Старчик Гулькиносий...
Достопочтенный prostopop:
"Во сне увидел старчик Гулькиносий огромный дирижабль, из которого доносился глас: "Иди в землю Тамбовскую, и обретешь там покой, ТамБов -- ТамБог". Проснувшись, отчик сразу же пустился в дорогу. На Тамбовщине был у него один знакомый, пчеловод-шиваит Перфоратий Антонов-Ценский. Жил он в глухой деревне на краю оврага, в местную церковь не ходил, презирая сергиянство и экуменизьму местного попа Христофера Земляники, посему литургию совершал сам на огромном пне, освящая текстами Дидахе, Вед и сказок Бажова лепешки из кукурузы и вино из сосновых шишек.
А ещё Перфоратий был воин света. В подвале у него был склад оружия, в сарае выкопаны катакомбы до самого града Китежу, на лесной полянке оборудован дзот и зенитная позиция.
Иногда по ночам наш служивый вскакивал, прерывая умную молитву старчика, который никогда не спал, лишь молился, и бежал во двор, хватал ружье и принимался палить в лес и вдоль реки, приговаривая: "Суки рваные, не возьмете живым". Во время трапез он вдруг переставал жевать и тихо, страшным голосом произносил: "Серега сельсоветовский -- предатель". Потом он вечером шел по селу, не здороваясь ни с кем, заходил в избу названного Сереги и начинал расследование, с криком, препирательствами и обязательно дракой, в которой его почти всегда били, он возвращался, вытирая красную юшку и, осушив ковшик еловой браги, удовлетворенно крякал: "Серега -- сука драная. Но не предатель. Показалось". Через пару месяцев за ужином в предательстве подозревался уже другой односельчанин, и сюжет повторялся.
Однажды во время молитвы уже глубоко за полночь старчику увиделся яркий свет за окном. Он вышел и пошагал зачарованно туда, где светилось из-за сосен. Сколько бы ни шел, свет отдалялся, и вдруг старчик споткнулся о корень, упал и покатился на дно оврага, где ежевика, пни и пустые бутылки. Отряхнувшись, отчик выпрямился и увидел прямо перед собой всадников на серых и белых конях, они неспешно пересекали село, поправляя портупеи и позвякивая оружием. Главным у них был невысокий носатый брюнет на огромном коне, он презрительно цикнул в сторону старчика, проезжая, а следующий красноармеец в пыльной буденовке гоготнул: "Двигай отсюда, поп, не мешай контрреволюцию душить" и пихнул старчика конем. Попятившись, тот ещё долго смотрел вслед чапаевской сотни и подпевал бойцам негромко.
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!"
отсюда
"Во сне увидел старчик Гулькиносий огромный дирижабль, из которого доносился глас: "Иди в землю Тамбовскую, и обретешь там покой, ТамБов -- ТамБог". Проснувшись, отчик сразу же пустился в дорогу. На Тамбовщине был у него один знакомый, пчеловод-шиваит Перфоратий Антонов-Ценский. Жил он в глухой деревне на краю оврага, в местную церковь не ходил, презирая сергиянство и экуменизьму местного попа Христофера Земляники, посему литургию совершал сам на огромном пне, освящая текстами Дидахе, Вед и сказок Бажова лепешки из кукурузы и вино из сосновых шишек.
А ещё Перфоратий был воин света. В подвале у него был склад оружия, в сарае выкопаны катакомбы до самого града Китежу, на лесной полянке оборудован дзот и зенитная позиция.
Иногда по ночам наш служивый вскакивал, прерывая умную молитву старчика, который никогда не спал, лишь молился, и бежал во двор, хватал ружье и принимался палить в лес и вдоль реки, приговаривая: "Суки рваные, не возьмете живым". Во время трапез он вдруг переставал жевать и тихо, страшным голосом произносил: "Серега сельсоветовский -- предатель". Потом он вечером шел по селу, не здороваясь ни с кем, заходил в избу названного Сереги и начинал расследование, с криком, препирательствами и обязательно дракой, в которой его почти всегда били, он возвращался, вытирая красную юшку и, осушив ковшик еловой браги, удовлетворенно крякал: "Серега -- сука драная. Но не предатель. Показалось". Через пару месяцев за ужином в предательстве подозревался уже другой односельчанин, и сюжет повторялся.
Однажды во время молитвы уже глубоко за полночь старчику увиделся яркий свет за окном. Он вышел и пошагал зачарованно туда, где светилось из-за сосен. Сколько бы ни шел, свет отдалялся, и вдруг старчик споткнулся о корень, упал и покатился на дно оврага, где ежевика, пни и пустые бутылки. Отряхнувшись, отчик выпрямился и увидел прямо перед собой всадников на серых и белых конях, они неспешно пересекали село, поправляя портупеи и позвякивая оружием. Главным у них был невысокий носатый брюнет на огромном коне, он презрительно цикнул в сторону старчика, проезжая, а следующий красноармеец в пыльной буденовке гоготнул: "Двигай отсюда, поп, не мешай контрреволюцию душить" и пихнул старчика конем. Попятившись, тот ещё долго смотрел вслед чапаевской сотни и подпевал бойцам негромко.
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!"
отсюда