Роман Сенчин "Дождь в Париже"
Очень странная литература у нас бытует, должна сказать, в книгоиздании.
В смысле языка, условно литературного да, и что там, содержания-смысла.
Словечки в тексте встречаешь: днюха, квартиренка и т.п.
естественно-народные.
Сюжет такой - приезжает в Париж русский человек средних лет, изрядно поживший, но не сказать чтоб с опытом жизненным, ибо жизнь его проста и заурядна сложилась, а тут 7-дневный стандартный тур. С посещением Лувра, Версаля и фабрики духов Фрагонар.
«И вот спустя почти сорок лет он вот-вот увидит этот лучший город в мире, лучшую улицу в лучшем городе - Шанз-Элизе, Елисейские Поля.»
Ну и что же. Человек наш не ходит никуда, сидит себе в скромном номере, выходит в магазин, покупает спиртное (пастис нашел) и прибухивает нон стоп, вспоминая эпизоды своей непритязательной жизни, заодно и рассуждения-размышления, взгляды всякого рода на жизнь, на отношения м-ж и судьбы России.
Из жанра «на завалинке»
Создается грустное впечатление, что автор книги и его герой - одно и то же лицо.
Женщины
«Да, в том августе у него еще была жена - Алинка. Но жена - это… Когда-то Топкина поразило предельно циничное, мерзкое, как он решил тогда, в семнадцать лет: «Жены - дело наживное. Жены не переведутся». Он, влюбленный в одноклассницу и видящий женой только ее, перестал общаться с тем, кто сказанул такое. Но потом, по мере движения по жизни, понял, что слова эти справедливы. И у него до Алинки были две жены.
В сентябре прошлого года Алинка с Даней уехали. Год назад. С тех пор Топкин сына не видел«
Межнациональные отноршения русские-тувинцы в 90-ые
»хорошие учителя почти все сбежали, оставшиеся подвижники стареют, из-за Саян теперь сюда никого и миллионами не заманишь… Да и вообще, сколько можно жить словно в осаде. По вечерам идешь по улице и ожидаешь от каждого встречного или нагоняющего удара ножом, шилом, заточкой или просто кулаком. Запираешь дверь в квартиру, куда-нибудь уходя, и не веришь, что, когда вернешься, она, даже стальная, будет цела, квартира не обчищена до последнего половика. Подходишь к продавщице и гадаешь - продаст ли она тебе кусок колбасы или сыра или демонстративно сделает вид, что не понимает по-русски, а то и спиной повернется…«
»И в то время, когда одни праздновали вхождение Тувы в семью братских народов в Парке культуры и отдыха, другие рассовывали по почтовым ящикам письма: «За каждый год оккупации тувинский народ ответит жизнью русского оккупанта. Ждите сорок смертей!» Люди, обнаружив эти обещания на следующий день, когда доставали из ящиков газеты, понесли их в милицию. Там заверили:
«Это хулиганство. Не волнуйтесь. В любом случае соответствующие органы найдут подонков».
Нашли или нет - никто, кажется, не узнал, но больше таких бумажек не было. До поры до времени.
об архитектуре и литературе
»- Коль, гляди! - женский вскрик в темном салоне. - Гляди, собор Парижской Богоматери!
- Где? Не вижу.
- Да вон, глаза разуй!
«Собор Парижской Богоматери» он не читал. Пробовал лет в четырнадцать, но стало скучно… Вообще в то время, в том возрасте читать книги было скучно. Хотелось жить.«
О самооценке в процессе туробслуживания
»- Позвольте, я посмотрю. - Анна забрала конверт. - Я ведь просила приготовить заранее… Мы до утра будем колесить…
Топкин смолчал, но злость на нее все росла. Заплатил кучу денег за пять дней отдыха, а ему выговаривают.«
Суждения о киноискусстве и об эротике
»Мощный фильм. Как какой-то немолодой американский ученый со своей такой же женой прилетает в Париж, и там жену сразу похищают. Муж-ученый, дряблый ботаник, начинает ее искать, превращаясь почти в супермена. Ему помогает француженка с потрясающими ногами. Топкин недавно увидел в интернете фотки ее нынешней - стареющая одутловатая тетка. А тогда, лет двадцать пять назад… Сколько спермы он выбрызгал из себя, представляя ее рядом… Как она танцевала там, на экране! Как обмякла, раненая! Как хотелось ее унести, спасти, сделать своей…
И вот эта француженка жила в подобной квартирёнке - комната и туалет с окном в потолке.«
Досуг в Париже. Основные детали
»Топкин выплеснул смесь в раковину, налил пастис по новой. Решил больше не разбавлять. В конце концов, сорок пять градусов - не смертельно«
Политическое
»А вы в курсе, - говорил зашедший к Топкиным обмозговать ситуацию майор Попов, отец Белого, - в курсе, что Белоруссия с Украиной еще в сорок четвертом независимыми стали? Не формально, а вполне, так сказать, юридически. Еще война шла, а Сталин им все инструменты дал для независимости - наркомат обороны, иностранных дел…»
«Зачем?» - удивился, не поверив, папа.
«Ну, вроде для того, чтоб их в ООН приняли. Потом быстро расформировали национальные части. Но все равно факт интересный. На Украине и нарком обороны свой был - генерал Герасименко. Пусть опереточный, но народ-то помнит и хочет повторить».
Топкин и искусство живописи
«Топкин полюбил импрессионистов и их последователей не из-за картин, а из-за книги Ирвинга Стоуна «Жажда жизни». В детстве наталкивался на репродукции Ван Гога, Сезанна, Моне, Гогена и недоумевал, почему их каляки-маляки ставят в один ряд с картинами настоящих художников. А то и выше.«
Это еще мужику не показали современного искусства.
Проблемы в браке, ну чисто Бакальчуки
»Андрей не забеспокоился, напротив, был рад, что жена увлеклась делом, причем без отрыва от учебы.
Сама она не торговала, и это Андрею нравилось тоже - жена в руководителях. Отец и мать Ольги относились к ее делу нормально, со сдержанным одобрением… Тем более что бизнес в их семье не считался чем-то постыдным: отец после разрешения приватизировать государственную собственность стал владельцем бокса для нескольких автомобилей, станции техобслуживания, еще чего-то. Мать открыла первый в городе солярий с двумя камерами. Горизонтальной и вертикальной.
Как-то незаметно Андрей стал превращаться в домашнего мужчинку. Даже сам себя иногда в шутку так называл - «я домашний мужчинка». Держал квартиру в чистоте, научился готовить разные интересные блюда, все больше времени проводил перед теликом, с пивком…«
Пристройство к религиозной общине
»Лично со Станиславом Андреевичем больше не встречался, но несколько тягостных телефонных разговоров с ним, с Ринатом и с двумя активистами общины у него произошло. Иногда звучали почти угрозы, но как бы не от них лично, а от Бога, который обязательно накажет отступника, предателя. Андрей на это вздыхал, мыкал вроде как с сочувствием их беспокойству за него. Не спорил.
Наконец звонки прекратились, и Сейфулин, его церковь, чаепития, два с лишним года работы на станке, отпечатывающем фотографии, сразу ушли в прошлое, отрезались памятью. И по-настоящему ярко и живо вернулись лишь теперь, здесь, в совсем не подходящей для этого точке мира«
Все же тянет Андрея Топкина что-то извлечь из поездки полезное:
»А сейчас, сгибаясь под ветром, дрожа, стуча зубами, он рывками двигался один по центру города Парижа и пытался что-нибудь запомнить.
Бегло оглядел Лувр - снаружи - и потрусил в сторону Елисейских Полей. Они были дальше, за парком.
- Или как его… - пытался вспомнить; окоченевший мозг работал плохо. - Сад Тюильри. Да, видимо, он… Не поскупились на землю, просторно… Ветру есть где разгуляться…«
и на закуску поэзия
Дину Верни вспомнил
»Эх, налейте за долю российскую,
Девки заново выпить не прочь.
Да, за горькую, да, за лесбийскую,
Да, за первую брачную ночь«
В общем, складывается такое, не совсем литературное, однако вполне полное представление о типичном представителе российской глубинки на этапах недоразвития его личности от детства к старости.
Печаль.