Оригинал взят у
olga_kayukova в
О козах и коровах в тени больших побед. - А Вы много путешествовали, Ульрика? - мы, привыкшие складывать новые впечатления, как мелочь в карман, задаем вопрос с явным расчетом на то, что вполне себе благополучная австрийская бабушка поведает пространную историю своих приключений на белых круизных лайнерах с остановками в Санкт-Петербурге.
- Нет, за границей был только наш покойный дедушка: в Крыму, в плену в сорок четвертом. Ему там очень понравилось. Красивое место, и русские с ним очень хорошо обращались, - в ее ответе не было ни тени сожаления об упущенных возможностях, ни искры мечтательности о грядущем, ни уж, тем паче, эмоций по поводу дедушкиного плена. Спокойно дожевывая тост с джемом из абрикосов, она ответила на вопрос с той же интонацией, с какой сообщила бы, что утром помогла соседу доить козу. - Впрочем, я вот, правда, выезжала... Еще девушкой... В Штутгарт. Ничего хорошего. Шумно и суеты много, - покопавшись в памяти, равнодушно добавила она.
Потомки плененного в Крыму дедушки, живут в спрятанной в Альпах деревне Рицлерн. Весьма сомнительно, что кто-нибудь из семейства Рицлернов, а так именуют наших радушных хозяев, этот самый Крым сможет легко отыскать на карте. Они просто живут. Живут как-то так:
На их счастье, у них никогда ничего не отбирали ни "белые", ни "красные", а потому каждая вещь в доме - это не просто приятная дребедень, приобретенная на блошином рынке в попытке имитировать хоть какое-то подобие истории семьи, это и есть история семьи. Даже детская коляска, возившая лет тридцать назад единственного наследника многоуважаемой Ульрики, превращается в хранилище для бутылок в баре. Ночные горшки, часы, распятия, подсвечники и бутылки, заботливо разложенные в витринах национальные свадебные наряды - все это своей исторической подлинностью создает атмосферу дома и притягивает хозяев к земле, на которой их предки жили столетиями. Проблемы большого мира их мало трогают, видимо, поэтому они не злобны и вполне себе счастливы.
Собственно, вот она - эта деревня. Именно деревня, где есть начальная и средняя школы, бассейн, который для местных стоит целых три евро, больничка и много чего другого... Разумеется, куча магазинчиков, небольших ресторанов, подъемников, пеших и горнолыжных трасс.
Русских тут ждут, не взирая на политические противоречия. Но нас здесь мало, а летом нет вообще. "В Рицлерне недостаточно шикарно", - предполагают местные, и вряд ли они ошибаются.
У людей, населяющих Рицлерн и окрестные деревеньки, очень большое чувство патриотизма. Но оно очень сильно отличается от нашего, хотя, справедливости ради, у австрийцев есть нелюбимый сосед. Они недолюбливают немцев, правда, не с высоких трибун, а так - дома, за обедом. Будучи географически зажатыми со всех сторон Германией, они, как это ни странно для нас нынешних, не хотят ни в коем случае присоединиться к последней, ни присоединить кусок этой самой Германии к Австрии, ну, хотя бы чтобы ездить в другие австрийские города и обратно не через немцев. Чтобы наглядно оценить притеснение австрийских сельчан немецкими федералами, достаточно посмотреть на карту:
Мы сегодняшние сказали бы, что нет в этих людях больших амбиций. Размаха нет!
И тем не менее, они - патриоты. Патриоты своей маленькой деревни. И патриотизм это выражается в том, что они просто поддерживают друг друга: владельцы гостиниц закупают провиант только у местных фермеров и егерей. На местных сельских ярмарках торгуют исключительно местными товарами. В ресторанах подаются блюда, в основном, из местных продуктов. Так как у нашей Ульрики Рицлерн градус патриотизма довольно высок, ее замечательный отпрыск Еремия под звуки классической и местной музыки в своем ресторане подает блюда не только из местных продуктов, но и приготовленные исключительно по местным рецептам. И этот неказистый ресторанчик в Австрийских Альпах занесен в каталог Мишлена именно за поддержку национальной кухни. Поругивая Евросоюз за лоббрирование интересов больших производителей и выбивая у своих властей режим максимального благоприятствования производителям местным, они работают с утра до ночи, стоят друг за друга горой и стараются, как могут, привлечь туристов, потому что туристы - это доход. Очень патриотично. Правда, для нас недостаточно громогласно, недостаточно торжественно. В общем, где салют, всеобщее ликование и трехчасовая ода по телевизору??.... Нет. Не патриоты значит.
Судя по этой деревне, местная модель патриотизма намного эффективнее, во всяком случае, по мнению здешних обитателей - вынужденных зрителей постного, как гречка диетика, австрийского телевидения. Впрочем, похоже, что смотрят они по телевизору исключительно прогноз погоды.
Меня в эти края занесло желание очухаться от химиотерапии, а гулять в горах полезно...
К слову, о ценах: завтрак и ужин почти в Мишленовском ресторане у Еремии + номер стоили 89 евроденег на человека. К этому прилагается бесплатный пропуск на подъемники, который одновременно служит билетом на автобус (в пределах территории Австрии). А горы, куда мы поначалу устремились самостоятельно без нашей хозяйки, вот такие:
Везде проложены дорожки и расставлены указатели для удобства господ туристов. Маршруты есть простые и сложные.
Тропа из Австрии в Германию. Как выяснится потом, наши первые прогулки проходили по предательскому маршруту :)
Летние горы, ей Богу, красивее зимних.
Несколько дней подряд мы возвращались с прогулок в Германию в полном восторге, пока Ульрика наконец-то решительно не заявила, что мы определенно не туда ходим. "Определенно не туда" - это к немцам, в Германию. Австрийцы недолюбливают соседей. Факт. Правда, невестка фрау Рицлерн - немка, милейшая Бетина. "Мы ее взяли из Штутгарта, она у нас хорошая", - снисходительно комментирует выбор Еремии свекровь. Бетина, и впрямь, - добродушнейшее существо на свете - народившая мужу двух дочек пышная щебетунья в баварском костюме, готовая показать семейный альбом с ленточками каждому постояльцу и весь вечер напролет рассказывать нехитрую историю своего замужества.
Патриотичная Ульрика со своими гостями никогда не пересекает австрийско-германской границы. В оправдание несведущих гостей нужно отметить, что граница эта представляет из себя маленький, едва торчащий из земли белый столбик с надписью "D", так что не всякий желающий не расстроить хозяйку гость узрит эту неброскую точку предательства.
И вот, утром мы готовы к походу в правильном направлении... Муж нашей хозяйки, извиняясь, сообщает, что у бабули заболел живот, и она не сможет нам показать, куда же ходят все нормальные люди. Мы были на грани очередного предательства и уже направили взоры в сторону немцев, когда Фрау Рицлерн в сапогах и с внушительным рюкзаком за спиной явилась пред наши очи и отчеканила,что горы лечат любую боль. Дай Бог вам всем поспеть за этой милой тетенькой 1948го года рождения даже в редкие минуты ее недомоганий!
Австрийская тропа более лесистая. Но именно тут отлично видно, как работают местные лесники. Старый лес у тропинок подрубается регулярно, чтобы не зашибло, не дай Бог, туристов.
По всему лесу расставлены барьеры от лавин. Вообще, поддержание горнолыжных трасс - это занятие именно круглогодичное.
Но самое примечательное - это хижинки, затерянные в горах. Тут-то и всплыла со всей очевидностью разница между гуляниями с Ульрикой и без нее...
Хижина... Это ласковое немецкое слово Hütte
Конечно же, хижина принадлежит родственнику нашей бабули. Там, у родственника, нагулявшиеся в горах туристы ищут отдохновения посредством употребления пива, шнапса и супа с клецками.
- Ну, что? шнапс? Это вам не магазинное фуфло. Это наш - домашний, Marillenschnaps! - гордо провозгласила Ульрика и пошла осуществлять закупку разрекламированной абрикосовой самогонки родственника. После второй закупки дружба между народами стала крепчать. В час, когда крепость дружбы народов доходит до градуса употребляемого напитка, начинается.... Правильно, - пение. Под всеобщее ликование шумел камыш и отцветали хризантемы. Были и парни на улицах Саратова. В ответную Ульрика-жизнелюбка извлекла из-под кровати с козлом аккоредеон и понеслись по хижине йодли и бравые немецкие песни про любовь. Народ подхватил нашу эстафету, и уже минут через двадцать после начала моих первых зарубежных гастролей возле меня очутился розовощекий старикан с золотым католическим крестом на толстенной цепи и изрядно потертыми нотами какой-то опереточной арии про любовь. Не понимая ни нот, ни немецкого, я все же умудряюсь спеть с ним дуэтом. Триумф, аплодисменты. Никто в простецком деревенском высокогорном кабаке не бьет никому морду по заврешению концерта. Ура! Спускаемся вниз.
Австрийский спуск усыпан фермами. Подозреваю, что в этих местах хорошо жить не только коровам, но и людям.
- Мы любим животных, - говорит Ульрика, поглаживая за ухом теленка. Они чудесные.
Выглядят местные коровы и впрямь неплохо. Они свободно бродят по прилегающим к ферме лугам, гулко позвякивая колокольчиками. По периметру территория огорожена лентой по которой проходит легкий электрический заряд, так что коровина не свалится в пропасть и не убредет дальше положенного.
У местных коз и козлов имеется собственный дом с ванной. Мансарду они делят с утками.
"Кстати, была у нас тут история... - Вдруг наша бравая, изрядно выпившая, как и мы сами, хозяйка прерывает едва начатую историю останавливается и показывает перстом на растущий налугу несуразный лопух. - Вот из этого делают настоящий шнапс! Хотите?" Ловким движением она извлекает из рюкзака фляжечку: "Ну, давайте, попробуйте". Попробовали и этот шнапс.
"Так вот была у нас история, - возобновила рассказ Ульрика, набрав олимпийские темпы спуска с горы, - Из Италии пришел к нам медведь. Хороший такой медведь. Мы его так оберегали! Присматривали за ним. Ну, и что вы думаете??? Ушел к немцам медведь-то, а они его и прибили. Немцы же! Только они вот так со зверем поступить могут". Финальный аккорд австрийско-германского противостояния!
Утром следующего дня, в шесть часов, Ульрика громко обсуждала с соседом, какой луг на его участке они будут выкашивать первым.
Я бы предпочла, чтобы все истории противостояний ограничивались историями про медведей и выбором туристских троп. Действительно, ну, невозможно же всех любить. Кого-то можно и недолюбливать. Даже вот, открыто недолюбливать. И мне искренне хочется, чтобы наше воспарившее национальное самосознание вышло из зомбоящика на грешную землю и захотело чего-нибудь более существенного для повседневной жизни, более простого и в одновременно недоступного: достаточного количества шприцев, пластырей и иголок в районной больничке, хорошей школы с бассейном в небольшом городке, возможности выучить японский в уездном городе N-ской губернии, в конце концов, электричества и канализации в каждом населенном пункте - словом, всего того, что обычно в отечестве считалось не достойной внимания хренью.