Вблизиру
И было бы для меня совсем чудненько,
о други и недруги мои,
ежили в эту самую пору,
тяга к нашему малому городочку
не овладела бы и нашими благочестивыми деспотами.
Раньше в городке нашем владыку днём с огнём
сыскать было невозможно -
то он в Женеве на симпозиуме,
то в Сиднее через огонь проходит
на эккуменном радении,
то в Карловых Варах от трудов
праведных дух переводит.
А ежели и нашёл Его ВысОко-и-далЁко -
ещё в очереди стой, к секретарю ластись,
у глазки хитрыя ему заглядуй,
когда он всё в жмурки с тобой
норовит сыграть напоследок...
Хуже было ежели секретарь
сам кого искать починал,
а сам деспота с очередным приступом тахикардии
(инфарктом, микроинфарктом,
ишемией, больничнопохудательной диетой)
на месяцок другой сваливал у госпиталь -
знамо дело указ к ссылке или под запрет,
али переводу в страну Макара и его телят
был уже заготовлен.
Но всё это уже было очень давно и совсем неправда.
Нынче же только выйдя из парадного подьезду,
и приготовившись к совершению прогулочного моциону,
одних только почему - то
деспотов дедулькин kalakazo и подмечает:
бегут оне и впереди меня и позади,
посижуют в любой из рюмочных,
с листом капустным в длинючих "образах Божиих",
протирают кургузыя седалища в забегалавках
и смиренно выстаивают в очередях
за разливным пивом.
"А ты чо владыченька, не у себя в епархии?" -
"Да вот фатеру нову - у Смольного - обмываю!" -
"Ну и как там у тебя?" -
"Как как, сам ведаешь - тоска зелёная
и один сплошной уже дурдом:
нарукополагал Бог знает кого -
не попы, а сплошной паноптикум получился,
а теперь и сам не знаю
куды от этих паскудников
вовремя бы свалить?"
А сколько, помнится, дедулькин поскакулькин
за них интронизационных речей понаписал -
уже и ни счесть.
Естественно - ни слова про досужие хлопоты и "конверты",
и про уже как лет десять до этого,
собираемые коллекции панагий
и архирейских облачений:
будусчий деспота молился себе тайнообразующе в келии,
постился, ни о чём более и не помышляя,
на воде и чёрном хлебушке,
как внезапу разразися у келейных врат,
аки гром с ясного неба,
соборной глас освячённого Синоду:
"Отныне с нами будеши в раи" -
тьфу ты - "Паси агнцы моя!"
Следом, только что поставленный владыко,
"ничтоже вопреки глаголя",
со страхом Божим
взирал на свою необозримую паству,
трепеща оглядуя высоту своего "деспотскаго" служения,
и несмотря на проручествующую благодать,
продолжая сознавать свои
природные убожливось и духовную немощь,
земно умолял лоснящихся от святости синодалов
за него молиться и далее...
Но энто други мои, тоже всё давно было и всё неправда.
А тяперича они ещё дедульку сиренами и зазывают:
"Ежили хошь - сам нынче и заезжай:
оттянемся чуток,
да и на мой лепразорий ещё
вблизиру поглядим!"...
о други и недруги мои,
ежили в эту самую пору,
тяга к нашему малому городочку
не овладела бы и нашими благочестивыми деспотами.
Раньше в городке нашем владыку днём с огнём
сыскать было невозможно -
то он в Женеве на симпозиуме,
то в Сиднее через огонь проходит
на эккуменном радении,
то в Карловых Варах от трудов
праведных дух переводит.
А ежели и нашёл Его ВысОко-и-далЁко -
ещё в очереди стой, к секретарю ластись,
у глазки хитрыя ему заглядуй,
когда он всё в жмурки с тобой
норовит сыграть напоследок...
Хуже было ежели секретарь
сам кого искать починал,
а сам деспота с очередным приступом тахикардии
(инфарктом, микроинфарктом,
ишемией, больничнопохудательной диетой)
на месяцок другой сваливал у госпиталь -
знамо дело указ к ссылке или под запрет,
али переводу в страну Макара и его телят
был уже заготовлен.
Но всё это уже было очень давно и совсем неправда.
Нынче же только выйдя из парадного подьезду,
и приготовившись к совершению прогулочного моциону,
одних только почему - то
деспотов дедулькин kalakazo и подмечает:
бегут оне и впереди меня и позади,
посижуют в любой из рюмочных,
с листом капустным в длинючих "образах Божиих",
протирают кургузыя седалища в забегалавках
и смиренно выстаивают в очередях
за разливным пивом.
"А ты чо владыченька, не у себя в епархии?" -
"Да вот фатеру нову - у Смольного - обмываю!" -
"Ну и как там у тебя?" -
"Как как, сам ведаешь - тоска зелёная
и один сплошной уже дурдом:
нарукополагал Бог знает кого -
не попы, а сплошной паноптикум получился,
а теперь и сам не знаю
куды от этих паскудников
вовремя бы свалить?"
А сколько, помнится, дедулькин поскакулькин
за них интронизационных речей понаписал -
уже и ни счесть.
Естественно - ни слова про досужие хлопоты и "конверты",
и про уже как лет десять до этого,
собираемые коллекции панагий
и архирейских облачений:
будусчий деспота молился себе тайнообразующе в келии,
постился, ни о чём более и не помышляя,
на воде и чёрном хлебушке,
как внезапу разразися у келейных врат,
аки гром с ясного неба,
соборной глас освячённого Синоду:
"Отныне с нами будеши в раи" -
тьфу ты - "Паси агнцы моя!"
Следом, только что поставленный владыко,
"ничтоже вопреки глаголя",
со страхом Божим
взирал на свою необозримую паству,
трепеща оглядуя высоту своего "деспотскаго" служения,
и несмотря на проручествующую благодать,
продолжая сознавать свои
природные убожливось и духовную немощь,
земно умолял лоснящихся от святости синодалов
за него молиться и далее...
Но энто други мои, тоже всё давно было и всё неправда.
А тяперича они ещё дедульку сиренами и зазывают:
"Ежили хошь - сам нынче и заезжай:
оттянемся чуток,
да и на мой лепразорий ещё
вблизиру поглядим!"...