Из утренней почты:
"Из архива старых заметок…
Эпиграф: «…пусть знают» (М.А. Булгаков)
Про пидорасов
Поскольку уже много сообщений подобного рода из категории «Исповедь семинариста» выложено в сеть, полагаю, что не будет и мне зазорным высказаться по данному вопросу. И как вы все, вероятно, догадались, благочестивые и не очень читатели, говорить я намерен про церковных пидорасов. Да, дорогие мои, - буквально - про них!
В силу того, что слово «пидорас», является вполне подходящим, то для поименования сего социально-антропологического феномена будем использовать именно этот термин.
Начну с известного старого анекдота:
- А, Ви знаете, что наш сосед Мойша стал пидорасом?
- Что, он таки занял у Вас 8 рублей и до сих пор не вернул?
- Нет, что Ви! Он стал пидорасом в хорошем смысле этого слова!
…
Было это в середине 1990-х годов… Мной были собраны и поданы все необходимые документы для поступления в одну провинциальную духовную семинарию. К тому времени, мой стаж «профессионального православного христианина» был меньше года. О внутрицерковной жизни и быте известно мне было чуть больше, чем нихрена, о современном духовном образовании - много меньше. В том далёком, 90-лохматом году я ещё наивно надеялся получить образование в стенах православного «духовного» учебного заведения.
Итак, про них - окаянных…
Так называемую «абитуру» я проходил не в самой семинарии, а в монастыре, после её окончания, приехал в семинарию, где отбыл ещё часть «абитуры», сдал почти все вступительные экзамены на «5» баллов… и… не поступил.
Дело в том, что в то время экзаменационные оценки от абитуриентов скрывались, зашифровывались. Но, скупой фантазии и скудоумия тамошних представителей администрации хватало ровно на столько, чтобы неглупый и наблюдательный абитуриент в выставляемых ими в свои тетрадки «чертах и резах» угадал заработанный балл. Да и при желании об оценках, полученных на экзаменах, всегда можно было узнать иными путями.
Недоумению и возмущению моему не было предела. Вернувшись домой в самом скверном расположении духа, я впервые отчетливо осознал тогда, что решения в семинарии принимаются шайкой ПИДОРАСОВ.
Но, так легко они не отделались. Преисполненный решимости докопаться до сути, через некоторое время я снова отправился в не самый близкий путь, но, уже не семинарию, а на приём к епархиальному архиерею. Уже довольно пожилой архиерей принимал всех желающих дней пять в неделю, на приём я попал без затруднений. Выслушав мой рассказ, владыка пообещал разобраться лично, определив меня на период рассмотрения оного дела на проживание в местном монастыре. Как оказалось, я не был единственным абитуриентом, сдавшим вступительные экзамены на положительные оценки, но не зачисленным в ряды «воспитанников» семинарии.
Позже ситуация была разъяснена мне лично архиереем. Он не являлся на тот момент ректором семинарии, но принимал решения по любым вопросам, касавшимся семинарии, если считал то необходимым. Оказалось, что меня «забраковал психолог»… Действительно, на собеседовании присутствовала некая дама средних лет и не самой приятной наружности. Оная женщина с грушевидной фигурой и маскообразным лицом, была представлена абитуриентам в качестве психолога, и, время от времени, задавала им глупые вопросы, типа «чем озеро отличается от реки?» и т.п.
Дело в том, что я - гипертоник, а подобные диагнозы врачи, как правило, ставят призывникам неохотно, и долгое время человеколюбивые эскулапы отделывались дежурным «НЦД». Именно эта злосчастная аббревиатура и оказалась указана в медицинской справке, которую в обязательном порядке необходимо было предоставить при поступлении в семинарию.
Наивный! Не знал я ещё тогда, что НЦД есть жуткая бесовская болезнь, и, как учат особо искушенные «православные врачи», недуг оный есть не что иное, как одна из латентных форм беснования. (Лишь многие месяцы спустя довелось мне ознакомиться лично с учеными трудами одного из сих просвещенных православных докторов, где приведён был длиннющих список диагнозов, под безобидными формулировками которых скрывалась бесовская одержимость, была в этом списке и злополучная НЦД. И тогда, в черном как самая кромешная тьма, подсознании вновь вспыхнуло зловещим пламенем ненавистное «ПИДОРАСЫ!».) Вне зависимости от результатов вступительных экзаменов, я был обречен. Но, по какому-то неведомому велению судеб, дело решено было владыкой в мою пользу, и я стал одним из семинаристов (или «семинерастов», как называли себя семинаристы тогда).
За годы учебы в семинарии, часто и много доводилось мне слышать про церковных ПИДОРАСОВ. Тема педерастии в разговорах семинаристов обсуждалась едва ли не ежедневно, о пидорасах мы могли трепаться часами и с великим воодушевлением. Наиболее забавным представлялось то обстоятельство, что по «рассказам очевидцев», как некие безымянные благочестивые юноши, так и некоторые многодетные протоиереи, в первую же ночь их пребывания в монастырях, либо даже случайно заскочив в монастырские покои на несколько минут, становились объектом сексуальных домогательств, будь то монахов в сане и без такового или послушников, или же свидетелями гомосексуальных сцен.
Что до меня, то сам я не предавал таким рассказам какого-то значения. Успев пожить в двух монастырях, ни с какими вопиющими проявлениями гомосексуализма лично я не сталкивался ни разу. Но, необходимо отметить, что несколько сцен, способных сойти за игрища гомосеков всё же наблюдать доводилось. То иеродиакона застанешь сидящим верхом на послушнике, когда тот лежит на кровати вниз лицом, то мальчика-подростка в подряснике, тискаемого тем же иеродиаконом и величаемого им «Огненная кошка»; или кто-то из семинаристов поведает о предложении местного толстого иеромонаха «показать слоника»… Были и семинаристы со, скажем так, своеобразными манерами и повадками. А ещё в монастырской трапезной работало одно великовозрастное чудо по имени Юра, считавшееся абсолютным большинством семинаристов самым что ни на есть гомосеком, некоторых «воспитанников» он приглашал к себе в гости, давал свой номер телефона (были ли случаи согласия - мне неведомо). Юра этот был средних лет, высокого роста, плотный и с одутловатым лицом, имевшим очень глупое выражение - единственная особь мужского пола в штате монастырских поваров, баб давно немолодых, напоминавших по наружности прожженных старых блядей (весь штат трапезной состоял из светских наемных работников). Помнится, будучи человеком неугомонным и злоречивым, я часто глумился над Юрой, в обильно изливаемых колкостях прозрачно упоминая о его не вполне традиционных… взглядах на жизнь. Сначала он пытался отшучиваться, потом начинал злиться, поблёскивая как бы невзначай золотым колечком на пальце, на что я всегда парировал, что женитьба ещё ничего не значит… Говорят, что через несколько лет его выгнали с работы за регулярное посещение костёла.
Ещё рассказывали о неком абитуриенте с очень подозрительными манерами, отбывавшем «абитуру» в семинарии, а не в монастыре. Молодой человек был весьма обеспокоен проблемой гомосексуализма в церковной среде и постоянно приставал к другим с вопросами типа «каково твоё отношение к гомосекам», или «что бы ты сделал, если бы тебе мужчина, ну… предложил». В семинарию он тогда так и не поступил, поскольку незадолго до экзаменов внезапно исчез. Спустя год, на первый курс поступил плешивый парень, ранее пытавшийся поступить в другую семинарию, поведавший, что решение поступать именно к нам далось ему очень нелегко, поскольку в той семинарии, куда он ранее подавал документы, есть студент, утверждающий, будто явление гомосексуализма имеет в стенах нашей духовной школы столь чудовищный размах, что буквально «трахаются там, как дышат».
Так наши семинаристы узнали о дальнейшей судьбе пропавшего абитуриента, что вовсе он не пропал, а вполне успешно поступил в самую миссионерскую семинарию на свете и учится там, а что до слухов про пандемию гомосексуализма в здешней семинарии, то по единодушному мнению знавших его студентов, парень тупо выдавал желаемое за действительное. Вполне вероятно, что в той другой семинарии он обрёл-таки желаемое, и мятущийся дух его успокоился. (Семинарию сей благочестивый гомофоб в своё время окончил благополучно. Теперь он епископ.)
Был ещё такой эпизод, коснувшийся лично меня. Случилось это немногим после поступления в семинарию и связано с именем Олега Ларькова, позднее более известного как архимандрит Клавдиан (Ларьков), в связи с екатеринбуржской голубой эпопеей 90-х. В то время он заведовал семинарской трапезной (а семинаристы кормились тогда ещё в трапезной семинарской, а не монастырской), и звался не «Клавдией Ивановной», а «Ольгой Геннадьевной».
Ларьков был выпускником семинарии и в приверженности пидорасине подозревался многими уже тогда, работал там ещё повар Ваня - тоже из выпускников, если не ошибаюсь. В кабинете, Ларьковым была обнаружена дохлая мышь, что вызвало у хозяина кабинета неподдельный ужас. А поскольку не барское это дело - убираться в кабинете, и уж тем паче выбрасывать дохлых мышей, это было поручено одному из дежуривших в трапезной семинаристов, коим и оказался я. И пока я старался веником извлечь из-под стола труп мыши, Ларьков и повар, стоя возле двери, как-то украдкой поглядывали в мою сторону и тихонько хихикали. Возможно, посовещавшись, они не приняли меня за одного из «своих», и каких-либо шагов в целях возможной последующей вербовки в свои плотные ряды адептов настоящей мужской дружбы, предпринять не решились. А, может быть, сии благочестивые мужи просто молились в этот момент и радовались тихой радостью… Хрен его знает!
Ещё через пару лет семинарию я бросил, получил университетское образование, потом окончил и семинарию много лет спустя. Оглядываясь на прожитые годы, анализируя ситуацию, прихожу к выводу, что несомненных появлений латентной гомосятины в той бурсацкой среде было гораздо больше, чем подмечалось тогда. Думается, что не менее 10% тогдашних наших семинаристов были пидорасами - в «хорошем смысле этого слова», «практикующими» или нет - не знаю, говорят, что некоторые из них впоследствии стали практикующими, другие - держатся. Среди представителей администрации о тех или иных проявлениях пидорасины было почти ничего не известно, хотя, пидорасами - «в плохом смысле» (см. выше) было большинство из них. Для себя я давно сделал вывод, что не так страшны епископы-геи, как попы-пидорасы. Хочется повторить тут слова одного бритоголового православного активиста: «У меня нет гомофобии. Я не боюсь ПИДОРАСОВ».
В отличие от соплежуев, письма которых публикует Кураев, столь возлюбивших служение некоей надмирной реальности, что готовы нести его не щадя собственной жопы, очевидно полагая оное столь важным для этой надмирной реальности и освящающим сию грешную землю, что жертва эта не представляется им существенной, под началом лиц, обличаемых ими же как ПИДОРАСЫ, автор этих строк не солидарен с ними в подобном энтузиазме. Хотя и не жалеет, подобно персонажу «Дозора», о своих ошибках, как и о годах, прожитых в среде чуждой и потраченных на попытку строить свою жизнь сообразно нормам «образа благочестия», так и не ставшего родным.
В выборе шута по своему нраву, одному ближе Задорнов, другому - Охлобыстин, а иной прётся даже от Чаплина в рясе… Автор же этих строк не бухал с игуменами и архиереями, не тёрся подле них, не боялся гнева всяких там «могучих владык», и милости их по сей день ему никуда не впились. Чтобы жить по-человечески, необходимо стараться жить в ладу с Богом и Природой. Пусть же каждый делает свой выбор и после не пеняет на то, что ранее сделавшие выбор сродный, распознают его теперь по сродству души".
P.S. Ваши письма, обращения, жалобы присылайте дедульке на kalakazospb@gmail.com