Про книжный магазин "Библиофил".
Вчера мы с Андрейкой были в гостях у Поля, хозяина книжного магазина с говорящей фамилией "Библиофил".
Отец в окружении деток:
Счастливый обладатель как уникальных вещей, так и редкостного треша и кала:
Андрейка на крыльце, на фоне старца почтенного Дормидонтова:
Дима-художник как часто бывает, рассказывал истории в духе Хармса:
На крыльце висит клевый ящик для писем и газет:
Стоя на крыльце, можно наблюдать, как ничего не происходит в турецком посольстве:
Я обратила внимание, что вон, как любит печататься некто Ричард Голебевский, на что мне ответили, что стихи у него очень трогательные, а история любви - трагична:
На полках можно увидеть раритет, вроде журнала о сексе начала 90-ых:
Ракушки: тоже продаются?..
Для придания беседе задушевности и, что греха таить, для опьянения, мы пили сухач, по евро девяносто пять за бутылку:
Над крыльцом висит работа неизвестного мастера. Мне неизвестного:
Магазин - кладезь парадоксов, мы болтали без остановки. Жаль только села батарея фотоаппарата и я не успела запечатлеть величайшего болтуна и пенсионера всия Израиля, СССР и Эстонии - Льва Преображенского.
Пример интересного экземляра:
В моем представлении, книжный ад выглядит примерно так:
Как и должно быть в уважающих себя домах безумия и неформата, книги везде, даже в неожиданных местах:
А плакаты висят на потолке:
Часы - под потолком:
Книги везде, они занимают все поверхности и площади, это лишь жалкая часть книжного инфернального пиздеца:
Недовольный писатель:
Кусочек мейнстрима:
Треш-полочки, для полоумных бабушек:
Пришла художница-Маша:
Кое-что для хуй знает кого:
Лав ю кидс, заебалась я, всем пока!
Отец в окружении деток:
Счастливый обладатель как уникальных вещей, так и редкостного треша и кала:
Андрейка на крыльце, на фоне старца почтенного Дормидонтова:
Дима-художник как часто бывает, рассказывал истории в духе Хармса:
На крыльце висит клевый ящик для писем и газет:
Стоя на крыльце, можно наблюдать, как ничего не происходит в турецком посольстве:
Я обратила внимание, что вон, как любит печататься некто Ричард Голебевский, на что мне ответили, что стихи у него очень трогательные, а история любви - трагична:
На полках можно увидеть раритет, вроде журнала о сексе начала 90-ых:
Ракушки: тоже продаются?..
Для придания беседе задушевности и, что греха таить, для опьянения, мы пили сухач, по евро девяносто пять за бутылку:
Над крыльцом висит работа неизвестного мастера. Мне неизвестного:
Магазин - кладезь парадоксов, мы болтали без остановки. Жаль только села батарея фотоаппарата и я не успела запечатлеть величайшего болтуна и пенсионера всия Израиля, СССР и Эстонии - Льва Преображенского.
Пример интересного экземляра:
В моем представлении, книжный ад выглядит примерно так:
Как и должно быть в уважающих себя домах безумия и неформата, книги везде, даже в неожиданных местах:
А плакаты висят на потолке:
Часы - под потолком:
Книги везде, они занимают все поверхности и площади, это лишь жалкая часть книжного инфернального пиздеца:
Недовольный писатель:
Кусочек мейнстрима:
Треш-полочки, для полоумных бабушек:
Пришла художница-Маша:
Кое-что для хуй знает кого:
Лав ю кидс, заебалась я, всем пока!