Окровавленные пейсы
На затоптанной земле.
Ниц - истерзанная Хая,
Дом их - пламенем объят…
«Боже, я тебе прощаю» -
В небо кроткий мёртвый взгляд…
Вот всё, что болит. И молитва в конце...
Стихи Нателлы Болтянской.
I. БАБИЙ ЯР
Мама, отчего ты плачешь,
Пришивая мне на платье
Желтую звезду?
Вот такое украшенье
Надо бы щенку на шею,
Я его сейчас же приведу.
А куда уводят наших,
Может, там совсем не страшно,
Может, там - игрушки и еда!
Мне сказал какой-то дядя,
Сквозь очки в бумажку глядя,
Что назавтра нас возьмут туда.
Посмотри, какая прелесть,
Вот оркестр играет "фрейлехс"…
Отчего так много здесь людей?
Мама, ну скажи мне, мама,
Кто тут вырыл эту яму
И зачем нас ставят перед ней?
Что ты плачешь, ты не видишь -
Их язык похож на идиш…
Но почему все пьяные с утра?
Может быть, в войну играют,
Раз хлопушками стреляют…
Мама, это вовсе не игра!
Мама, отчего ты плачешь, мама, отчего ты пла…
II. Польша. 150км от Варшавы, в крошечном городишке после второй мировой войны был поставлен памятник 1600 евреям, погибшим во время оккупации. Совсем недавно выяснилось, что всё было иначе…
Ты ищешь нас - карту бери помасштабней,
Чернильная капля, случайно упала…
А наше местечко зовется Едвабне,
Подобных местечек по свету немало
Есть ратуша, рынок, ручей - по колено,
Бельё на верёвках знаменами реет…
Тут жили счастливой порой довоенной
Соседи. Неважно, - поляки, евреи…
И памятник - будет. Ну, как же не высечь
По камню, как больно и горько бывает
Местечку, где больше полутора тысяч
Погибло: война-то была - мировая…
Всё будет - цветы, поминальные свечки,
Успеет поблекнуть гранит пьедестала,
Но позже окажется - в нашем местечке
Немецких частей вообще не стояло.
Ну, только - патруль раз в неделю заедет,
А вермахт его обошел стороною,
И нас убивали свои же соседи,
Которых считали мы близкой роднею
Как праздничный ужин, и выпит и съеден,
Вчерашний уют многолюдного дома…
И нелюди эти - свои же соседи,
И - брошена спичка в сухую солому…
Перину и шаль передать по наследству
При жизни - утраты и больше бывают…
Вначале обрушилось наше соседство,
А после - горящая крыша сарая.
А память окрепнет, а боль не ослабнет,
Стареть вплоть до ветхого - новым заветам…
А наше местечко зовётся Едвабне,
Дахау, Майданек, Варшавское гетто…
III. ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ
По шкафам - кульки да банки,
Окна -настежь в ранний час.
Грустноглазый старый Янкель
У дверей встречает вас…
Серый дом под ржавой кровлей
Покосился - не беда.
«Бакалейная торговля» _
Проходите, господа!
Ах, мадам, тут нет вопроса,
Аромат живых цветов -
Он клюёт унылым носом
Склянку хрупкую духов.
Господину - чашку чая,
Шоколад - для госпожи…
Околоточный кивает:
А ты не помер, старый жид?
А в ночи дома горели,
Старый Янкель мирно спал…
Молча шла громить евреев
Стервеневшая толпа.
От безумных пьяных бесов
Не спастись в полночной мгле…
Окровавленные пейсы
На затоптанной земле.
Ниц - истерзанная Хая,
Дом их - пламенем объят…
«Боже, я тебе прощаю» -
В небо кроткий мёртвый взгляд…
IV. ДИАГНОЗ
И грустный диагноз, увы, окончателен -
Болезни, и возраст, и все - к одному…
И он умирал на широкой кровати,
И внучку прощаться водили к нему.
Его подсознания пропасти темные
Тянули к себе, не давали дышать.
Он двигал руками, артритом сведенными
Он что-то искал и не мог отыскать.
Копался в бумагах неверными пальцами
И номер какой-то пытался набрать…
Он двадцать лет жил до реабилитации,
А после нее он прожил всего пять…
И двери с печатями веяли холодом,
И вот уже вычеркнут очередной.
Он видел, как падали гордые головы
И чью-то вину все искал за собой.
Что нищими жили, что спали несытыми,
Да бог с ним, ведь он не сидел в лагерях.
Он просто на собственной шкуре испытывал,
Что значит слепой и беспочвенный страх.
Портрет, перевязанный траурной лентой,
И в ватном молчанье родные стоят.
А он все в бреду собирал документы,
А он все доказывал - не виноват.
V. ФАРАОН
Фараон, отпусти мой народ
Из-под града кровавого пота
В путь лишений тревог и невзгод,
От ударов приставничьих плеток!
Наша правда - на этом пути.
Мы - пустынные нивы засеем!
Отпусти, фараон, отпусти!
И - молчанье - в ответ Моисею.
Но пророк, не клонясь головой,
Принял царский ответ без боязни…
И вставало над грешной землей
Утро Первой Египетской Казни…
Век за веком ложился на круг,
Изменялась лишь форма отказа -
От бичей фараоновых слуг
До саперных лопаток спецназа.
Я не верю давно в чудеса,
Но боюсь, что над этой страною
Поутру вдруг зальет небеса
Пресловутой Египетской тьмою…
Фараон, отпусти мой народ…
VI. ИСХОД
Свой народ по пустыне водил Моисей
С отвердевшими в камень губами
Сорок лет, для того, чтобы умерли все,
Кто на свет появился рабами.
Сколько их, взоры к жаркому небу подняв,
На песке погибало от жажды?!
А могли бы пройти этот путь за три дня,
Как потом и случилось однажды.
Сорок лет вел пророк обреченных людей,
Он хотел, чтобы дети народа
Их иссохшего чрева седых матерей
Выходили уже на свободу.
Пролетели века, и опять суховей
Опаляет идущих сограждан…
Нас (который по счету) ведет Моисей
К утоленью неведомой жажды…
Все вперед и вперед, бездорожье кляня.
А ночами взываем к пророку:
Знать бы только, что - можно пройти за три дня,
И умрем мы без слова упрека.
VII. ШАГИ КОММАНДОРА
Годами молчания сжатые рты,
Как почки, раскрыться готовы.
Охрипнув от долгой такой немоты,
Мы голосом пробуем слово.
И с поднятой робко -ещё - головой
За вольным своим разговором,
Боимся - а вдруг зазвучат за спиной
Глухие шаги Командора
И листьев на ветках пока ещё нет,
И холодом дышит погода…
Весна ли? Не познан ни облик, ни цвет,
Ни вкус и ни запах свободы!
И можно ли верить прекрасному сну?
А вдруг в пробуждении скором
Безжалостно рвут на заре тишину
Удары шагов Командора.
Их жёстким режимом отмерена жизнь
У скольких еще поколений -
От гордого пафоса нынешних тризн
До завтрашних новых велений?!
И - позже - позволят ли заговорить
Свидетелю тьмы и позора?
И - памятен их устрашающий ритм,
Тяжелых шагов Командора.
Навек обозначат мишень на спине,
И выпрямить плечи непросто,
Ещё так недавно кого только не
Сметала державная поступь?!
Без этой привычки пока не прожить,
Но, дай бог, чтоб выросли зёрна,
И мы своих внуков смогли отучить
Бояться шагов Командора.