Начало

Oct 21, 2011 22:51

«Не поддаться ли греху чревоугодия, набить брюхо разными скоромными яствами, чтоб потом, сыто икая, глядеть на изрядно потяжелевший барабан перед собой и клясть себя за эту слабость?» Примерно такие мысли пришли в голову к батюшке Михаилу в самый разгар Великого поста, когда по несчастливой случайности он оказался на поминках безвременно почившего посредством 9мм пули раба божия Вована. Атмосфера была несколько напряженная, салаты лоснились отнюдь не постным майонезом, а в центре стола попу нахально строил глазки запеченный поросенок с яблоком в ухмыляющемся рту. «В дороге да в горести сам Бог велел!» - решился Михаил, осенил себя и стол крестом, да пододвинулся поближе к зажаренному парнокопытному. Имевший некое сходство с главным блюдом двоюродный брат Вована услужливо пододвинул батюшке полную двухсотграммовую рюмку, и не терпящим возражений голосом повелел «Ну-ка, Миша, скажи тост за упокой!».

Дальнейшее Миша помнил весьма смутно и со стыдом. Двести граммов да на голодный нетренированный поповский желудок подействовал как девять граммов в сердце недавно почившего. Если говорить прямо - смутно, весьма смутно помнил поп поминки. Танцы, братания, пьяные слезы и песни Круга, и даже вроде бы бабы... Проснувшись под обед в незнакомом доме, Михаил начал очень сильно сокрушаться по поводу потерянной рясы и подрясника, впрочем, обнаружив рядом с собой на диване обнаженную деву блудного вида (оказывается, бабы все-таки были!), поп подумал что хрен с нею, с рясой, да с подрясником тоже, один раз живем. Еще через пару-тройку часов Миша сидел в туалете, с наслаждением курил и читал невесть как оказавшегося там Докинза, чувствуя, что потихоньку, но неотвратимо становится атеистом.

А Бог смотрел на все это безобразие и почему-то улыбался в свою седую бороду...

сюр., Стеб

Previous post Next post
Up