Ату ево!
"Ну, уж я вижу, - сказала старуха, - что, видно, его такая судьба.
Уж если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его.
Отец был Акакий, так пусть и сын будет Акакий".
Таким образом и произошел Акакий Акакиевич.
Ребенка окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу,
как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник"
http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0120.shtml.
По слову неистового Виссариона
вся русская словесность вышла из гоголевской "Шинели",
и сам образ Акакий Акакиевича может быть
более всего к творческой судьбе
Владимира Афанасьевича и приложим:
мечта о собственном театре и
стала когда - то его Шинелью:
идея "театра потрясения",
где невозможна ни привычная
для академических сцен рутина,
ни игра на отзубренных "приёмах",
ни тень мастеровой халтуры,
и где до катарсиса досязают и актёры
и даже совсем случайныя зрители.
Советский театр был железобетонной системой,
ещё с дореволюционных времён,
прокрустовым ложем,
где режиссёру с таким дарованием, как у Володи,
оставалось всю жизнь оставаться
только титулярным советником:
"вторым" или помрежем - на подхвате и подмоге
театральным негром.
Как когда - то в попы, в неё вступали или по родству
или по именитой приемственности,
или с чёрного ходу,
сколько вот таких же "подававших надежды"
спилось, анигилировалось или сошло на нет,
и нужно было быть воистину одержимым,
чтоб собственной головою пробить
номенклатурные средостения,
и создать театр всеобщего Катарсиса и
в семидесятых среди общей тогда
театрально сталеварно партийных вакхаканалий,
пронзительно и во весь голос воспеть
космического масштабу
сиротство, бездомность, безотцовщину:
"Не имамы бо града зде пребывающа. Грядущаго взыскуем..."
http://kalakazo.livejournal.com/80693.html?thread=1404725#t1404725.
И было бы странным если бы эта система,
чувствуя всю инородность этих сумрачных песень,
вскорости и не оторгла его, как инородное тело:
"А ведь шинель-то моя!" - сказал один из них громовым голосом, схвативши его за воротник.
Акакий Акакиевич хотел было уже закричать "караул",
как другой приставил ему к самому рту кулак величиною в чиновничью голову,
примолвив: "А вот только крикни!"
Акакий Акакиевич чувствовал только,
как сняли с него шинель, дали ему пинка поленом,
и он упал навзничь в снег
и ничего уж больше не чувствовал"
.http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0120.shtml
Уж если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его.
Отец был Акакий, так пусть и сын будет Акакий".
Таким образом и произошел Акакий Акакиевич.
Ребенка окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу,
как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник"
http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0120.shtml.
По слову неистового Виссариона
вся русская словесность вышла из гоголевской "Шинели",
и сам образ Акакий Акакиевича может быть
более всего к творческой судьбе
Владимира Афанасьевича и приложим:
мечта о собственном театре и
стала когда - то его Шинелью:
идея "театра потрясения",
где невозможна ни привычная
для академических сцен рутина,
ни игра на отзубренных "приёмах",
ни тень мастеровой халтуры,
и где до катарсиса досязают и актёры
и даже совсем случайныя зрители.
Советский театр был железобетонной системой,
ещё с дореволюционных времён,
прокрустовым ложем,
где режиссёру с таким дарованием, как у Володи,
оставалось всю жизнь оставаться
только титулярным советником:
"вторым" или помрежем - на подхвате и подмоге
театральным негром.
Как когда - то в попы, в неё вступали или по родству
или по именитой приемственности,
или с чёрного ходу,
сколько вот таких же "подававших надежды"
спилось, анигилировалось или сошло на нет,
и нужно было быть воистину одержимым,
чтоб собственной головою пробить
номенклатурные средостения,
и создать театр всеобщего Катарсиса и
в семидесятых среди общей тогда
театрально сталеварно партийных вакхаканалий,
пронзительно и во весь голос воспеть
космического масштабу
сиротство, бездомность, безотцовщину:
"Не имамы бо града зде пребывающа. Грядущаго взыскуем..."
http://kalakazo.livejournal.com/80693.html?thread=1404725#t1404725.
И было бы странным если бы эта система,
чувствуя всю инородность этих сумрачных песень,
вскорости и не оторгла его, как инородное тело:
"А ведь шинель-то моя!" - сказал один из них громовым голосом, схвативши его за воротник.
Акакий Акакиевич хотел было уже закричать "караул",
как другой приставил ему к самому рту кулак величиною в чиновничью голову,
примолвив: "А вот только крикни!"
Акакий Акакиевич чувствовал только,
как сняли с него шинель, дали ему пинка поленом,
и он упал навзничь в снег
и ничего уж больше не чувствовал"
.http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0120.shtml