Эксперимент
Заложив руки за спину, Батя в который уже раз прошёлся перед выстроившейся шеренгой.
Резко тормознул, крутанувшись через левое плечо, и тут же заорал, не дав распекаемой собраться.
- Что?! Всё стоим? Разлагаемся на посту? Куда уж дальше, край наступает! На себя посмотри, чмо болотное, да на тебе уже всё, всё уже написано! Хоть без очков читай, вся гниль твоя, вся плесень - всё повылазило! Откуда тебя завезли-то к нам только, уродина! Молчать! Я тебя спрашиваю! Скотина! Дебилище! Тля болотная! Что ты мнёшься, погань? Команды вольно не было! Долботварь гнойная! Блевотина сраная, щас сам на тебя сблюю!
Батя раскраснелся, но рукам воли не давал, напротив - вцепился в ремень до хруста. Наконец, выоравшись и бросив взгляд на часы, он возобновил своё гипнотическое движение. Строй стоял мёртво.
Успокоившись, Батя развернулся к очередной жертве и долго смотрел сквозь неё расфокусированным взглядом, качаясь с пятки на носок. Испытуемая держалась.
- Ладно, с вами без замечаний.
Хмыкнув, Батя перешёл к следующей и расплылся в улыбке.
- Ну, вы-то молодцом, молодцом. Как всегда, отрада взгляду! Орлица! Ну-ну, не смущайтесь, это действительно так, я к лишним комлиментам не склонен. Безукоризненный внешний вид, ни единого замечания, одни благодарности. Я подумываю и о более весомом поощрении, пока же - благодарю за службу!
Батя отступил на шаг и оглядел строй.
- Так, отделение, вольно! Далее по распорядку.
Покинув расположение, Батя потёр подбородок и решил освежиться перед вечерним походом в клуб. Проследовав в ванную, он пустил в раковину струю нестерпимо горячей воды и принялся бриться опасной бритвой, привычно мыча что-то бравурное.
За кухонной дверью переговаривались напряжённым шёпотом.
- Что творится, что творится-то, доченька, боже ж ты мой. Может доктора какого, а? Ведь совсем плох мужик, с водой разговаривает! Или может вылить её от греха?
- Молчите, мама! Вы что, той воды не видели?! Не дай бог сама заговорит...
Старушка вздрогнула и перекрестилась.
На подоконнике молча стояли три банки.
В одной - вода как вода.
В другой - нечто мутное, пенистое, несмотря на серебрянную ложку на дне.
Третья же искрилась и переливалась. А по поверхности ходили медленные мелкие волны.
Резко тормознул, крутанувшись через левое плечо, и тут же заорал, не дав распекаемой собраться.
- Что?! Всё стоим? Разлагаемся на посту? Куда уж дальше, край наступает! На себя посмотри, чмо болотное, да на тебе уже всё, всё уже написано! Хоть без очков читай, вся гниль твоя, вся плесень - всё повылазило! Откуда тебя завезли-то к нам только, уродина! Молчать! Я тебя спрашиваю! Скотина! Дебилище! Тля болотная! Что ты мнёшься, погань? Команды вольно не было! Долботварь гнойная! Блевотина сраная, щас сам на тебя сблюю!
Батя раскраснелся, но рукам воли не давал, напротив - вцепился в ремень до хруста. Наконец, выоравшись и бросив взгляд на часы, он возобновил своё гипнотическое движение. Строй стоял мёртво.
Успокоившись, Батя развернулся к очередной жертве и долго смотрел сквозь неё расфокусированным взглядом, качаясь с пятки на носок. Испытуемая держалась.
- Ладно, с вами без замечаний.
Хмыкнув, Батя перешёл к следующей и расплылся в улыбке.
- Ну, вы-то молодцом, молодцом. Как всегда, отрада взгляду! Орлица! Ну-ну, не смущайтесь, это действительно так, я к лишним комлиментам не склонен. Безукоризненный внешний вид, ни единого замечания, одни благодарности. Я подумываю и о более весомом поощрении, пока же - благодарю за службу!
Батя отступил на шаг и оглядел строй.
- Так, отделение, вольно! Далее по распорядку.
Покинув расположение, Батя потёр подбородок и решил освежиться перед вечерним походом в клуб. Проследовав в ванную, он пустил в раковину струю нестерпимо горячей воды и принялся бриться опасной бритвой, привычно мыча что-то бравурное.
За кухонной дверью переговаривались напряжённым шёпотом.
- Что творится, что творится-то, доченька, боже ж ты мой. Может доктора какого, а? Ведь совсем плох мужик, с водой разговаривает! Или может вылить её от греха?
- Молчите, мама! Вы что, той воды не видели?! Не дай бог сама заговорит...
Старушка вздрогнула и перекрестилась.
На подоконнике молча стояли три банки.
В одной - вода как вода.
В другой - нечто мутное, пенистое, несмотря на серебрянную ложку на дне.
Третья же искрилась и переливалась. А по поверхности ходили медленные мелкие волны.