Утопия вечной молодости
С каждым годом пересматривать the Dreamers Бертолуччи все труднее и труднее. Актеры давным-давно выросли, разбежались в разные стороны и у них, кажется, все разладилось.
Майкл Питт, человек нового поколения с потенциалом будущей звезды, снялся потом еще у Ван Сэнта и Ханеке, затем отклонил десятки предложений, увлекся музыкой в стиле грандж, создал группу, ушел в подполье. По слухам последний раз его видели в кафе «Старбакс» в каких-то дранных шортах, с немытой головой. Ева Грин (при всей нежнейшей любви к этой девушки) во Франции могла стать суперзвездой, возможно даже величайшей кинодивой, но вместо этого сдуру полезла во всякие коммерческие голливудские проекты, потеряла себя и как итог превратилась в заштампованную скучнейшную актрисульку второго плана. Сейчас изредка мелькает в дурацких фильмах; больно смотреть. Последний из тройки, самый предусмотрительный Луи Гаррель остался сниматься во Франции у своего отца и Кристофа Оноре, но у него, во-первых, рожа противная, а, во-вторых, он мелькает на экране так часто, что потихоньку превращается в местный аналог Николаса Кейджа. Но это, наверное, закономерно и справедливо: все хорошее когда-нибудь заканчивается. Как закончилась под пиафовское «Non, je ne regrette rien» тихая богемная жизнь героев в отрезанной от внешних раздражителей квартире с ее бесконечными разговорами о кино и политике за бокалом хорошего вина.
Майкл Питт, человек нового поколения с потенциалом будущей звезды, снялся потом еще у Ван Сэнта и Ханеке, затем отклонил десятки предложений, увлекся музыкой в стиле грандж, создал группу, ушел в подполье. По слухам последний раз его видели в кафе «Старбакс» в каких-то дранных шортах, с немытой головой. Ева Грин (при всей нежнейшей любви к этой девушки) во Франции могла стать суперзвездой, возможно даже величайшей кинодивой, но вместо этого сдуру полезла во всякие коммерческие голливудские проекты, потеряла себя и как итог превратилась в заштампованную скучнейшную актрисульку второго плана. Сейчас изредка мелькает в дурацких фильмах; больно смотреть. Последний из тройки, самый предусмотрительный Луи Гаррель остался сниматься во Франции у своего отца и Кристофа Оноре, но у него, во-первых, рожа противная, а, во-вторых, он мелькает на экране так часто, что потихоньку превращается в местный аналог Николаса Кейджа. Но это, наверное, закономерно и справедливо: все хорошее когда-нибудь заканчивается. Как закончилась под пиафовское «Non, je ne regrette rien» тихая богемная жизнь героев в отрезанной от внешних раздражителей квартире с ее бесконечными разговорами о кино и политике за бокалом хорошего вина.