Разве мог знать пожилой шериф Эд Том (Томми Ли Джонс), мало-мальски осмысленно идущий по кровавому следу убийц и отвечающий на вопрос своего помощника «сэр, не хотите взглянуть на нового жмурика?» исключительно бессильно «а думаешь, есть смысл?», что он будет все время опаздывать на место преступления, но все равно станет обязательной и неотъемлемой принадлежностью этой непростой, в целом, истории? Нет, они не знали и ничего этого знать не могли. Известное дело: в какой-то момент человек просто находит чужое бабло, делает шаг, другой и радостно растворяется в закате. Все остальное - грядущее и строгий кошмар, озвученный в фирменно коэновском стиле.
Быть может, это прозвучит не правильно с точки зрения бытовой морали, но в некоторой степени даже хорошо, что обладатели Золотой Пальмовой ветви Каннского фестиваля за фильм «Бартон Финк» в свое время смачно плюхнулись в зловонную яму коммерческого кино, где чуть не убили себя, зато от души поковырялись в, простите, мэйнстримном навозе. И вот когда за одним промахом (Невыносимая жестокость) последовал другой (Игры джентльменов) и когда даже самые верные поклонники отвернулись, Коэны вышли на роман пулитцеровского лауреата (хотя, кто их там упомнит, этих пулитцеровских лауреатов) Кормака МакКарти и почуяли запах крови. Практически, прозрели и сделали невозможное - порвали со старыми шуточками и триумфально ворвались в завтрашний день.
No country for old man, что на русский переводится примерно как «Нет страны для стариков», это высококлассный хоррор-триллер, где жертве нужно побыстрее удрать, а стрелок должен, соответственно, догнать. Причем, нерв погони и чувство страха у Коэнов передано просто выше всяких похвал - здесь нет тревожной музыки (точнее, музыки в фильме вообще нет), зато каждый скрип, шорох, стук ковбойский сапог, шелест листьев или даже пресловутая тишина буквально полны опасности. Есть сцены, которые продолжаются не больше десяти минут, но когда их смотришь, кажется, не только напряженно сжимаешь подлокотники у кресла, но и стискиваешь зубы.
Забавно и то, что, режиссеры Коэны прибегают к методу умышленной жанровой неряшливости, выворачивая вестерн наизнанку и туго закручивая его на условные «бигуди» неонуара. Например, в каком вестерне видано, чтоб шериф бездействовал и выполнял функцию нарратора, а не протагониста? Не малую роль играет и внешне пародийный вид хладнокровного убийцы Чигура: смешная прическа, одутловатая рожа, кривая ухмылка, какой-то баллон, глушить размером в баночку «пепси» и прочие мелкие черты придают этому образу грандиозное величие. При этом никакого «хихи» во время просмотра, он страшен фантастически: принципиальный, загадочный, ужасающий - все вместе. Собственно, Коэны, сражаясь с формой, сталкивают несовместимые эстетики и добиваются настолько впечатляющего результата, насколько вообще впечатляюще может выглядеть убивающий воздухом психопат-убийца с прической молодого Геннадия Хазанова.
В наибольшей степени стилистические перебои отразятся на завершающем получасе: погоня неожиданно оборвется, кейс с деньгами выпадет из поля видимости, рамки жанра триллера лопнут подобно мыльному пузырю, а история приобретет зловещий мизантропический оттенокпереместится в плоскость крушения надежд постаревшего во всех смыслах шерифа. В целом, не разбираясь в частностях, этот фильм о скором «Закате Америки» - о потере ориентиров, упадке ценностей и угасании, о том, что за окном 80-е, все тонет в дерьме и будет опускаться только глубже, о безжалостных убийцах, расползающихся по неодухотворенным техасским просторам и о том, что навсегда смылись понятия «честь», «достоинство», «кодекс», подменив это принципом «орел или решка, выбирай». И нет в этом никакой трагедии. «А потом я проснулся» - лишь говорит главный герой под занавес, и смотрит куда-то вдаль с грустью в глазах о том, что для него больше нет страны точь-в-точь, как в тех первых строчках стихотворения Йейтса «Плавание в Византию», откуда Кормак Маккарти взял название для своего романа:
Здесь старым нет пристанища. Юнцы
В объятьях, соловьи в самозабвенье,
Лососи в горлах рек, в морях тунцы -
Бессмертной цепи гибнующие звенья -
Ликуют и возносят, как жрецы,
Хвалу зачатью, смерти и рожденью;
Захлестнутый их пылом слеп и глуп
К тем монументам, что воздвигнул дух.