Против Метода
Я тут сподвигся (меня сподвиг учебный план) написать кое-что интересное. Это - обзор книги пола Фейерабенда "Против Метода: очерки анархистской теории познания", плюс некоторое моё отношение к сему тексту. С учётом того, что при написании вроде бы особо халтурой не страдал, считаю уместным выложить. Да и сама кника жутко интересна...
Но. Текст неправлен вовсе, там масса ошибок. Заранее извиняюсь, позже постараюсь выложить более удобочитаемый вариант. Критика только приветствуется, мне это сдавать :}
Итак, часть 1:
Предисловие
В ХХ-веке, во многом благодаря становлению индустрии, развитию информационных каналов, что его связывают человеческое общества, и последующему всестрононнему обсуждению социальных проблем и потрясений, по-новому встал вопрос о роли науки в обществе. Во-первых: введение философской категории «науки» и, параллельное, построение процедуры практического «отличения» науки от всего прочего. Далее, насколько глубоко наука проникла в современное общество и хорошо ли это. Каким образом происходит изменение науки, можно ли это назвать развитием и каковы перспективы науки. И это всего лишь малая часть...
Каким образом отвечать на эти вопросы? Так или иначе, философская мысль не могла обходить их стороной. Но неизбежное требование практической применимости науки и повсеместное стремление европейской философии избежать вульгаризации в руках «практиков» всё более увеличивало разрыв, пропасть между наукой и всяческими вариациями по теме «натурфилософия». Более того, стремительное увеличение количества и разнообразия научного материала делала всё более и более затруднительными попытки его абстрактно-философского осмысления - хотя бы в силу ограниченности возможностей одного человека. К началу 20-го века такие попытки практически сошли на нет.
Это контекст, в котором возникла методология науки - попытка научного осмысления науки. Здесь нет противоречия - как я уже упоминалось выше, «классическая» философская мысль всё более и более расходилась с научной. «Новый» подход, ярко выразился в позитивизме, а особенно - в работах Венского кружка: «философия» приняла научные нормы, де-факто превратившись в научное осмысление (читай - методологию) науки.
Само слово методология подразумевает обращение к методу, к ответу на вопрос «как?» В условиях огромного количества, необъятности научной информации и охватываемых сфер знания это очень логичный ход - возможно, научный метод суть тот хребет, на котором держится весь этот небоскрёб? Столь желанное для европейской мысли внутреннее единство вдруг оказалось столь близко... А если научный метод столь силён и эффективен, что создал все технические чудеса 19-20 веков, то он не может не справиться со столь простой задачей.
Но некий парадокс в таком подходе всё же заключён. Научное осмысление науки не может быть беспристрастным, но только оправдательным, иначе наука предаёт сама себя; предательство же не является научной нормой. И действительно, большинство (как по количеству, так и по качеству) работавших над этой проблемой учёных так или иначе действовали по следующей схеме (в чистом виде представлена в работах Венского кружка и К. Поппера):
1) Описание науки.
2) Выделение «научного метода» или иных предписаний, выполнение которых обеспечивает «научность»
3) Предложение критерия «демаркации» науки и разных версий «шарлатанства».
4) Обсуждение роли науки в современном обществе.
Независимо от первых трёх пунктов в чётвёртом подчёркивается высокая важность науки, её безусловная полезность и, более того, исключительная необходимость для прогресса человечества. Столь убедительное единодушие несколько странно...
И пусть критики науки с позиции различных версий иррационализма хватало всегда, рационально мыслящие люди просто не обращали на неё внимание, с их точки зрения совершенно оправдано - ибо у критиков метод-то точно не научный, что и признаётся.
В этих условиях книга Пола Фейерабенда «Против Метода» является уникальной попыткой критики науки и методологии её же оружием, усиленной попыткой осмысления роли науки с точки зрения демократических норм современного общества.
Эта книга (точнее, её английское издание) посвящена выдающемуся методологу Имре Лакатосу, а по содержанию одновременно противостоит ему и опирается на его результаты. С моей точки зрения полемика Лакатоса и Фейерабенда достаточно ясно описывает сущность феномена науки в современном обществе во всей его противоречивости.
Позволю себе небольшую цитату из предисловия к немецкому изданию книги (В дальнейшем цитаты выделены курсивом):
Критическое исследование науки должно ответить на два вопроса:
1. Что есть наука - как она действует, каковы ее результаты?
2. В чем состоит ценность науки? Действительно ли она лучше, чем космология хопи, наука и философия Аристотеля, учение о дао? Или наука - один из многих мифов, возникший при определенных исторических условиях?
В дельнейшем изложении реферата будет прослежен ход рассуждений Пола Фейерабенда в попытке ответа на эти вопросы. В контексте настоящего изложения слова методология науки и теория науки являются синонимами.
Введение
Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок.
В самом начале книги автор делает очень сильный и неожиданный ход. Провозглашается обращение к анархизму как к насущной необходимости в эпистемологии и теории науки. Это «странно» как для традиционных учёных с их идеалами рациональностями, и для профессиональных анархистов которые подвергали яростной критике всевозможные социальные организованности, но нисколько не сомневались в научных. Аргумент тому очень простой - реальный ход истории, который гораздо сложнее, чем представляют себе теоретики науки. И нет принципиальной разницы между развитием общества и развитие науки - так почему же идея общего метода развития общества отстаивается далеко не столь яро?
Методологическая надстройка над наукой упрощает, обедняет её, ставит препоны на её развитии. То есть, создание традиции, что будет поддерживать «правильный» научный метод и развивать им науку не только неинтересно, но и неэффективно. Познание с заранее наложенными на себя ограничениями неэффективно! Поэтому мы начнем с рассмотрения основ анархистской методологии и соответствующей анархистской науки.
О методе
Это доказывается и анализом конкретных исторических событий, и абстрактным анализом отношения между идеей и действием. Единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип все дозволено.
История науки такова, что любой рациональный метод, любые абсолютно обязательные принципы, детерминирующие развитие, любая претензия на строгую методологию сталкивается с принципиальными противоречиями. Факты, при сколь-нибудь тщательном их рассмотрении оказываются решительно против. Более того, это не историческая случайность, но закономерность, абсолютно необходимая хотя бы для прогресса самой науки.
В реальных условиях приходится действовать против аргументации, против очевидности, против правил, против обязательств… более того, приходится допускать возможность нерассудочного развития. Например, маленький ребенок, не отягощенный стереотипами, в конечном счёте тех или иных методов действия, способен овладеть новыми моделями поведения при малейшем побуждении, сменять их … без заметного усилия, что недоступно его родителям.
В развитии науки также играют крайне важную роль такие ненаучные действия, как пропаганда, насилие, тактика "промывания мозгов"…Сопоставление же идеи и действия показывает, что тезис о том, что сначала возникает идея (проблема), а потом действие (разрешение), это краеугольный камень теории науки, просто необоснован.
Мой же тезис состоит в том, что анархизм помогает достигнуть прогресса в любом смысле. Наоборот, всё остальные подходы лишь ставят палки в колесу прогресса и исходят из чересчур наивных представлений об окружающей действительности.
Например, мы можем использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Можно развивать науку, действуя контриндуктивно.
Вот странное правило! Но если детально его проанализировать, то выясняется, что оно гораздо более обосновано, чем стандартный индуктивный метод. Действительно, контр-теория позволяет обнаружить многие значимые свойства фактов, которые возникают на контрасте двух теорий - старой и новой. Причём без новой теории их было бы невозможно заметить.
Не существует хоть сколь-нибудь разработанной и интересной теории, которая бы полностью согласовывалась с экспериментальными фактами! Так что же говорить о становящейся теории!
Более того, занимаясь научной работой мы всегда исходим из тех или иных неявных представлений, которые традиционны, но совершено не обязательно истины. Образуется замкнутый круг, вырваться из которого возможно только с помощью контр-теории, которая на первый взгляд кажется несуразной.
В заключении раздела автор ещё раз обращает внимание на то, что он вовсе не хочет заменить один набор правил на другой, скорее я хочу убедить читателя в том, что всякая методология - даже наиболее очевидная - имеет свои пределы.
Условие совместимости (consistency), согласно которому новые гипотезы логически должны быть согласованы с ранее признанными теориями, неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию. Гипотезы, противоречащие подтвержденным теориям, доставляют нам свидетельства, которые не могут быть получены никаким другим способом. Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.
Здесь речь идёт уже не о расхождении с фактами, а о логической несовместности двух теорий. Условие совместимости устраняет некоторую теорию или гипотезу не потому, что она расходится с фактами, а потому, что она расходится с другой теорией, причем такой, что подтверждающие их примеры являются общими. Отсюда следует то, что новая и старая теории рассматриваются «на равных» и за старой теорией оказывается преимущество возраста и известности, которые никак не связаны с её истинностью.
Все эти рассуждения основаны на гипотезе о независимости теории и фактов, на том, что факты существуют и доступны независимо от того, какая именно теория их изучает. Без этого требования условия совместимости просто неприменимы. Эта гипотеза с очевидностью является переупрощением реальности: не только описание каждого конкретного факта зависит от некоторой теории, но и возможны факты, которые вообще нельзя обнаружить без помощи альтернатив рассматриваемой теории. Изобретение и разработка альтернатив предшествуют производству опровергающих фактов.
Отказ от такого подхода с неизбежностью ведёт к тому, что теория замыкается в себе и со временем становиться просто скучной. Более того, она превращается в идеологию, что ставит крест на дальнейших перспективах познания. Вывод: разнообразие необходимо, а требование совместимости его убивает.
Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание. Вся история мышления конденсируется в науке и используется для улучшения каждой отдельной теории. Нельзя отвергать даже политического влияния, ибо оно может быть использовано для того, чтобы преодолеть шовинизм науки, стремящейся сохранить status quo.
Это более сильная версия требований контр-индукции и первый шаг в сторону обсуждения роли науки в обществе. В ответ на предложение одного из критиков обратится назад и критиковать современную науку с позиций аристотелизма или даже колдовства, автор утверждает, что так и надо сделать. И приводит ряд примеров, где аналогичный подход имел полный успех - гипотеза Аристарха о вращении Земли, китайская традиционная медицина, алхимия, оказавшая сильное влияние на Ньютона.
Плюрализм теорий и метафизических воззрений важен не только для методологии - он является также существенной частью гуманизма. Образование должно предоставлять учащемуся возможность выбирать, формировать свою точку зрения, но никак не навязывать строго одно мировоззрение. И это очень сильный аргумент в пользу плюралистической методологии.
Ни одна теория никогда не согласуется со всеми известными в своей области фактами, однако не всегда следует порицать ее за это. Факты формируются прежней идеологией, и столкновение теории с фактами может быть показателем прогресса и первой попыткой обнаружить принципы, неявно содержащиеся в привычных понятиях наблюдения.
Нет теории, которая бы полностью согласовывалась со всеми известными фактами. Автор рассматривает два типа расхождений: количественные и качественные. Если в первом случае никаких чудес нет, он изобилует, то второй гораздо более редок и интересен: теория несовместима не с какими-то малопонятными измерениями, а с обстоятельствами, известными буквально каждому. Пример - теория Парменида о едином и неизменном бытии, что противоречит всем обыденным представлениям. Ещё примеры - оптическая теория цветов Ньютона, геометрическая оптика, электродинамика Максвелла, и т. д.
Все эти затруднения решаются путём введения гипотез ad hoc, что идёт вразрез всем методологическим предписаниям. Теории живут, несмотря на то, что они неспособны адекватно воспроизвести определенные количественные результаты и удивительно беспомощны качественно.
Как эмпирический материал, так и методическая основа, не говоря уже о теоретических представлениях, что реально находятся в руках учёного, всегда исторически обусловлены. За экспериментом всегда стоит идеология и масса вспомогательных теорий, что оправдывают саму возможность эксперимента и уверяют нас в его верности. Это ловушка идеологии, но из неё возможно вырваться - для того, что бы было возможно увидеть идеологию эксперимента, «очевидное», что совершенно напрасно и неизбежно исчезает из виду, необходим стандарт сравнения. Для существования которого необходима альтернативная теория. Возникнуть она может только контриндуктивно - иначе она не будет альтернативной.
Отсюда получаем, что контриндукция - необходимый элемент научного познания.
Предисловие
В ХХ-веке, во многом благодаря становлению индустрии, развитию информационных каналов, что его связывают человеческое общества, и последующему всестрононнему обсуждению социальных проблем и потрясений, по-новому встал вопрос о роли науки в обществе. Во-первых: введение философской категории «науки» и, параллельное, построение процедуры практического «отличения» науки от всего прочего. Далее, насколько глубоко наука проникла в современное общество и хорошо ли это. Каким образом происходит изменение науки, можно ли это назвать развитием и каковы перспективы науки. И это всего лишь малая часть...
Каким образом отвечать на эти вопросы? Так или иначе, философская мысль не могла обходить их стороной. Но неизбежное требование практической применимости науки и повсеместное стремление европейской философии избежать вульгаризации в руках «практиков» всё более увеличивало разрыв, пропасть между наукой и всяческими вариациями по теме «натурфилософия». Более того, стремительное увеличение количества и разнообразия научного материала делала всё более и более затруднительными попытки его абстрактно-философского осмысления - хотя бы в силу ограниченности возможностей одного человека. К началу 20-го века такие попытки практически сошли на нет.
Это контекст, в котором возникла методология науки - попытка научного осмысления науки. Здесь нет противоречия - как я уже упоминалось выше, «классическая» философская мысль всё более и более расходилась с научной. «Новый» подход, ярко выразился в позитивизме, а особенно - в работах Венского кружка: «философия» приняла научные нормы, де-факто превратившись в научное осмысление (читай - методологию) науки.
Само слово методология подразумевает обращение к методу, к ответу на вопрос «как?» В условиях огромного количества, необъятности научной информации и охватываемых сфер знания это очень логичный ход - возможно, научный метод суть тот хребет, на котором держится весь этот небоскрёб? Столь желанное для европейской мысли внутреннее единство вдруг оказалось столь близко... А если научный метод столь силён и эффективен, что создал все технические чудеса 19-20 веков, то он не может не справиться со столь простой задачей.
Но некий парадокс в таком подходе всё же заключён. Научное осмысление науки не может быть беспристрастным, но только оправдательным, иначе наука предаёт сама себя; предательство же не является научной нормой. И действительно, большинство (как по количеству, так и по качеству) работавших над этой проблемой учёных так или иначе действовали по следующей схеме (в чистом виде представлена в работах Венского кружка и К. Поппера):
1) Описание науки.
2) Выделение «научного метода» или иных предписаний, выполнение которых обеспечивает «научность»
3) Предложение критерия «демаркации» науки и разных версий «шарлатанства».
4) Обсуждение роли науки в современном обществе.
Независимо от первых трёх пунктов в чётвёртом подчёркивается высокая важность науки, её безусловная полезность и, более того, исключительная необходимость для прогресса человечества. Столь убедительное единодушие несколько странно...
И пусть критики науки с позиции различных версий иррационализма хватало всегда, рационально мыслящие люди просто не обращали на неё внимание, с их точки зрения совершенно оправдано - ибо у критиков метод-то точно не научный, что и признаётся.
В этих условиях книга Пола Фейерабенда «Против Метода» является уникальной попыткой критики науки и методологии её же оружием, усиленной попыткой осмысления роли науки с точки зрения демократических норм современного общества.
Эта книга (точнее, её английское издание) посвящена выдающемуся методологу Имре Лакатосу, а по содержанию одновременно противостоит ему и опирается на его результаты. С моей точки зрения полемика Лакатоса и Фейерабенда достаточно ясно описывает сущность феномена науки в современном обществе во всей его противоречивости.
Позволю себе небольшую цитату из предисловия к немецкому изданию книги (В дальнейшем цитаты выделены курсивом):
Критическое исследование науки должно ответить на два вопроса:
1. Что есть наука - как она действует, каковы ее результаты?
2. В чем состоит ценность науки? Действительно ли она лучше, чем космология хопи, наука и философия Аристотеля, учение о дао? Или наука - один из многих мифов, возникший при определенных исторических условиях?
В дельнейшем изложении реферата будет прослежен ход рассуждений Пола Фейерабенда в попытке ответа на эти вопросы. В контексте настоящего изложения слова методология науки и теория науки являются синонимами.
Введение
Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок.
В самом начале книги автор делает очень сильный и неожиданный ход. Провозглашается обращение к анархизму как к насущной необходимости в эпистемологии и теории науки. Это «странно» как для традиционных учёных с их идеалами рациональностями, и для профессиональных анархистов которые подвергали яростной критике всевозможные социальные организованности, но нисколько не сомневались в научных. Аргумент тому очень простой - реальный ход истории, который гораздо сложнее, чем представляют себе теоретики науки. И нет принципиальной разницы между развитием общества и развитие науки - так почему же идея общего метода развития общества отстаивается далеко не столь яро?
Методологическая надстройка над наукой упрощает, обедняет её, ставит препоны на её развитии. То есть, создание традиции, что будет поддерживать «правильный» научный метод и развивать им науку не только неинтересно, но и неэффективно. Познание с заранее наложенными на себя ограничениями неэффективно! Поэтому мы начнем с рассмотрения основ анархистской методологии и соответствующей анархистской науки.
О методе
Это доказывается и анализом конкретных исторических событий, и абстрактным анализом отношения между идеей и действием. Единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип все дозволено.
История науки такова, что любой рациональный метод, любые абсолютно обязательные принципы, детерминирующие развитие, любая претензия на строгую методологию сталкивается с принципиальными противоречиями. Факты, при сколь-нибудь тщательном их рассмотрении оказываются решительно против. Более того, это не историческая случайность, но закономерность, абсолютно необходимая хотя бы для прогресса самой науки.
В реальных условиях приходится действовать против аргументации, против очевидности, против правил, против обязательств… более того, приходится допускать возможность нерассудочного развития. Например, маленький ребенок, не отягощенный стереотипами, в конечном счёте тех или иных методов действия, способен овладеть новыми моделями поведения при малейшем побуждении, сменять их … без заметного усилия, что недоступно его родителям.
В развитии науки также играют крайне важную роль такие ненаучные действия, как пропаганда, насилие, тактика "промывания мозгов"…Сопоставление же идеи и действия показывает, что тезис о том, что сначала возникает идея (проблема), а потом действие (разрешение), это краеугольный камень теории науки, просто необоснован.
Мой же тезис состоит в том, что анархизм помогает достигнуть прогресса в любом смысле. Наоборот, всё остальные подходы лишь ставят палки в колесу прогресса и исходят из чересчур наивных представлений об окружающей действительности.
Например, мы можем использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям или обоснованным экспериментальным результатам. Можно развивать науку, действуя контриндуктивно.
Вот странное правило! Но если детально его проанализировать, то выясняется, что оно гораздо более обосновано, чем стандартный индуктивный метод. Действительно, контр-теория позволяет обнаружить многие значимые свойства фактов, которые возникают на контрасте двух теорий - старой и новой. Причём без новой теории их было бы невозможно заметить.
Не существует хоть сколь-нибудь разработанной и интересной теории, которая бы полностью согласовывалась с экспериментальными фактами! Так что же говорить о становящейся теории!
Более того, занимаясь научной работой мы всегда исходим из тех или иных неявных представлений, которые традиционны, но совершено не обязательно истины. Образуется замкнутый круг, вырваться из которого возможно только с помощью контр-теории, которая на первый взгляд кажется несуразной.
В заключении раздела автор ещё раз обращает внимание на то, что он вовсе не хочет заменить один набор правил на другой, скорее я хочу убедить читателя в том, что всякая методология - даже наиболее очевидная - имеет свои пределы.
Условие совместимости (consistency), согласно которому новые гипотезы логически должны быть согласованы с ранее признанными теориями, неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию. Гипотезы, противоречащие подтвержденным теориям, доставляют нам свидетельства, которые не могут быть получены никаким другим способом. Пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.
Здесь речь идёт уже не о расхождении с фактами, а о логической несовместности двух теорий. Условие совместимости устраняет некоторую теорию или гипотезу не потому, что она расходится с фактами, а потому, что она расходится с другой теорией, причем такой, что подтверждающие их примеры являются общими. Отсюда следует то, что новая и старая теории рассматриваются «на равных» и за старой теорией оказывается преимущество возраста и известности, которые никак не связаны с её истинностью.
Все эти рассуждения основаны на гипотезе о независимости теории и фактов, на том, что факты существуют и доступны независимо от того, какая именно теория их изучает. Без этого требования условия совместимости просто неприменимы. Эта гипотеза с очевидностью является переупрощением реальности: не только описание каждого конкретного факта зависит от некоторой теории, но и возможны факты, которые вообще нельзя обнаружить без помощи альтернатив рассматриваемой теории. Изобретение и разработка альтернатив предшествуют производству опровергающих фактов.
Отказ от такого подхода с неизбежностью ведёт к тому, что теория замыкается в себе и со временем становиться просто скучной. Более того, она превращается в идеологию, что ставит крест на дальнейших перспективах познания. Вывод: разнообразие необходимо, а требование совместимости его убивает.
Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание. Вся история мышления конденсируется в науке и используется для улучшения каждой отдельной теории. Нельзя отвергать даже политического влияния, ибо оно может быть использовано для того, чтобы преодолеть шовинизм науки, стремящейся сохранить status quo.
Это более сильная версия требований контр-индукции и первый шаг в сторону обсуждения роли науки в обществе. В ответ на предложение одного из критиков обратится назад и критиковать современную науку с позиций аристотелизма или даже колдовства, автор утверждает, что так и надо сделать. И приводит ряд примеров, где аналогичный подход имел полный успех - гипотеза Аристарха о вращении Земли, китайская традиционная медицина, алхимия, оказавшая сильное влияние на Ньютона.
Плюрализм теорий и метафизических воззрений важен не только для методологии - он является также существенной частью гуманизма. Образование должно предоставлять учащемуся возможность выбирать, формировать свою точку зрения, но никак не навязывать строго одно мировоззрение. И это очень сильный аргумент в пользу плюралистической методологии.
Ни одна теория никогда не согласуется со всеми известными в своей области фактами, однако не всегда следует порицать ее за это. Факты формируются прежней идеологией, и столкновение теории с фактами может быть показателем прогресса и первой попыткой обнаружить принципы, неявно содержащиеся в привычных понятиях наблюдения.
Нет теории, которая бы полностью согласовывалась со всеми известными фактами. Автор рассматривает два типа расхождений: количественные и качественные. Если в первом случае никаких чудес нет, он изобилует, то второй гораздо более редок и интересен: теория несовместима не с какими-то малопонятными измерениями, а с обстоятельствами, известными буквально каждому. Пример - теория Парменида о едином и неизменном бытии, что противоречит всем обыденным представлениям. Ещё примеры - оптическая теория цветов Ньютона, геометрическая оптика, электродинамика Максвелла, и т. д.
Все эти затруднения решаются путём введения гипотез ad hoc, что идёт вразрез всем методологическим предписаниям. Теории живут, несмотря на то, что они неспособны адекватно воспроизвести определенные количественные результаты и удивительно беспомощны качественно.
Как эмпирический материал, так и методическая основа, не говоря уже о теоретических представлениях, что реально находятся в руках учёного, всегда исторически обусловлены. За экспериментом всегда стоит идеология и масса вспомогательных теорий, что оправдывают саму возможность эксперимента и уверяют нас в его верности. Это ловушка идеологии, но из неё возможно вырваться - для того, что бы было возможно увидеть идеологию эксперимента, «очевидное», что совершенно напрасно и неизбежно исчезает из виду, необходим стандарт сравнения. Для существования которого необходима альтернативная теория. Возникнуть она может только контриндуктивно - иначе она не будет альтернативной.
Отсюда получаем, что контриндукция - необходимый элемент научного познания.