Эмтегей 1985. (ч.6)
Продолжение. Читать начало...
Сначала схватился за ручку большого закопчённого чайника, но тут же оставил его в покое. Ему явно требовалась холодная жидкость для тушения душевного пожара, а не кипяток. Пошарил мутным взором по сторонам, и взгляд остановился на кастрюле, с варёной головой налима. Толик взял со стола кружку и зачерпнул из кастрюли бульон. Одним жадным глотком опорожнил её, и довольно крякнул. Заулыбался, скорчив гримасу райского блаженства, утерев пот со лба, уселся за стол, закинул ногу на ногу, и машинально закурил.
Фото Евгения Радченко
Лярвы.
- Фу ты блин - малина, опять лярва ко мне докопалась.
- Кто до тебя докопался?
- Да ладно, проехали. Пойду коня привяжу. - И скрылся в кустах за палаткой. Возвращается, застёгивая на ходу ширинку, и Громовым голосом просит: - Парни! Дате пожрать чё-нить?
- Выбирай. Есть Налим вчерашний запечённый, есть хариус сегодняшний, жареный, и уха тоже есть. Можешь есть. - Каламбурит Серёга.
Толик садится на скамейку, рассеянно оглядывается по сторонам, затем осторожно берёт хариуса. Пожевав немного, сообщает, что он не солёный, и берётся за налима. Опять не угодили. Запускает клешню в кастрюлю с налимьей головой, отщипывает мясистую щёку, и отправляет в рот. Театрально изображает смертельную му́ку на лице, и жалобно так скулит: - «Ребят! Может осталось чё-нить бульнуть у нас»? Мы валимся со скамеек от смеха: - «Не, Толян! Помирай трезвым от абстинентного синдрома»!
- Какого - какого синдрома?
- Да зачем тебе? Ты ж всё равно не запомнишь, - ржёт Лось, схватившись обеими руками за, отросшие за лето, патлы на голове.
- Умники тут собрались, как я погляжу. Человек умереть может в любую минуту, а им всё смехуёчки…
- Ну есть у меня один план спасения, - Хитро щурится Вася. Но он может быть осуществлён только если ты расскажешь про то, что там тебе привиделось, какая там тебя лярва посетила?
- Насыпай, а там посмотрим.
Вася исчез в палатке на несколько секунд, и и тут же вернулся с Бутылкой, наполненной жидкостью коньячного цвета, и пластмассовой пробкой - «шапочкой». Перед самым носом Позина появляется «чебурашка» портвейна «Агдам». Тот её внимательно изучает, какое то время, словно ювелир - оценщик, затем невозмутимо берёт нож, одним движением срезает пробку, и встаёт посреди поляны в картинной позе, представляя себя либо Колумбом на капитанском мостике, либо Петром Великим, осматривающим новый корабль.
- У кого часы с секундомером?
- У меня, - отвечает Серёга.
- Засекай! Готов? - Вращательным движением кисти руки, с зажатой пальцами бутылкой, Толик заставляет содержимое раскрутиться, как вращается чай в кружке, при помешивании ложкой. Мы хорошо видим возникший внутри бутылки смерч из пузырьков воздуха, и тут горлышко опрокидывается в бездонную пасть Позина. И на глазах у всех, мгновенно пустеет.
- Девять секунд! - Потрясённо выдыхает Сергей.
- Да ну!
- Не может быть!
- Не гони порожняк!
- Да бля буду, девять! Ну вы же сами видели, он её одним глотком жахнул!
Толик рыгнул, и с довольной миной уселся завтракать. Мы терпеливо ждём, и в полной тишине наблюдаем, как во чреве «повара стратегического назначения», исчезает крупный кусок Налима. Вдруг, его губы внезапно замерли, а глазки забегали, подозрительно ощупывая нас всех одного за другим.
- Чё та я не распробовал. Чё там в бутылке было то?
- Ну ты даёшь! Ты про лярву то рассказывай!
- Не дошёл ещё до кондиции. Я же большой, мне еды и питья двойная пайка требуется.
- Вась, у тебя ещё осталось там? - Вмешался Лихой.
- Тю! Чтоб у Васи Ополонского чего-нибудь не было? Да ни в жисть! - Через полминуты Вася уже вытаскивает из рюкзака на стол одну за другой девять бутылок азербайджанского «Агдама».
Народ оживился, загалдели, забрякали кружками, зазвенели мисками, и все быстро уселись вокруг Позина, готовые трапезничать, и слушать очередную байку от Позина. Чокнулись дружно, выпили, закусили, И уставились на Толяна, в ожидании обещанного рассказа.
- Ну что, Толян, сломался? Слово не воробей, давай рассказывай.
- Лады. Тока не ржать. Услышу хоть один смехуёчек, умолкаю навечно! - Толик торжественно указал пальцем в небо.
- Всё, давай, не тяни резину.
- Ну, слушайте.
Впервые с лярвой я повстречался ещё на Родине, в Вяземском. Мне тогда годов было лет десять, наверное. Ночью просыпаюсь, глаза открываю, и вижу, напротив меня на стене ходики тикают. Свет от уличного фонаря падает аккурат на часы, и вижу, стрелки показывают три двадцать.
Что-то громко они тикают, думаю, а они всё громче и громче. Уже не тиканье, а грохот, как от грузового состава. И, самое главное, тикают то всё быстрее и быстрее, разгоняются, так, что кажется, будто они вот-вот разлетятся по всей комнате на тысячи шестерёнок.
Страшно стало, аж жуть! Хочу глаза закрыть, а веки словно окаменели. Пытаюсь руку поднять, как свинцом налилась. Ни ногой не пошевелить, ни вздохнуть. Как будто гирю на грудь положили. Я кричать, чтоб маму позвать, а рот не открывается. Ну всё, думаю, каюк. Тело парализовано, дышать не могу, значит, скоро задохнусь, и будет мама горько плакать. Вдруг, ходики стали тише тикать, и всё медленнее. Скоро всё нормализовалось, а я как ошпаренный вылетел из под одеяла, и к мамке под бок. Дрожу весь, прижался к ней, и плачу, плачу, слёзы ручьём льются, а я молча, про себя рыдаю, остановиться не могу.
- Что с тобой сына? Дурной сон привиделся?
- Да-а! - Соврал я маме. Но скоро успокоился, и заснул.
Второй раз эта фигня случилась недели через две. Всё было точь-в-точь, только я уже был спокойнее, знал, что будет после, и уже к маме не побежал. И постепенно, я к этой штуке привык, и даже уже скучал, если долго такого не случалось. А летом, в Баргузине, соседка бабушки, старая бурятка, посмотрела на меня как то особенно, и спрашивает:
- Внучок, а ты часом, не болен?
- Нет, - говорю, - всё нормально.
- А спишь хорошо?
Тут меня столбняк охватил. Блин! Откуда она знает? А старуха смотрит на меня своими узкими глазками пристально так, и я понимаю, что она видит меня насквозь. Она всё про меня знает, и про ходики, и про паралич по ночам, и прекрасно видит, что я сейчас ей вру.
- Всё ясно. Лярву ты подцепил.
- Чего-о-о?
- Любишь пирожки с морковкой?
- Не-е-е! Я с брусникой люблю!
- А у меня и такие и такие приготовлены. Пойдём ко мне, я тебя угощу.
Захожу в дом, бабка засуетилась, Чайник на плиту поставила, сняла полотенце с тазика, и ставит на круглый стол, крытый плюшевой скатертью с бахромой. Целый таз румяных пирожков! А за-апах! Вот тогда то я и полюбил пирожки с морковкой.
Бабка налила чай в пиалу, и разбавила его молоком. Беру пирожок, откусываю, а там морковка.
- А которые с брусникой?
- Слушай, как тебя? Толик? Я совсем забыла, сын мой Генка заезжал сегодня, та он с брусникой то все и забрал. Ничего! Ешь эти. Тебе понравятся.
Начал есть, и точно колдовство! Такие вкусные показались, вроде в жизни ничего вкуснее не ел. И чай! Оо-о какой у старухи был вкусный чай! Раньше я чай с молоком никогда не пил, казалось, что бурда какая то, но тут! В общем, я тогда стрескал полтаза пирожков с морковкой, и целый чайник чая опустошил. А тут гляжу в трильяж у стены, меж окон, и вижу, как старая, у меня за спиной, из комода какие пучки с травой достаёт, и свеча горит.
Она думала, что я не вижу, на затылке ж нет глаз, а я всё видел в отражении зеркала. Жую пирожки, и дивлюсь. Надо же, думаю, неужели к ведьме попал? Может она меня сейчас усыпит, и в печи изжарит?
А старая, что шепчет тихонько по своему, по бурятски, наверное, или колдовские заклинания какие - то. Пучки травы поджигает, и пашет у меня за спиной. Рожа страшная такая! Подула на пучок с травой, последние искры потухли, и руками стала водить, какие то иероглифы в воздухе чертить. Потом свеч задула, и заулыбалась, довольная.
- Бабуль! А что вот вы сейчас у меня за спиной делали?
- А! Так, ничего, Толик. Ничего плохого, не бойся - Засмеялась бабка. И как то душевно, по родному звучал её смех, что мне захотелось прижаться к ней, и расплакаться.
Чувство было такое, словно с ног гири сняли. Легко, радостно, показалось, что могу взлететь как птица. Бабка обняла меня сзади, в макушку поцеловала, и говорит: - «Всё милый, не тревожься. Больше тебя твоя лярва пугать не будет, и всё у тебя в жизни будет хорошо. Но только если учиться будешь на пятёрки, потом работать будешь усердно, и водку не пей никогда»!
- Бабуля! А что такое лярва?
- Это внучок, злой дух. Женщина, которую не принимают в обители предков. Их много среди нас, только мало кто может их разглядеть. Ты разглядел, я знаю.
- Нет! Я ничего не видел, только тело всё немеет во сне.
- Знаю, знаю! Но другие, даже этого не замечают.
- А что им, лярвам, от людей нужно?
- Ум. Они подыхают без ума человека, поэтому присасываются к тем, у кого ум есть, а пользоваться им человек не умеет. Они как невидимки сидят у человека на шее, и сосут, сосут постепенно из человека мозги. Если человек не знает о том, что лярва к нему присосалась, то постепенно становится глупым. Не видит того, что вокруг происходит, а видит то, чего нет. Ленивым становится, равнодушным, начинает водку пить, жену и детей бить, и постепенно с ума сходит.
- Как Гитлер?
- Не знаю. Там, может, всё ещё хуже было. Может, когда вырастешь, сам во всём разберёшься…
Я вырос, но так ни в чём и не разобрался. Наоборот всё перепуталось. Моя Гуля дождалась меня из армии, я начал работать в лесничестве, она нормировщиком там же, мы поженились, и всё у нас было комильфо. Ребёнок родился мёртвым, и Гуля запила от горя. Как я не бился, но не смог победить её лярву, к тому времени, я их научился уже видеть глазами, и не уберёг… Руки на себя наложила моя красавица. - Толик всхлипнул как ребёнок, и по его щекам полились ручьи слёз.
Похоронил Гуленьку рядом с сыночком, голоса которого, я так и не слышал ни разу. И начал я буха́ть по чёрному. А тут вскоре, мама внезапно умерла. Остался я один как перст. Думаю, хоть бы меня гром разразил! Деревом задавило, машина сбила, ну что мне тут делать в этом мире, если мои, все уже ТАМ?
Ответ я вскоре получил. Сижу у трёх могилок, пью горькую без закуси, и вдруг над могилкой жены, появляется столб! Видели как воздух колышется над, нагретой поверхностью? Вот! Тоже самое из себя, представляет и лярва. Только имеет чёткую форму и очертания. Колышущийся столб, метров двух ростом, и вот такой ширины, - Толик обозначит ладонями пространство, сантиметров тридцать, тридцать пять.
Но самое главное, что я узнал эту лярву. Это была моя Гуля! Она стала лярвой, и я понял почему самоубийство считается великим грехом!
Швырнул недопитую бутылку в кусты, и со всех ног, домой, спать! Проснулся, побрился, привёл себя в порядок, и в контору, писать заяву об увольнении. Вещей никаких не взял, только документы и фотографии, и делать ноги из этого проклятого, для меня, места. Через месяц я уже был на Кадыкчане.
- Но лярва тебя настигла… - утвердительно изрёк Лихой.
- Сам видишь. - горько молвил Позин. - Но хер ей! Я ей не дамся до конца! Я бы уже с ней покончил, но не могу! Это же моя Гуленька, понимаешь!?
- Прости, Толян. Мы столько лет с тобой друзья, но я ничего не знал о тебе. Прости, друг!
- А как бы ты с ней покончил? - Спросил я?
- Просто. Когда увидишь рядом с собой колышущийся столб, Нужно протянуть руку, как бы пронзая его насквозь, и представлять мысленно, что твоя рука это огненный меч. В этот момент в ушах такой визг стоит, оглохнуть можно. Но окружающие ничего не замечают. Несколько тварей я прикончил окончательно, а несколько штук, в последний момент срывались, и уползали зализывать раны, но назад уже никогда не возвращались. А ведь ты их видел! Нет? - Толик пристально уставился мне в глаза.
- Нет. Столбы не видел. А ускорение времени, и паралич мне знакомы. Ты описал всё очень точно. Я никому не говорил об этом. Думал, в психушку отправят.
- Но сейчас ты чистенький! Ничего из тебя мозг не сосёт.
- На фиг, на фиг! К терапевту! Предупреди сразу же если увидишь у меня на шее какую - нибудь падлу.
Над столом повисло неловкое молчание, и Лихой решил перевести разговор на другую тему.
- Ребята! Сегодня по утру слыхали стрел ниже по течению?
- Нет.
- Я не слышал.
- Был стрел, был. Я чётко слышал, когда зубы чистил на речке. - подтвердил Серёга Иванов.
- Предлагаешь сходить, посмотреть кто там браконьерит?
- Ну а чего без дела сидеть? По пути донки расставим. Кто со мной? - Спросил бригадир, надевая форменную куртку с дубовыми листьями на зелёных петлицах, и фуражку.
Дополнение. Наука о лярвах.
Читать продолжение...
Посетителей:
Сначала схватился за ручку большого закопчённого чайника, но тут же оставил его в покое. Ему явно требовалась холодная жидкость для тушения душевного пожара, а не кипяток. Пошарил мутным взором по сторонам, и взгляд остановился на кастрюле, с варёной головой налима. Толик взял со стола кружку и зачерпнул из кастрюли бульон. Одним жадным глотком опорожнил её, и довольно крякнул. Заулыбался, скорчив гримасу райского блаженства, утерев пот со лба, уселся за стол, закинул ногу на ногу, и машинально закурил.
Фото Евгения Радченко
Лярвы.
- Фу ты блин - малина, опять лярва ко мне докопалась.
- Кто до тебя докопался?
- Да ладно, проехали. Пойду коня привяжу. - И скрылся в кустах за палаткой. Возвращается, застёгивая на ходу ширинку, и Громовым голосом просит: - Парни! Дате пожрать чё-нить?
- Выбирай. Есть Налим вчерашний запечённый, есть хариус сегодняшний, жареный, и уха тоже есть. Можешь есть. - Каламбурит Серёга.
Толик садится на скамейку, рассеянно оглядывается по сторонам, затем осторожно берёт хариуса. Пожевав немного, сообщает, что он не солёный, и берётся за налима. Опять не угодили. Запускает клешню в кастрюлю с налимьей головой, отщипывает мясистую щёку, и отправляет в рот. Театрально изображает смертельную му́ку на лице, и жалобно так скулит: - «Ребят! Может осталось чё-нить бульнуть у нас»? Мы валимся со скамеек от смеха: - «Не, Толян! Помирай трезвым от абстинентного синдрома»!
- Какого - какого синдрома?
- Да зачем тебе? Ты ж всё равно не запомнишь, - ржёт Лось, схватившись обеими руками за, отросшие за лето, патлы на голове.
- Умники тут собрались, как я погляжу. Человек умереть может в любую минуту, а им всё смехуёчки…
- Ну есть у меня один план спасения, - Хитро щурится Вася. Но он может быть осуществлён только если ты расскажешь про то, что там тебе привиделось, какая там тебя лярва посетила?
- Насыпай, а там посмотрим.
Вася исчез в палатке на несколько секунд, и и тут же вернулся с Бутылкой, наполненной жидкостью коньячного цвета, и пластмассовой пробкой - «шапочкой». Перед самым носом Позина появляется «чебурашка» портвейна «Агдам». Тот её внимательно изучает, какое то время, словно ювелир - оценщик, затем невозмутимо берёт нож, одним движением срезает пробку, и встаёт посреди поляны в картинной позе, представляя себя либо Колумбом на капитанском мостике, либо Петром Великим, осматривающим новый корабль.
- У кого часы с секундомером?
- У меня, - отвечает Серёга.
- Засекай! Готов? - Вращательным движением кисти руки, с зажатой пальцами бутылкой, Толик заставляет содержимое раскрутиться, как вращается чай в кружке, при помешивании ложкой. Мы хорошо видим возникший внутри бутылки смерч из пузырьков воздуха, и тут горлышко опрокидывается в бездонную пасть Позина. И на глазах у всех, мгновенно пустеет.
- Девять секунд! - Потрясённо выдыхает Сергей.
- Да ну!
- Не может быть!
- Не гони порожняк!
- Да бля буду, девять! Ну вы же сами видели, он её одним глотком жахнул!
Толик рыгнул, и с довольной миной уселся завтракать. Мы терпеливо ждём, и в полной тишине наблюдаем, как во чреве «повара стратегического назначения», исчезает крупный кусок Налима. Вдруг, его губы внезапно замерли, а глазки забегали, подозрительно ощупывая нас всех одного за другим.
- Чё та я не распробовал. Чё там в бутылке было то?
- Ну ты даёшь! Ты про лярву то рассказывай!
- Не дошёл ещё до кондиции. Я же большой, мне еды и питья двойная пайка требуется.
- Вась, у тебя ещё осталось там? - Вмешался Лихой.
- Тю! Чтоб у Васи Ополонского чего-нибудь не было? Да ни в жисть! - Через полминуты Вася уже вытаскивает из рюкзака на стол одну за другой девять бутылок азербайджанского «Агдама».
Народ оживился, загалдели, забрякали кружками, зазвенели мисками, и все быстро уселись вокруг Позина, готовые трапезничать, и слушать очередную байку от Позина. Чокнулись дружно, выпили, закусили, И уставились на Толяна, в ожидании обещанного рассказа.
- Ну что, Толян, сломался? Слово не воробей, давай рассказывай.
- Лады. Тока не ржать. Услышу хоть один смехуёчек, умолкаю навечно! - Толик торжественно указал пальцем в небо.
- Всё, давай, не тяни резину.
- Ну, слушайте.
Впервые с лярвой я повстречался ещё на Родине, в Вяземском. Мне тогда годов было лет десять, наверное. Ночью просыпаюсь, глаза открываю, и вижу, напротив меня на стене ходики тикают. Свет от уличного фонаря падает аккурат на часы, и вижу, стрелки показывают три двадцать.
Что-то громко они тикают, думаю, а они всё громче и громче. Уже не тиканье, а грохот, как от грузового состава. И, самое главное, тикают то всё быстрее и быстрее, разгоняются, так, что кажется, будто они вот-вот разлетятся по всей комнате на тысячи шестерёнок.
Страшно стало, аж жуть! Хочу глаза закрыть, а веки словно окаменели. Пытаюсь руку поднять, как свинцом налилась. Ни ногой не пошевелить, ни вздохнуть. Как будто гирю на грудь положили. Я кричать, чтоб маму позвать, а рот не открывается. Ну всё, думаю, каюк. Тело парализовано, дышать не могу, значит, скоро задохнусь, и будет мама горько плакать. Вдруг, ходики стали тише тикать, и всё медленнее. Скоро всё нормализовалось, а я как ошпаренный вылетел из под одеяла, и к мамке под бок. Дрожу весь, прижался к ней, и плачу, плачу, слёзы ручьём льются, а я молча, про себя рыдаю, остановиться не могу.
- Что с тобой сына? Дурной сон привиделся?
- Да-а! - Соврал я маме. Но скоро успокоился, и заснул.
Второй раз эта фигня случилась недели через две. Всё было точь-в-точь, только я уже был спокойнее, знал, что будет после, и уже к маме не побежал. И постепенно, я к этой штуке привык, и даже уже скучал, если долго такого не случалось. А летом, в Баргузине, соседка бабушки, старая бурятка, посмотрела на меня как то особенно, и спрашивает:
- Внучок, а ты часом, не болен?
- Нет, - говорю, - всё нормально.
- А спишь хорошо?
Тут меня столбняк охватил. Блин! Откуда она знает? А старуха смотрит на меня своими узкими глазками пристально так, и я понимаю, что она видит меня насквозь. Она всё про меня знает, и про ходики, и про паралич по ночам, и прекрасно видит, что я сейчас ей вру.
- Всё ясно. Лярву ты подцепил.
- Чего-о-о?
- Любишь пирожки с морковкой?
- Не-е-е! Я с брусникой люблю!
- А у меня и такие и такие приготовлены. Пойдём ко мне, я тебя угощу.
Захожу в дом, бабка засуетилась, Чайник на плиту поставила, сняла полотенце с тазика, и ставит на круглый стол, крытый плюшевой скатертью с бахромой. Целый таз румяных пирожков! А за-апах! Вот тогда то я и полюбил пирожки с морковкой.
Бабка налила чай в пиалу, и разбавила его молоком. Беру пирожок, откусываю, а там морковка.
- А которые с брусникой?
- Слушай, как тебя? Толик? Я совсем забыла, сын мой Генка заезжал сегодня, та он с брусникой то все и забрал. Ничего! Ешь эти. Тебе понравятся.
Начал есть, и точно колдовство! Такие вкусные показались, вроде в жизни ничего вкуснее не ел. И чай! Оо-о какой у старухи был вкусный чай! Раньше я чай с молоком никогда не пил, казалось, что бурда какая то, но тут! В общем, я тогда стрескал полтаза пирожков с морковкой, и целый чайник чая опустошил. А тут гляжу в трильяж у стены, меж окон, и вижу, как старая, у меня за спиной, из комода какие пучки с травой достаёт, и свеча горит.
Она думала, что я не вижу, на затылке ж нет глаз, а я всё видел в отражении зеркала. Жую пирожки, и дивлюсь. Надо же, думаю, неужели к ведьме попал? Может она меня сейчас усыпит, и в печи изжарит?
А старая, что шепчет тихонько по своему, по бурятски, наверное, или колдовские заклинания какие - то. Пучки травы поджигает, и пашет у меня за спиной. Рожа страшная такая! Подула на пучок с травой, последние искры потухли, и руками стала водить, какие то иероглифы в воздухе чертить. Потом свеч задула, и заулыбалась, довольная.
- Бабуль! А что вот вы сейчас у меня за спиной делали?
- А! Так, ничего, Толик. Ничего плохого, не бойся - Засмеялась бабка. И как то душевно, по родному звучал её смех, что мне захотелось прижаться к ней, и расплакаться.
Чувство было такое, словно с ног гири сняли. Легко, радостно, показалось, что могу взлететь как птица. Бабка обняла меня сзади, в макушку поцеловала, и говорит: - «Всё милый, не тревожься. Больше тебя твоя лярва пугать не будет, и всё у тебя в жизни будет хорошо. Но только если учиться будешь на пятёрки, потом работать будешь усердно, и водку не пей никогда»!
- Бабуля! А что такое лярва?
- Это внучок, злой дух. Женщина, которую не принимают в обители предков. Их много среди нас, только мало кто может их разглядеть. Ты разглядел, я знаю.
- Нет! Я ничего не видел, только тело всё немеет во сне.
- Знаю, знаю! Но другие, даже этого не замечают.
- А что им, лярвам, от людей нужно?
- Ум. Они подыхают без ума человека, поэтому присасываются к тем, у кого ум есть, а пользоваться им человек не умеет. Они как невидимки сидят у человека на шее, и сосут, сосут постепенно из человека мозги. Если человек не знает о том, что лярва к нему присосалась, то постепенно становится глупым. Не видит того, что вокруг происходит, а видит то, чего нет. Ленивым становится, равнодушным, начинает водку пить, жену и детей бить, и постепенно с ума сходит.
- Как Гитлер?
- Не знаю. Там, может, всё ещё хуже было. Может, когда вырастешь, сам во всём разберёшься…
Я вырос, но так ни в чём и не разобрался. Наоборот всё перепуталось. Моя Гуля дождалась меня из армии, я начал работать в лесничестве, она нормировщиком там же, мы поженились, и всё у нас было комильфо. Ребёнок родился мёртвым, и Гуля запила от горя. Как я не бился, но не смог победить её лярву, к тому времени, я их научился уже видеть глазами, и не уберёг… Руки на себя наложила моя красавица. - Толик всхлипнул как ребёнок, и по его щекам полились ручьи слёз.
Похоронил Гуленьку рядом с сыночком, голоса которого, я так и не слышал ни разу. И начал я буха́ть по чёрному. А тут вскоре, мама внезапно умерла. Остался я один как перст. Думаю, хоть бы меня гром разразил! Деревом задавило, машина сбила, ну что мне тут делать в этом мире, если мои, все уже ТАМ?
Ответ я вскоре получил. Сижу у трёх могилок, пью горькую без закуси, и вдруг над могилкой жены, появляется столб! Видели как воздух колышется над, нагретой поверхностью? Вот! Тоже самое из себя, представляет и лярва. Только имеет чёткую форму и очертания. Колышущийся столб, метров двух ростом, и вот такой ширины, - Толик обозначит ладонями пространство, сантиметров тридцать, тридцать пять.
Но самое главное, что я узнал эту лярву. Это была моя Гуля! Она стала лярвой, и я понял почему самоубийство считается великим грехом!
Швырнул недопитую бутылку в кусты, и со всех ног, домой, спать! Проснулся, побрился, привёл себя в порядок, и в контору, писать заяву об увольнении. Вещей никаких не взял, только документы и фотографии, и делать ноги из этого проклятого, для меня, места. Через месяц я уже был на Кадыкчане.
- Но лярва тебя настигла… - утвердительно изрёк Лихой.
- Сам видишь. - горько молвил Позин. - Но хер ей! Я ей не дамся до конца! Я бы уже с ней покончил, но не могу! Это же моя Гуленька, понимаешь!?
- Прости, Толян. Мы столько лет с тобой друзья, но я ничего не знал о тебе. Прости, друг!
- А как бы ты с ней покончил? - Спросил я?
- Просто. Когда увидишь рядом с собой колышущийся столб, Нужно протянуть руку, как бы пронзая его насквозь, и представлять мысленно, что твоя рука это огненный меч. В этот момент в ушах такой визг стоит, оглохнуть можно. Но окружающие ничего не замечают. Несколько тварей я прикончил окончательно, а несколько штук, в последний момент срывались, и уползали зализывать раны, но назад уже никогда не возвращались. А ведь ты их видел! Нет? - Толик пристально уставился мне в глаза.
- Нет. Столбы не видел. А ускорение времени, и паралич мне знакомы. Ты описал всё очень точно. Я никому не говорил об этом. Думал, в психушку отправят.
- Но сейчас ты чистенький! Ничего из тебя мозг не сосёт.
- На фиг, на фиг! К терапевту! Предупреди сразу же если увидишь у меня на шее какую - нибудь падлу.
Над столом повисло неловкое молчание, и Лихой решил перевести разговор на другую тему.
- Ребята! Сегодня по утру слыхали стрел ниже по течению?
- Нет.
- Я не слышал.
- Был стрел, был. Я чётко слышал, когда зубы чистил на речке. - подтвердил Серёга Иванов.
- Предлагаешь сходить, посмотреть кто там браконьерит?
- Ну а чего без дела сидеть? По пути донки расставим. Кто со мной? - Спросил бригадир, надевая форменную куртку с дубовыми листьями на зелёных петлицах, и фуражку.
Дополнение. Наука о лярвах.
Читать продолжение...
Посетителей: