из майской Швейцарии
После майской поездки в Швейцарию Серафина стала вовсю говорить "классно". Поймала себя на том, что я это слово как-то не употребляю, порадовалась, что есть, оказывается, и другие источники пополнения русского словарного запаса :)
Ругаю себя за то, что мне никак не удается вернуться к ведению журнала. Совсем я его забросила, и даже отпуск (самое значительное событие в моей покамест "домашней" жизни), глядишь, и останется совсем неупомянутым. Между тем, включаешь ноутбук, а там слайдшоу (хочешь или не хочешь): можно снова и снова разглядывать знакомые лица и пейзажи. Вот мы поднялись на Сионскую крепость и смотрим оттуда в простор, вот Аня задумчиво сидит на большой скале, а ветер колышет траву, вот Серафина с Олей рассматривают что-то в траве. А вот из высокого окошка Шильонского замка, этого каменного лабиринта, по которому так весело и свободно бродить вслепую, и наплевать на путеводитель, выданный на кассе, открывается нежное серебро Женевского озера и парящая над ним чайка.
Поэтому пунктиром. Понемножку. Пока хотя бы так.
Швейцарские Альпы в конце мая, это видимо, самое правильное место, чтобы побродить по колено в снегу, окончательно спекаясь под горячим солнцем. И поразиться тому, что на обратном пути его "кажется, стало меньше". Снега много и снег тает на глазах - вот она, та самая точка, до которой и после которой все выглядит совершенно иначе. Когда идешь обратно даже с простой и приятной прогулки на приемлемой высоте (без снега, на этот раз без снега!), приходится переходить через ручей, мучительно припоминая, что это место, кажется, выглядело иначе, а не заплутали ли мы. Нет, нет, дорога та же, просто три часа тому назад ручья здесь действительно не было.
А когда мы с мужем отправились поглядеть на местную гору под названием Белый Зуб (Dent Blanche), до которой так, впрочем и не добрались (он утверждал, что ему и панорамы ледника и торчащих в небо голых скал достаточно для счастья, я же возвращалась домой разочарованная), мне все время мерещилось шоссе под боком. Казалось, совсем один в этой каменистой долине, вон, правда, чьи-то следы на снегу, это кто-то утром, до нас, шел, но сейчас - ни души. Смотришь вниз - там тоже ничего и никого, а тоненькая тропа незаметно растворяется в снегах и грязи. Откуда же звук автобана - настойчивый, громкий? Такой, как будто совсем рядом беспрерывный поток летящих мимо машин? Я не сразу догадалась и даже не сразу поверила. Да-да, это всего-то то же самое таяние снегов. Водопады и ручьи на каждом шагу...
"Тебе, - обращаюсь я мысленно к незримому моему собеседнику, - я рассказала бы и больше, я попыталась бы заговорить о том вечере, когда я, усталая и без особой охоты, согласилась съездить на машине в Нендаз "погулять" и не рассчитывала на большее, чем виды опустевшего горнолыжного курорта. Я рискнула бы вспомнить о таинственных механизмах чуда, только для нас припрятанного подарка - ведь, когда мы взяли и пошли неведомо куда и неведомо зачем, перед нами вдруг возник поросший лютиками ручей и тропинка вдоль ручья. Тропинка, петлявшая по склону горы и дарившая прохладу леса, вид на Сион, вид вон на ту гору, освещенную вечерним солнцем, на луг, где пасутся коровы в толстеньких колокольчиках на шее, цветущее вишневое дерево, заколоченные домики, водопад, еще один водопад..." Но я не знаю, как заговорить о перемене света, о низко стелящемся вечернем солнце - а дело, видимо, именно в нем, потому что когда мы приехали сюда на следующий день с детьми, маршрут оказался столь же замечательным, но перестал казаться волшебным.
И остается верить, по-прежнему мучительно подыскивая ненужные слова, что мой собеседник и так знает эти в особое сияние заключенные моменты вечерней тишины. И тоже видит мир, открывающийся тебе в преломившемся солнечном луче и готовый к преображению.
Ругаю себя за то, что мне никак не удается вернуться к ведению журнала. Совсем я его забросила, и даже отпуск (самое значительное событие в моей покамест "домашней" жизни), глядишь, и останется совсем неупомянутым. Между тем, включаешь ноутбук, а там слайдшоу (хочешь или не хочешь): можно снова и снова разглядывать знакомые лица и пейзажи. Вот мы поднялись на Сионскую крепость и смотрим оттуда в простор, вот Аня задумчиво сидит на большой скале, а ветер колышет траву, вот Серафина с Олей рассматривают что-то в траве. А вот из высокого окошка Шильонского замка, этого каменного лабиринта, по которому так весело и свободно бродить вслепую, и наплевать на путеводитель, выданный на кассе, открывается нежное серебро Женевского озера и парящая над ним чайка.
Поэтому пунктиром. Понемножку. Пока хотя бы так.
Швейцарские Альпы в конце мая, это видимо, самое правильное место, чтобы побродить по колено в снегу, окончательно спекаясь под горячим солнцем. И поразиться тому, что на обратном пути его "кажется, стало меньше". Снега много и снег тает на глазах - вот она, та самая точка, до которой и после которой все выглядит совершенно иначе. Когда идешь обратно даже с простой и приятной прогулки на приемлемой высоте (без снега, на этот раз без снега!), приходится переходить через ручей, мучительно припоминая, что это место, кажется, выглядело иначе, а не заплутали ли мы. Нет, нет, дорога та же, просто три часа тому назад ручья здесь действительно не было.
А когда мы с мужем отправились поглядеть на местную гору под названием Белый Зуб (Dent Blanche), до которой так, впрочем и не добрались (он утверждал, что ему и панорамы ледника и торчащих в небо голых скал достаточно для счастья, я же возвращалась домой разочарованная), мне все время мерещилось шоссе под боком. Казалось, совсем один в этой каменистой долине, вон, правда, чьи-то следы на снегу, это кто-то утром, до нас, шел, но сейчас - ни души. Смотришь вниз - там тоже ничего и никого, а тоненькая тропа незаметно растворяется в снегах и грязи. Откуда же звук автобана - настойчивый, громкий? Такой, как будто совсем рядом беспрерывный поток летящих мимо машин? Я не сразу догадалась и даже не сразу поверила. Да-да, это всего-то то же самое таяние снегов. Водопады и ручьи на каждом шагу...
"Тебе, - обращаюсь я мысленно к незримому моему собеседнику, - я рассказала бы и больше, я попыталась бы заговорить о том вечере, когда я, усталая и без особой охоты, согласилась съездить на машине в Нендаз "погулять" и не рассчитывала на большее, чем виды опустевшего горнолыжного курорта. Я рискнула бы вспомнить о таинственных механизмах чуда, только для нас припрятанного подарка - ведь, когда мы взяли и пошли неведомо куда и неведомо зачем, перед нами вдруг возник поросший лютиками ручей и тропинка вдоль ручья. Тропинка, петлявшая по склону горы и дарившая прохладу леса, вид на Сион, вид вон на ту гору, освещенную вечерним солнцем, на луг, где пасутся коровы в толстеньких колокольчиках на шее, цветущее вишневое дерево, заколоченные домики, водопад, еще один водопад..." Но я не знаю, как заговорить о перемене света, о низко стелящемся вечернем солнце - а дело, видимо, именно в нем, потому что когда мы приехали сюда на следующий день с детьми, маршрут оказался столь же замечательным, но перестал казаться волшебным.
И остается верить, по-прежнему мучительно подыскивая ненужные слова, что мой собеседник и так знает эти в особое сияние заключенные моменты вечерней тишины. И тоже видит мир, открывающийся тебе в преломившемся солнечном луче и готовый к преображению.