Хамы в храмах?
Пишет попадья из столицы московитов,
достопочтенная matusenka:
«Хамы в храмах
Друзья, вы когда-нибудь замечали, что некоторые исповеди превращаются в этакую "приятную болтовню"? "Как сама, как детки, а у моей дочки дети заболели, ладно-ладно, ну иди, прощаю-разрешаю"? Или новая крайность - снисходительная ухмылка, наезд, и откровенный стёб. Встречали?
Замечаю, что современные священники пытаются подражать поп-звёздам типа отцов Дмитрия Смирнова и Андрея Ткачёва. Сих почтенных отцов, конечно, несколько портят повадки Якубовича из Поля Чудес, но тем не менее, оба священника выразительны и обладают яркой индивидуальностью. Чего, увы, никак не скажешь о большинстве тех, кто берет их модель общения с паствой за норму. С этим надо быть осторожнее, ведь если нет острого ума и харизмы, то человек, общающийся брезгливо, свысока, по-панибратски, рискует превратиться в быдло. И, что особенно страшно, получается, что люди идут в храм за поддержкой, как дети, с открытой душой, а им в душу, простите, плюют. А о духовной поддержке уже и говорить нечего - какая может быть поддержка, когда священник сам на ногах не стоит. В духовном смысле, конечно.
На днях один знакомый священник назвал меня маргиналом, когда я сказала ему, что однодетные священники не имеют права призывать прихожан рожать как можно больше детей. Я действительно считаю, что если священник встаёт в пять утра на молитву после бессонной ночи, проведенной с младенцем, у которого режутся зубки, затем спешит на молочную кухню, потом едет в храм, служит, а после службы, треб и трапезы не заваливается спать, а едет за детьми в школу, привозит их домой, помогает жене по хозяйству, затем либо отвозит детей в кружки и секции и спешит в садик за младшими и т.д. - то да, такой священник, имеет право призывать рожать. Но никак не однодетный, даже если на его попечении находится сотня детей. Потому что детей этих обслуживают наёмные работники, а не он сам. Какое право он имеет требовать, если сам, на практике, не имеет никакого понятия о том, каково быть многодетным?
Историю о старце, который любил сладкое, наверное все помнят.
А еще произошел со мной недавно случай, достойный быть опубликованным разве что на страницах Ахиллы.
Представьте себе зачморенную тётку средних лет. Измученную переездами, собиранием и разбиранием бесконечных коробок, ремонтом, общением с рабочими, а ведь ещё девять детей никто не отменял!
Просыпаешься в шесть утра на съёмной квартире от восторженных криков "Мама! Опять зима!!; троих младших запираешь с няней в детской; троих средних судорожно собираешь в детсад и школу (во что одевать детей, если теплые вещи выстираны, упакованы и уже перевезены?) и умоляешь старшую дочку, спешащую в колледж, отвести по пути брата и сестричку в садик; вручаешь уже собравшемуся выходить мужу школьника; и вот они - твои законные пятнадцать минут тишины. Заходишь расслабиться куда-нибудь в соцсеть, а там старшие со своими уже не детскими проблемами. Даешь им ЦУ, и время уже вышло, чай выпит, сэндвичи съедены, время, время, пора спешить. "Загружаешь" няню по полной, производишь ревизию холодильника и гардероба, вручаешь малышам вкусняшки и новые фломастеры, готовишь детям одежду и обувь для прогулки и бегом - впереди один из вереницы сумасшедших дней.
Садишься в автобус, закрываешь глаза, но пищит телефон - предлагают персональную. Срочно надо как минимум 100 картин. Или 70, но больших. Две персональные выставки одновременно, так вообще бывает? Что делать, если 50 с лишним картин, которые висят в музее Островского, мне не отдадут раньше июня, а завезти работы в НЕГА необходимо не позднее 18-го мая?
Что делать? Разумеется, отказываться от персональной нельзя, но всё-таки, что делать? Штук 10-12 подсохших работ 2017 года я найду, а дальше? Ах, да - на даче лежит оформленная графика 2003-2005 года. Сколько там? Штук 20 будет? Но этого мало, мало. Придётся на время забыть о переезде и работать. По пути домой заходишь в "Красный карандаш" (благо рядом, на Гусятниковом), покупаешь ненавистный акрил, потому что он быстро сохнет, и бегом домой, по пути решая, что бы такого нарисовать.
Заходишь в квартиру, где муж собирает трехместный письменный стол, и, глядя на его скульптурный профиль, понимаешь - вот оно! Вот что необходимо увековечить!
И пошла череда портретов, сколько успею за шесть дней до завоза. Правда, стараешься выбирать персонажей поколоритнее, для вдохновения, так сказать).
При этом родительские собрания, уроки, стирку, уборку после ремонта, приведение квартиры в жилой вид, раскладывание вещей, развешивание полок и еще кучу бытовых дел отменить невозможно. Теперь, надеюсь, понятно, как часто я бываю в храме в последние месяцы? Хорошо, если два раза в месяц... позор, позор мне.
В ночь с субботы на воскресенье я договорилась с няней и старшей дочкой, что они отведут детей к Причастию, и решила остаться ночевать в новой квартире, чтобы успеть сделать побольше дел. И вот представьте себе, как воскресным днем я, то есть та самая зачморённая тётка, просыпается от мук совести и думает что-то типа: сколько можно, пора бросать дела, надо в храм.
Вещи в коробках, коробки не разобраны. Принимаю, пардон, душ, натягиваю первую попавшуюся чистую (но рваную) юбку "в пол", быстро заплетаю волосы, которые неплохо было бы помыть (но некогда) в косу, накидываю платок, капюшон толстовки, и судорожно ищу хоть какой-нибудь молитвослов. Попадается совершенно убитый, без обложки.
В этот храм я иду впервые, сколько времени займёт дорога - не знаю. Дабы не опоздать на службу, я, справедливо рассудив, что последование можно и в храме почитать, хватаю молитвослов и выскакиваю из дома. Душа болит - грешна, грешна, хорошо бы успеть исповедаться, и, даст Бог, причаститься.
Утро. Тётка в серой мешковатой толстовке, рваной "подвижнической" темной юбке и чёрных кроссовках заходит в храм. Голова закутана, в руках потрёпанный молитвослов. Народу - человек пять, не больше. Батюшка, сидящий на лавочке, мельком окидывает взглядом новую прихожанку.
Ставлю рюкзак на ближайшую лавочку, и открываю молитвослов, но тут приближается застенчивая старушка и виновато просит меня убрать рюкзачок с лавочки, мотивируя это тем, что именно на этом месте сидит женщина, которая является спонсором данного храма, и она, наверное, скоро придет. Я отхожу к окну, но старушка снова подходит и что-то говорит. Одариваю старушку улыбкой и не отрываясь от чтения быстро перехожу в другой угол храма, где никого нет.
Ближе к началу службы храм постепенно наполняется людьми.
Мне повезло, до начала службы удалось прочитать Последование, и я встала в очередь на исповедь. В последнее время состояние у меня совершенно дурацкое, такого не было никогда - душа словно застыла, уже несколько месяцев никакого движения, ни вперед, ни назад. Какое-то окостенение. Хочется рассказать об этом, возможно, получить духовный совет. Кажется, теперь я поняла, что чувствуешь, когда невозможно измениться и в каком состоянии человека настигает смерть. Видимо, именно тогда, когда уже нет сил (или желания?) ползти вперед. Господь милостив... тяжелые мысли прервались - подошла моя очередь.
Далее, приблизительно (приблизительно, а не дословно), опуская некоторые фрагменты, передаю суть беседы.
- Христос Воскресе
- Воистину Воскресе. Как Ваше имя?
- Елена. Я обычно хожу в ближайший к дому храм. Теперь буду ходить сюда, потому что мы переехали.
- Замечательно, мы очень рады Вам.
- Простите, не думаю, что Вы будете рады. Я очень грешна.
- Мы очень рады, когда грешники приходят в храм.
- Хорошо, батюшка. Грешна словом и делом, ведением и неведением. Каюсь много лет в одном и том же, не могу исправиться, от этого нападает уныние. Человек я тяжелый, общаться со мной сложно, раздражительна. Иногда поступаю жёстко.
- Зачем же жёстко? Надо терпеть и смиряться.
- Знаю, но иногда это от меня не зависит, и хотя бы на внешнем уровне необходимо реагировать на некоторые ситуации.
- Какие ситуации?
- Я пришла каяться в своих грехах, и мне бы не хотелось говорить о грехах других. Каюсь, что не люблю людей, в последнее время чувствую, что не развиваюсь духовно. Скупа на добрые дела, мало времени уделяю детям...
- А сколько у Вас детей? - перебивает священник.
- Девять. Батюшка... а можно попросить женщину, которая встала рядом с нами, у подсвечника, отойти подальше?
- А что Вас смущает? Вы знаете, что раньше люди исповедовались публично? - неожиданно взъедается священник.
- Знаю, конечно. А потом, наверное, издевались друг над другом.
- ??
- Понимаете, у меня уже был такой опыт - когда муж служил в монастыре, было очень много народу, монахини стояли рядом и слушали мою исповедь, а потом обсуждали. В этом приятного мало. Но ладно, батюшка, не будем об этом. Грешна тем, что иногда слушаю тяжелую музыку...
- А что в этом плохого? Слушайте! - снова перебивает батюшка
- Это мешает молитве. Кстати, да - грешна нерадением к молитве...
- А зачем тогда молиться?! Если молитва не идёт - не надо молиться! Живите и радуйтесь жизни.
- Жить, радоваться и не молиться? Так можно в ересь Осипова впасть - живи без напряга, радуйся, ведь все спасутся.
- Да, спасутся!
- И Иуда?
- Вы что, думаете, что Вы такая правильная вся, да? Такая благочестивая? - священник, кажется, рассердился не на шутку.
- Что Вы, батюшка. Нет, конечно - искренне удивляюсь я, - я же каюсь, что грешна. Чревоугодием грешна, после Великого Поста даже в среду и пятницу иногда не постилась...
- Знаете, что? Вы - главный еретик! - снова перебил меня священник.
- А в чём моя ересь заключается? Мы вообще-то о ереси Осипова говорили.
- Оставьте Осипова в покое!
- Хорошо, батюшка.
- Всё, как священник я прощаю и разрешаю, но чисто по-человечески я Вам скажу - с Вами совершенно не хочется общаться. Вы очень тяжелый человек!
Я (про себя):
- Да Вы кэп, батюшка. Я ж с этого и начала свою исповедь - с того, что я тяжелый человек, - и, искренне сокрушаясь, признаюсь вслух:
- Да, батюшка, каюсь, я очень, очень грешна!
Священник покрывает меня епитрахилью и, едва сдерживая возмущение, читает молитву.
Этот батюшка явно не был прозорливцем: я совершенно мирской злой человек; в одежде привередлива; молитвослов, который был у меня в руках, потрёпан вовсе не от усердной молитвы, а потому что он побывал в аварии. Этот молитвослов у меня хранится, как семейная реликвия. В храм задолго до службы я не прихожу (скорее, к чтению Евангелие, обвешанная кучей детей) тому же, я не мать-героиня и так далее, в общем, суть в том, что если бы я действительно была праведницей с потрёпанным молитвословом, то получается, что священника "зацепила" именно та женщина, которую он себе представлял - ревностная христианка. "Слушай рок, не молись" - это советы священника? Мы вообще где? В миру, или в церкви? В какой церкви? Это Церковь Христова?
Святитель Иоанн Златоуст писал: "Если ты веришь в священника, то поводов для разочарования найдется немало, но если ты веришь в Господа, в Нем ты никогда не разочаруешься! Трагедии происходят, когда люди не умеют различать эти понятия. Дары Божии не таковы, чтобы они зависели от священнической добродетели." Это так. Однако очень плохо, когда неокрепшие духовно люди попадают на исповедь к грубому или глупому священнику, от общения с которым духовного совета и утешения не получают. В итоге, люди уходят из храмов. И дело вовсе не в "гордыньке" исповедующегося, и не в "прозорливом батюшке-обличителе", а в том, что среди священников часто встречаются такие, которым не с людьми, а самим с собой работать надо.
Ну ладно, я пришла, пожала плечами и ушла, а другие? Те неокрепшие души, которые пришли в храм каяться, которые искренне хотят изменить свою жизнь - какую духовную пищу получат они от таких толерантных пастырей?
"В храм мы идём не к священнику, а к Богу" - да, но как же быть, если над твоим искренним раскаянием тот, кто принимает исповедь, фактически потешается? И опять же - за духовными советами куда идти, если не к священнику? Какой духовной пищей мы, прихожане, должны кормиться?»
отсюда
достопочтенная matusenka:
«Хамы в храмах
Друзья, вы когда-нибудь замечали, что некоторые исповеди превращаются в этакую "приятную болтовню"? "Как сама, как детки, а у моей дочки дети заболели, ладно-ладно, ну иди, прощаю-разрешаю"? Или новая крайность - снисходительная ухмылка, наезд, и откровенный стёб. Встречали?
Замечаю, что современные священники пытаются подражать поп-звёздам типа отцов Дмитрия Смирнова и Андрея Ткачёва. Сих почтенных отцов, конечно, несколько портят повадки Якубовича из Поля Чудес, но тем не менее, оба священника выразительны и обладают яркой индивидуальностью. Чего, увы, никак не скажешь о большинстве тех, кто берет их модель общения с паствой за норму. С этим надо быть осторожнее, ведь если нет острого ума и харизмы, то человек, общающийся брезгливо, свысока, по-панибратски, рискует превратиться в быдло. И, что особенно страшно, получается, что люди идут в храм за поддержкой, как дети, с открытой душой, а им в душу, простите, плюют. А о духовной поддержке уже и говорить нечего - какая может быть поддержка, когда священник сам на ногах не стоит. В духовном смысле, конечно.
На днях один знакомый священник назвал меня маргиналом, когда я сказала ему, что однодетные священники не имеют права призывать прихожан рожать как можно больше детей. Я действительно считаю, что если священник встаёт в пять утра на молитву после бессонной ночи, проведенной с младенцем, у которого режутся зубки, затем спешит на молочную кухню, потом едет в храм, служит, а после службы, треб и трапезы не заваливается спать, а едет за детьми в школу, привозит их домой, помогает жене по хозяйству, затем либо отвозит детей в кружки и секции и спешит в садик за младшими и т.д. - то да, такой священник, имеет право призывать рожать. Но никак не однодетный, даже если на его попечении находится сотня детей. Потому что детей этих обслуживают наёмные работники, а не он сам. Какое право он имеет требовать, если сам, на практике, не имеет никакого понятия о том, каково быть многодетным?
Историю о старце, который любил сладкое, наверное все помнят.
А еще произошел со мной недавно случай, достойный быть опубликованным разве что на страницах Ахиллы.
Представьте себе зачморенную тётку средних лет. Измученную переездами, собиранием и разбиранием бесконечных коробок, ремонтом, общением с рабочими, а ведь ещё девять детей никто не отменял!
Просыпаешься в шесть утра на съёмной квартире от восторженных криков "Мама! Опять зима!!; троих младших запираешь с няней в детской; троих средних судорожно собираешь в детсад и школу (во что одевать детей, если теплые вещи выстираны, упакованы и уже перевезены?) и умоляешь старшую дочку, спешащую в колледж, отвести по пути брата и сестричку в садик; вручаешь уже собравшемуся выходить мужу школьника; и вот они - твои законные пятнадцать минут тишины. Заходишь расслабиться куда-нибудь в соцсеть, а там старшие со своими уже не детскими проблемами. Даешь им ЦУ, и время уже вышло, чай выпит, сэндвичи съедены, время, время, пора спешить. "Загружаешь" няню по полной, производишь ревизию холодильника и гардероба, вручаешь малышам вкусняшки и новые фломастеры, готовишь детям одежду и обувь для прогулки и бегом - впереди один из вереницы сумасшедших дней.
Садишься в автобус, закрываешь глаза, но пищит телефон - предлагают персональную. Срочно надо как минимум 100 картин. Или 70, но больших. Две персональные выставки одновременно, так вообще бывает? Что делать, если 50 с лишним картин, которые висят в музее Островского, мне не отдадут раньше июня, а завезти работы в НЕГА необходимо не позднее 18-го мая?
Что делать? Разумеется, отказываться от персональной нельзя, но всё-таки, что делать? Штук 10-12 подсохших работ 2017 года я найду, а дальше? Ах, да - на даче лежит оформленная графика 2003-2005 года. Сколько там? Штук 20 будет? Но этого мало, мало. Придётся на время забыть о переезде и работать. По пути домой заходишь в "Красный карандаш" (благо рядом, на Гусятниковом), покупаешь ненавистный акрил, потому что он быстро сохнет, и бегом домой, по пути решая, что бы такого нарисовать.
Заходишь в квартиру, где муж собирает трехместный письменный стол, и, глядя на его скульптурный профиль, понимаешь - вот оно! Вот что необходимо увековечить!
И пошла череда портретов, сколько успею за шесть дней до завоза. Правда, стараешься выбирать персонажей поколоритнее, для вдохновения, так сказать).
При этом родительские собрания, уроки, стирку, уборку после ремонта, приведение квартиры в жилой вид, раскладывание вещей, развешивание полок и еще кучу бытовых дел отменить невозможно. Теперь, надеюсь, понятно, как часто я бываю в храме в последние месяцы? Хорошо, если два раза в месяц... позор, позор мне.
В ночь с субботы на воскресенье я договорилась с няней и старшей дочкой, что они отведут детей к Причастию, и решила остаться ночевать в новой квартире, чтобы успеть сделать побольше дел. И вот представьте себе, как воскресным днем я, то есть та самая зачморённая тётка, просыпается от мук совести и думает что-то типа: сколько можно, пора бросать дела, надо в храм.
Вещи в коробках, коробки не разобраны. Принимаю, пардон, душ, натягиваю первую попавшуюся чистую (но рваную) юбку "в пол", быстро заплетаю волосы, которые неплохо было бы помыть (но некогда) в косу, накидываю платок, капюшон толстовки, и судорожно ищу хоть какой-нибудь молитвослов. Попадается совершенно убитый, без обложки.
В этот храм я иду впервые, сколько времени займёт дорога - не знаю. Дабы не опоздать на службу, я, справедливо рассудив, что последование можно и в храме почитать, хватаю молитвослов и выскакиваю из дома. Душа болит - грешна, грешна, хорошо бы успеть исповедаться, и, даст Бог, причаститься.
Утро. Тётка в серой мешковатой толстовке, рваной "подвижнической" темной юбке и чёрных кроссовках заходит в храм. Голова закутана, в руках потрёпанный молитвослов. Народу - человек пять, не больше. Батюшка, сидящий на лавочке, мельком окидывает взглядом новую прихожанку.
Ставлю рюкзак на ближайшую лавочку, и открываю молитвослов, но тут приближается застенчивая старушка и виновато просит меня убрать рюкзачок с лавочки, мотивируя это тем, что именно на этом месте сидит женщина, которая является спонсором данного храма, и она, наверное, скоро придет. Я отхожу к окну, но старушка снова подходит и что-то говорит. Одариваю старушку улыбкой и не отрываясь от чтения быстро перехожу в другой угол храма, где никого нет.
Ближе к началу службы храм постепенно наполняется людьми.
Мне повезло, до начала службы удалось прочитать Последование, и я встала в очередь на исповедь. В последнее время состояние у меня совершенно дурацкое, такого не было никогда - душа словно застыла, уже несколько месяцев никакого движения, ни вперед, ни назад. Какое-то окостенение. Хочется рассказать об этом, возможно, получить духовный совет. Кажется, теперь я поняла, что чувствуешь, когда невозможно измениться и в каком состоянии человека настигает смерть. Видимо, именно тогда, когда уже нет сил (или желания?) ползти вперед. Господь милостив... тяжелые мысли прервались - подошла моя очередь.
Далее, приблизительно (приблизительно, а не дословно), опуская некоторые фрагменты, передаю суть беседы.
- Христос Воскресе
- Воистину Воскресе. Как Ваше имя?
- Елена. Я обычно хожу в ближайший к дому храм. Теперь буду ходить сюда, потому что мы переехали.
- Замечательно, мы очень рады Вам.
- Простите, не думаю, что Вы будете рады. Я очень грешна.
- Мы очень рады, когда грешники приходят в храм.
- Хорошо, батюшка. Грешна словом и делом, ведением и неведением. Каюсь много лет в одном и том же, не могу исправиться, от этого нападает уныние. Человек я тяжелый, общаться со мной сложно, раздражительна. Иногда поступаю жёстко.
- Зачем же жёстко? Надо терпеть и смиряться.
- Знаю, но иногда это от меня не зависит, и хотя бы на внешнем уровне необходимо реагировать на некоторые ситуации.
- Какие ситуации?
- Я пришла каяться в своих грехах, и мне бы не хотелось говорить о грехах других. Каюсь, что не люблю людей, в последнее время чувствую, что не развиваюсь духовно. Скупа на добрые дела, мало времени уделяю детям...
- А сколько у Вас детей? - перебивает священник.
- Девять. Батюшка... а можно попросить женщину, которая встала рядом с нами, у подсвечника, отойти подальше?
- А что Вас смущает? Вы знаете, что раньше люди исповедовались публично? - неожиданно взъедается священник.
- Знаю, конечно. А потом, наверное, издевались друг над другом.
- ??
- Понимаете, у меня уже был такой опыт - когда муж служил в монастыре, было очень много народу, монахини стояли рядом и слушали мою исповедь, а потом обсуждали. В этом приятного мало. Но ладно, батюшка, не будем об этом. Грешна тем, что иногда слушаю тяжелую музыку...
- А что в этом плохого? Слушайте! - снова перебивает батюшка
- Это мешает молитве. Кстати, да - грешна нерадением к молитве...
- А зачем тогда молиться?! Если молитва не идёт - не надо молиться! Живите и радуйтесь жизни.
- Жить, радоваться и не молиться? Так можно в ересь Осипова впасть - живи без напряга, радуйся, ведь все спасутся.
- Да, спасутся!
- И Иуда?
- Вы что, думаете, что Вы такая правильная вся, да? Такая благочестивая? - священник, кажется, рассердился не на шутку.
- Что Вы, батюшка. Нет, конечно - искренне удивляюсь я, - я же каюсь, что грешна. Чревоугодием грешна, после Великого Поста даже в среду и пятницу иногда не постилась...
- Знаете, что? Вы - главный еретик! - снова перебил меня священник.
- А в чём моя ересь заключается? Мы вообще-то о ереси Осипова говорили.
- Оставьте Осипова в покое!
- Хорошо, батюшка.
- Всё, как священник я прощаю и разрешаю, но чисто по-человечески я Вам скажу - с Вами совершенно не хочется общаться. Вы очень тяжелый человек!
Я (про себя):
- Да Вы кэп, батюшка. Я ж с этого и начала свою исповедь - с того, что я тяжелый человек, - и, искренне сокрушаясь, признаюсь вслух:
- Да, батюшка, каюсь, я очень, очень грешна!
Священник покрывает меня епитрахилью и, едва сдерживая возмущение, читает молитву.
Этот батюшка явно не был прозорливцем: я совершенно мирской злой человек; в одежде привередлива; молитвослов, который был у меня в руках, потрёпан вовсе не от усердной молитвы, а потому что он побывал в аварии. Этот молитвослов у меня хранится, как семейная реликвия. В храм задолго до службы я не прихожу (скорее, к чтению Евангелие, обвешанная кучей детей) тому же, я не мать-героиня и так далее, в общем, суть в том, что если бы я действительно была праведницей с потрёпанным молитвословом, то получается, что священника "зацепила" именно та женщина, которую он себе представлял - ревностная христианка. "Слушай рок, не молись" - это советы священника? Мы вообще где? В миру, или в церкви? В какой церкви? Это Церковь Христова?
Святитель Иоанн Златоуст писал: "Если ты веришь в священника, то поводов для разочарования найдется немало, но если ты веришь в Господа, в Нем ты никогда не разочаруешься! Трагедии происходят, когда люди не умеют различать эти понятия. Дары Божии не таковы, чтобы они зависели от священнической добродетели." Это так. Однако очень плохо, когда неокрепшие духовно люди попадают на исповедь к грубому или глупому священнику, от общения с которым духовного совета и утешения не получают. В итоге, люди уходят из храмов. И дело вовсе не в "гордыньке" исповедующегося, и не в "прозорливом батюшке-обличителе", а в том, что среди священников часто встречаются такие, которым не с людьми, а самим с собой работать надо.
Ну ладно, я пришла, пожала плечами и ушла, а другие? Те неокрепшие души, которые пришли в храм каяться, которые искренне хотят изменить свою жизнь - какую духовную пищу получат они от таких толерантных пастырей?
"В храм мы идём не к священнику, а к Богу" - да, но как же быть, если над твоим искренним раскаянием тот, кто принимает исповедь, фактически потешается? И опять же - за духовными советами куда идти, если не к священнику? Какой духовной пищей мы, прихожане, должны кормиться?»
отсюда