Калхасная песнь...
Фаворитизм всегда осеняет
закрытые от постороннего глазу
клановые и архаикные сообщества.
Не всегда это единится с грехами Гоморры и Содома,
а просто является, зачастую, последним Калхасом,
стариковской привязанностью,
традицией, ограждённого от мира и
глубоко одинокого деспоты и наставника
к своему, всё и вся на лету схватывающему,
последнему ученику.
Об этом Германн Гессе
в традиции немецкого "романа-воспитания"
даже наваял целый опус под названием "Игра в бисер",
для поверхостного читателя
кажущийся пустым и бессмысленным,
но открывающийся токмо ключиком
этого самого горнего одиночества.
У владыки Никодима Ротова несомненным фаворитом
был двадцатишестилетний ректор питерской академии,
хорохорившийся ясным соколом Кирилл Гундяев.
И на заседании святая святых -
академического совета,
в присутствии Ленинградского митрополита,
не терпевшаго даже признаков
хотя бы малейшего возражения,
только Кирилл мог позволить
внезапу вымолвить весткое словцо:
"А вот в этом Вы, владыко, совершенно не правы!"
Скажи это кто-нибудь другой -
не миновать грозливой и сметающей всё и вся
на своём пути "бури в пустыне",
а здесь - токмо от деспоты
недоуменое пожимание плечами
и благостливое в ответ молчание.
Никодим сам ваял гнёздышко
для своей ненаглядной пассии,
сдувал с него пылинки
и, проживи Никодимушка ещё год,
митрополитом Лениградским
непременно был бы Кирилл Гундяев,
а сам он смиренно бы ушёл на Новгородскую кафедру.
После внезапной смертушки у папской туфли
нашли и Никодимово завещание:
"На мой архирейский стол настоловать
моего, единственного на сие достойного,
доблестного преемника владыку Кирилла Гундяева",
но кто ж в Синоде такие завещания восприемлет всурьёз?
Это, скорее, курьёз
для впадающего в умилительну риторику
и напрочь теряющего чувство реальности
деспотного маразматика.
Фаворитом патриарха Пимена был, без сомнения,
митрополит Серапион Фадеев:
весёлый и словоохотливый дебошир,
скандалист, нахрапистой и щедродарный,
направо и налево раздаятель митр и "отверстий".
Ему в его Успенском соборе во Владимире тоже
всё предстояли двадцатилетние архимандриты:
"Вот очко чудотворит - в двадцать лет архимандрит".
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post17038082/
И когда Скорпионушка в алтаре Елоховского собору
в припадке ярости раздубасил нос протоиерею С.,
так что кровина полилась прямо на белоснежной жертвенник,
Святейший Пимен в это самое времечко
умилительно созерцал,
как за решечённым окошком,
купаясь в мартовской лужице,
чирикают, радуясь скорому уже обновлению,
сизые воробушки,
"алтарного инцидента" при этом
вовсе даже как-то и не заметив...
закрытые от постороннего глазу
клановые и архаикные сообщества.
Не всегда это единится с грехами Гоморры и Содома,
а просто является, зачастую, последним Калхасом,
стариковской привязанностью,
традицией, ограждённого от мира и
глубоко одинокого деспоты и наставника
к своему, всё и вся на лету схватывающему,
последнему ученику.
Об этом Германн Гессе
в традиции немецкого "романа-воспитания"
даже наваял целый опус под названием "Игра в бисер",
для поверхостного читателя
кажущийся пустым и бессмысленным,
но открывающийся токмо ключиком
этого самого горнего одиночества.
У владыки Никодима Ротова несомненным фаворитом
был двадцатишестилетний ректор питерской академии,
хорохорившийся ясным соколом Кирилл Гундяев.
И на заседании святая святых -
академического совета,
в присутствии Ленинградского митрополита,
не терпевшаго даже признаков
хотя бы малейшего возражения,
только Кирилл мог позволить
внезапу вымолвить весткое словцо:
"А вот в этом Вы, владыко, совершенно не правы!"
Скажи это кто-нибудь другой -
не миновать грозливой и сметающей всё и вся
на своём пути "бури в пустыне",
а здесь - токмо от деспоты
недоуменое пожимание плечами
и благостливое в ответ молчание.
Никодим сам ваял гнёздышко
для своей ненаглядной пассии,
сдувал с него пылинки
и, проживи Никодимушка ещё год,
митрополитом Лениградским
непременно был бы Кирилл Гундяев,
а сам он смиренно бы ушёл на Новгородскую кафедру.
После внезапной смертушки у папской туфли
нашли и Никодимово завещание:
"На мой архирейский стол настоловать
моего, единственного на сие достойного,
доблестного преемника владыку Кирилла Гундяева",
но кто ж в Синоде такие завещания восприемлет всурьёз?
Это, скорее, курьёз
для впадающего в умилительну риторику
и напрочь теряющего чувство реальности
деспотного маразматика.
Фаворитом патриарха Пимена был, без сомнения,
митрополит Серапион Фадеев:
весёлый и словоохотливый дебошир,
скандалист, нахрапистой и щедродарный,
направо и налево раздаятель митр и "отверстий".
Ему в его Успенском соборе во Владимире тоже
всё предстояли двадцатилетние архимандриты:
"Вот очко чудотворит - в двадцать лет архимандрит".
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post17038082/
И когда Скорпионушка в алтаре Елоховского собору
в припадке ярости раздубасил нос протоиерею С.,
так что кровина полилась прямо на белоснежной жертвенник,
Святейший Пимен в это самое времечко
умилительно созерцал,
как за решечённым окошком,
купаясь в мартовской лужице,
чирикают, радуясь скорому уже обновлению,
сизые воробушки,
"алтарного инцидента" при этом
вовсе даже как-то и не заметив...