 2011 года, когда патриарх предложил принять внутрицерковный документ об отношении к кощунственным высказываниям в светской, подчеркиваю, прессе. И в этом документе предполагалось подавать в суд на журналистов, если они что-то не то напишут. Но самое интересное, что в оправдание этого были приведены каноны Трулльского собора эпохи императора Юстиниана (речь идет о византийском басилевсе Юстиниане Втором, правившем в конце седьмого - начале восьмого века - Г.А.). Трулльский собор позже станет широко известным, потому что на него же станут ссылаться судьи на процесс по делу Pussy Riot. Тогда я возмутился. Во-первых, в законодательстве Юстиниана вообще предполагается смертная казнь. Мои возражения сначала были приватными, на рабочих собраниях, а потом публичными. Я высказывался об этом и в своем блоге, и в прессе. Но не помогло - документ все равно был принят. А уже вскоре последовала трагедия с Pussy Riot.
В.В.: Как бы вы определили сущность этой трагедии?
А.К.: Это… обнажило меру накопившейся ненависти, производимой в православной среде, и готовности идти путем насилия. ... Это очень печальная вещь. Мы часто говорим, что православная церковь - древнейший правой институт Европы и России. Каноны нашей конституции были написаны полторы тысячи лет назад. Именно в этом тезисе содержатся и проблемы. Этот правовой институт совершенно не обновлялся. Последние полторы тысячи лет прошли для него без последствий, без перемен в кодексе церкви. Этот динозавр так и остался без некоторых жизненно важных в функциональном отношении органов. Ну, например, идея о том, что только у государства может быть монополия на насилие - это основа современного права - она никак не отражена в церковном корпусе документов. В (православной) церковной этике, морали, праве расправа , суд Линча скорее поощряется. Есть жития святых, где воспеваются такого рода подвиги. Скажем, Житие святой Феодосии. Это обычная женщина из Константинополя, которая столкнула с лестницы солдата, исполнявшего приказ императора (Льва Третьего) и снимавшего медную икону с городских ворот. Император был иконоборец в отличие от Феодосии. Она убила солдата, была казнена и вошла в историю православия как мученица, образец поведения, (того,) как надо защищать наши святыни. И таких примеров немало в церковных авторитетных книгах. И все это вдруг выплыло наружу в дни процесса над Pussy Riot, когда православные публично мечтали о том, как они будут применять насилие к этим женщинам.
В.В.: Какова здесь роль патриарха Кирилла?
А.К.: Я убежден, что патриарх, христианский пастырь, должен был бы в этих условиях выступить с осуждением погромных настроений, а он этого не сделал, то есть не выполнил свои прямые обязанности. Помимо того, тех людей, которые предлагали как-то иначе посмотреть на ситуацию, он публично назвал предателями в рясах. Модный нынче поиск национал-предателей начался с патриарха. Этот тренд был им задан.
В.В.: Власти пошли на поводу у патриарха, или здесь их взгляды совпали?
А.К.: По крайней мере, требование патриарха внести соответствующую статью в Уголовный кодекс (об оскорблении религиозных чувств) было удовлетворено. Это дикая статья стала законодательной нормой. А если говорить о федеральных медиа, то в них тема позорного призыва к насилию была обойдена молчанием. И когда мы сегодня видим мобилизацию уголовников-добровольцев на войну - это продолжение все той же темы: разрешение частного насилия. Так что все возвращается, и я отнюдь не считаю напрасным тот свой бунт. В общем, я скорее правильно усмотрел опасное течение, которое чуть позже стало реальным мейнстримом, угрожающим просто существованию России как таковой.
В.В.: Чем отличаются, если отличаются, взаимоотношения власти с РПЦ при Алексии и Кирилле?
А.К.: Думаю, принципиальных отличий нет. Вот есть отличие между кошкой и собакой. Кошка может не доесть то, что в миске, съев, сколько ей надо, а собака сметет все, сколько ей не дай... Так вот, наша патриархия похожа скорее на собаку... При Алексии государство по большому счету не нуждалось в поддержке церкви. В те годы, когда меня спрашивали, не использует ли государство в своих интересах церковь, я отвечал: простите, у нынешнего государства нет своих интересов, есть интересы отдельных бизнесменов, политиков, групп влияния, но национальные интересы - это вещь, которая в коридорах Кремля не востребована. И поскольку у государства нет своей внятной политики, тем более в области идеологии, уже в течение долгого времени, то соответственно не предполагалось и использование церковного ресурса. В этом смысле и именно поэтому церковь при Алексии была тем самым неуловимым Джо, который никому не нужен. Просто климат такой был. Потом климат изменился не без влияния церкви. Нашим епископам очень хотелось оказаться нужными государю, государству в целях военной мобилизации, защиты отечества, традиционных ценностей и так далее. И, в конце концов, они в этом убедили государство, которое сказало: хорошо, давайте работайте на нас. И это не вызвало сопротивления в церковной среде, напротив. Это не испуганный сервилизм, как в советские времена, это исходило от внутреннего убеждения… Недавно слушал долгую беседу Ксении Собчак и митрополита Тихона (Шевкунова), который объяснял хронику текущих событий и их логику. Из этой беседы многое становится понятнее. Мне она показалась интересной прежде всего тем, что из тех же уст подобной аргументации долго внимал Владимир Путин".
отсюда