Обсуждение подборки стихов "Со-дрогание" в Литинституте. Часть 1. PRO et CONTRA
Рецензия Ольги Аникинойolgabelle
Ке фер? Фер-то ке?
Н. Тэффи
Как всегда, не за себя, а за человека обидно!
К. Румянцев
Здравствуйте, знакомьтесь. Перед вами современный Мизантроп. Адресат и респондент других Мизанторпов. Не мольеровский, не ибсеновский, не байронический. Наш, родной, знакомый до боли. Человек- «знак, ты сорняк на плантациях языка, Бурный выплеск наркотика слов в вену», «Последний самый Лель, мираж метафор...». Ещё одно зеркало нашего века.
Нужно отметить, что к оценке подборки Кирилла я подошла с точки зрения уровня самой что ни на есть высокой планки. Во многом это предопределено знанием подходов Кирилла к поэзии и будучи знакомой с его рецензиями. Но, в большей степени, такой подход продиктован самим уровнем текстов. Чередование ярких образов, беспокойный ум, горячее сердце, мастерство - всё это я вижу и всему этому несказанно радуюсь. Однако некоторые стилистические особенности автора вызывают меня, как искушенного читателя, на диалог.
Предисловие к книге, в общем-то, настраивает читателя на боевой лад. Всё, что пишет Кирилл в этом эссе - до боли знакомо и то, что современные литераторы в большинстве своём «добровольно попрощались с бархатным беретом и персональной ответственностью за шедевр» , и то, что они «соревнуются в троллинге, а не в изящности метафоры». И то, что в вечности ничего не останется от этих писак, разве что только «пучок «луков» в Инстаграме и серп от кружки». Каково? Останутся от них только образы какие-то размытые, случайно увиденные поэтом. Есть доля истины и в том, что «эстетический вкус у публики испортился или стал дурным, теперь можно смело заявлять, что он у неё пропал начисто». Автор цинично и горько констатирует: «Искусство должно существовать для развлечения, эпатажа или лёгкого зарабатывания бабла». И поэтому «Душе не рассеять московских потёмок, Ангелу в рай не доставить её…».
Конечно, финал эссе оптимистичен, но мне почему-то этот оптимизм кажется притянутым за уши. Автор не верит в хороший исход ситуации, сложившейся в русской литературе, и вялые попытки стукнуть кулаком по столу «Между двумя порциями виски и постами Вконтакте» кажутся мне не приступом гнева, а желчным выпадом, похожим на ту самую желчную ругань сетевых авторов, которую Мизантроп столь гневно обличал. И не гневом единым, видится мне, можно вылечить сложившуюся ситуацию. Не гневом, но делом.
Мы сколько угодно можем обличать сложившуюся действительность (уподобляясь оппонентам), обличать изящно, так, как делает это автор эссе. Но даже самые праведные гневные слова так и останутся словами, паром, вылетевшим в трубу творческого паровоза. А пар этот стоило бы потратить на что-то другое. И, судя по стихам Кирилла Румянцева, ему явно есть на что тратить творческие силы. На что? На стихи, конечно. Ведь неслучайно в стихах Кирилла мы встречаемся с совершенно неожиданными, волшебным вещами, которые завораживают в втягивают меня в личное пространство автора, харизматичного и ищущего. Здесь я нахожу и «море цвета какаомарин», и «стул-король», и дождь, то картечь, а то - чётки, и «водосток-носоглотка», и станция Когтябрьская, сжимающая лирического героя («человека из стихов») в своих безжалостных лапах. Ночную рубашку герой именно «сшелковывает» с кожи любимой, а «Перекрёсток в окне лезет стать родным» - вот именно «лезет», а не что-нибудь другое. Глагол - это вообще двигатель стихотворения, и Кирилл Румянцев это хорошо понимает. Такие драгоценности то тут то там рассыпаны по всем его текстам.
С другой стороны, обдувать ветви затекших пальцев,
Впускать их, скрюченных холодом постояльцев,
Себе за пазуху, сидеть у телефонной линии
В ожидании судьбы, позвавшей тебя по имени -
Мне кажется, строки, одни из лучших во всей книге. Холод, сиротство и одиночество - вот эта нота, абсолютно лишенная дребезжания жалоб и банального нытья - позволяет этому стихотворению до третьего катрена держаться над уровнем моря. Зачем автор захотел эту эмоцию утопить - мне лично не очень понятно, так как «не выглядеть вообще истуканом» - убивает стихотворение прямым попаданием в голову. Потому что когда поэт думает, а тем паче - ещё и говорит о том, как он ВЫГЛЯДИТ - всё, провал обеспечен. Одно слово «выглядит» - переворачивает восприятие стихотворения и ему просто перестаёшь верить.
Это «быть и казаться» - сквозной нитью проходит по подборке Кирилла.
Наедине с собой ты даже в метро,
Отчего кажешься - ещё более пикантно-зеркальным…
«Человек из стихов» ( ЛГ) думает, кем он «кажется» - и читатель инстинктивно ощущает, что автор безусловно доволен тем, чем автор «кажется». Это довольство гнездится в слове «пикантно-зеркальном». То есть мы имеем дело с этаким героем Ибсена, тем не менее, рефлексирующим. И даже в самобичевании этот герой остаётся Мизантропом:
Город твой страшный - череп, в кровавой черте
Обрамлённый терновых бульваров венками.
«Понятия суть сухофрукты фактов» - пожалуй, стихотворение программное в этой подборке. Именно здесь хорошо передан бунт автора против окружающей его действительности - продолжение настроения, отраженного во вводном эссе. Безусловно, Иосиф Александрович и здесь иногда проглядывает, особенно в афоризмах Кирилла (когда афоризм разбивается на две строки - возникает чисто ритмическое ощущение Бродского), но сами афоризмы - это не эпигонство, а голос поэта. «Пристрастие к морфию не отменяет Пристрастия к рифме» «Горевать смешно, отчаиваться стыдно.» «Как всегда, не за себя, а за человека обидно! И это ничтожество не объяснят гены!».
«Нет алиби, нет побед, армия твоя, генерал…» тоже видится мне программным стихотворением. Очень ёмкие фразы, образы, подёрнутые горечью, пришедшей к автору частично от Чайльд-Гарольда, частично от Пера Гюнта.
Ну всё, думаю я про себя, перелистывая страницы книги. Лирический герой мне более-менее понятен. Этот шаблон сидит у меня в восприятии аж до 13-го стихотворения ( Из «Одесского цикла»). В этих стихах неожиданно для читателя вдруг проблескивает новая лирическая нота. «Да он ещё и живой» - мелькает у меня в голове. Но я ещё не знаю, чтО со мной будет на следующей странице.
Почувствовать тебя и зимовать,
Перебирая чётки - дождевые капли,
Учить простые, словно боль, слова,
Не отпуская рук твоих и платья…
Братцы, да это же чистая пастернаковская нота! - вопию я и читаю дльше.
Прочувствовать тебя и продолжать
Изгиб локтя, огней, безумия, дороги,
Далее- аллитерации, сумбурная телеграмма и субмарина, «Домик с дверью и тремя окнами на берегу,» - ( Домик-крошечка, что на мир глядит в три окошечка - романс на стихи С. Любецкого ) и прекрасный финал:
Это главное поездом,
Пусть вокруг кутерьма,
Из страны убежать,
Твою руку сжимая.
И я понимаю, что Мизантроп вовсе не мизантроп, но хочет таковым «казаться». Может быть, пройдёт время и всё изменится? Оттает, притрётся, прояснится. И появятся новые стихи. В эти новые стихи - веришь безоговорочно, потому что отчетливо ощущаешь, что данная книга стихов Кирилла Румянцева - всего лишь этап. Этап, безусловно, важный.
И не могу не сказать про отдельные шероховатости.
Спорно: Мы предчувствуем свежий ветер перемен и ярость электронных чернил, ибо то, что навсегда умерло, может лишь воскреснуть. - Таким образом автор эссе дискредитирует слово «навсегда». Здесь так: либо умер навсегда, либо - воскреснуть.
После прочтения эссе настроение создано, читателю поэтому уже довольно несложно почувствовать тональность каждого стихотворного. И всё бы было хорошо, если бы некоторые строки не «выщелкивали» сознание читателя из этого текста, не вызывали бы ощущение диссонанса.
Но кто-то за тебя уже отдал выкуп,
Ты не можешь заглянуть заранее в прикуп,
Всё, что движется, сбивает с панталыку…
Рифма «выкуп-прикуп», а также внезапное «с панталыку» - действительно заставляет читателя притормозить восприятие. Далее мы снова встретимся с неудобной однокоренной рифмой «ноги - двуногим» и «причин-зачин». Однокоренная рифма возникает как раз в тот момент, когда, казалось бы, всё должно было идти как по маслу и «человек из стихов» - «сшелковыывает со своей возлюбленной «ночнушку». Второй раз читатель запинается на «ночнушке» как словечке настолько бытовом, что оно не укладывается в семантику стиха.
Такие словечки, несколько чуждые поэтической речи априори - у Кирилла то и дело встречаются. Они, может, были выбраны автором как элемент смелости и оригинальности, но мной как читателем ощущаются подобно камешкам, попавшим в сандалии и мешающим бежать вперед по тексту. Таким же оказалось слово «кушать», из стихотворения «Понятия суть сухофрукты фактов…». Понятно, что воспринимать это «кушать» нужно в контексте «груши, которую нельзя … итд», но даже в этом контексте словечко не вытягивает стихотворение на новый виток, а работает на снижение - причем снижение контакта с читателем. Дело в том, что слова «есть» и кушать» - стилистические синонимы. Смотрим в Грамоте. Ру:
« Глагол кушать стилистически ограничен в своем употреблении прежде всего как слово, относящееся к речевому этикету; вежливое приглашение гостя, гостей к столу . Цитата оттуда же: « Использование глагола кушать в речи мужчин о себе (хочу кушать, я кушаю, я (не) кушал), а также когда мужчина или женщина говорит от имени четы или семьи: мы (уже) кушали (покушали), мы (не) хотим кушать и т. п., противоречит стилистической норме современного литературного языка, придаёт речи манерность и некоторую слащавость.»
У водолаза вытекли глаза
И стали сильной синей акварелью,
Тропический пейзаж укрыла мгла,
Зачерпнутая с тёмных параллелей.
Здесь меня смущают неточные рифмы - почему-то возникает странный эффект: в сочетании со смелыми образами неточные рифмы создают эффект небрежности и смелость оказывается дискредитированной.
«Электрочайник мечтает пустить угольный дым» - здесь слышан Бродский, причем он закономерно ожидаем в контексте предыдущих стихов. И, как ни странно, на этом стихотворении читателю удаётся отдохнуть: читатель понимает, что это - реминесценция, но реминесценция удачная. Видимо, И.А. Б. не стоял за спиной и направлял руку. В тексте встречаются единичные небрежности «Невский проспект перепрыгнул гоголевский нос» - кто кого перепрыгнул? , но в целом он воспринимается довольно целостно и не отторгается моим читательским восприятием.
И надевая варежки, любить, тебя укрыв,
Так воин сон свой бережёт в походе.
Здесь я как читатель сталкиваюсь с диссонансом: с одной стороны, герой укрывает героиню, но воин в походе укрывает - себя. Читатель начинает путаться между местоимением «меня-тебя» и кто кого укрывает.
Любить так можно только прикосновенье для
за грёзу, свет и тень, любые рамки,
Этот кусок мне как читателю малопонятен. Прикосновенье «для» или «за»?
Итд……………
В целом же, несмотря на шероховатости, я смело могу сказать, что мы имеем дело с поэтом - поэтом, обещающим быть ярким и неординарным явлением. А значит, для русской литературы ещё не всё потеряно.
Рецензия Константина Уткина
Удивительный у нас семинар, в самом деле. С одной стороны - подборки чуть ли не по четыре строчки, с другой вдруг появляется Кирилл Румянцев - и вываливает на бедного, совсем отвыкшего семинариста всё изобилие своего, так сказать, внутреннего мира.
Этот мир весьма обширен, но производит впечатление некой неряшливости. Крайне тяжело понять, что хотел сказать автор - а автору не жаль сделать пятнадцать катренов ради всего одной последней строчки - оказывается, такое подробное перечисление спящих сущностей и существ всё ради неё одной.
Честно говоря, я бы лет на десять запретил Бродского. Особенно позднего Бродского. Особенно для прочтения молодым поэтам. Или так - докажи своё владение семантической плотностью, а потом уже шуруй в стиле позднего Бродского. Потом. Если захочешь.
То есть в стиле бесконечных длиннот, ажамбеманов, образов и метафор таких, что остаётся только чесать в затылке и думать - куда это занесло автора и меня, читателя, заносит?
Беда даже не в Бродском, а в том, что такое многословие и запутанность - вещь очень привлекательная и простая. Человек даёт волю своим мыслям, человек летит бейндевиндом по просторам русского языка и не собирается останавливаться. И ему это нравится, само собой. В итоге мы получаем длинную ленту, пёструю ленту, как у Конан Дойла, но ещё к тому же и липкую - и на этой липкости сознание барахтается, как прилипшая муха, и только жужжит.
И если автору не придёт в голову, что многословность, обильность и избыточность не есть бесспорное достоинство - боюсь, что присутствующий талант будет ими погребён.
Есть некая проблема с образами - думаю, все без исключения отметили вытекшие у водолаза глаза. Некоторые поэты - не буду рассекречивать - даже сделали эпиграммы. В самом деле, это круто - вытекшие у водолаза глаза. Так и представляется многотонное давление воды и... в общем, все умерли. Но оказывается, что глаза не только вытекли, но и стали синевой. Сильной (хорошо) синей (хорошо) акварелью. Читатель стоит и размышляет - трагедия превратилась в фарс. Фарс - в чистую буколику. И что ему, бедному, простите, делать?
Есть две великолепные строки - Снег, обречённый быть очернённым,/Бьётся в окно, как больной воронёнок... (Да, я заменил "скребётся" на бьётся - так, мне кажется, лучше и фонетически и смыслово) и отличный первый катрен "Одесского диптиха":
Тёплый город отпущен стрижом-шалуном из ладоней,
Под картечью дождя наше лето отходит назад,
Бьётся в стёкла забвенья, мой читательский жар на балконе,
и трамвай в темноту дребезжит сквозь стареющий сад.
Остальное - извините, "резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита".
Резать жёстко, взвешивать каждое слово, оставить из двадцати четверостиший одно - но золотое. Чтобы каждый стих был весомее слитка. Да, это тяжело, для такой работы нужно соответствующее настроение. Но, кажется мне, благодарный читатель, измотанный агрессивным избытком информации, оценит этот труд высоко.
Ещё последнее время меня стали сильно раздражать техницизмы, интернет-сленг, различное арго и прочие брызги современного мира. Он и так надоел, ребята. Позвольте почитать художественный текст без налёта города, отдохнуть от него и понять, что литературный слог ещё жив.
Можно было бы разобрать каждый стих - но это невыполнимо, тем более что, думаю, найдутся желающие препарировать текст. Я не буду. Есть два отрывка, которые сделают честь любому автору - и это даёт определённую надежду на то, что автор таки обуздает своего литературного скакуна.
Ке фер? Фер-то ке?
Н. Тэффи
Как всегда, не за себя, а за человека обидно!
К. Румянцев
Здравствуйте, знакомьтесь. Перед вами современный Мизантроп. Адресат и респондент других Мизанторпов. Не мольеровский, не ибсеновский, не байронический. Наш, родной, знакомый до боли. Человек- «знак, ты сорняк на плантациях языка, Бурный выплеск наркотика слов в вену», «Последний самый Лель, мираж метафор...». Ещё одно зеркало нашего века.
Нужно отметить, что к оценке подборки Кирилла я подошла с точки зрения уровня самой что ни на есть высокой планки. Во многом это предопределено знанием подходов Кирилла к поэзии и будучи знакомой с его рецензиями. Но, в большей степени, такой подход продиктован самим уровнем текстов. Чередование ярких образов, беспокойный ум, горячее сердце, мастерство - всё это я вижу и всему этому несказанно радуюсь. Однако некоторые стилистические особенности автора вызывают меня, как искушенного читателя, на диалог.
Предисловие к книге, в общем-то, настраивает читателя на боевой лад. Всё, что пишет Кирилл в этом эссе - до боли знакомо и то, что современные литераторы в большинстве своём «добровольно попрощались с бархатным беретом и персональной ответственностью за шедевр» , и то, что они «соревнуются в троллинге, а не в изящности метафоры». И то, что в вечности ничего не останется от этих писак, разве что только «пучок «луков» в Инстаграме и серп от кружки». Каково? Останутся от них только образы какие-то размытые, случайно увиденные поэтом. Есть доля истины и в том, что «эстетический вкус у публики испортился или стал дурным, теперь можно смело заявлять, что он у неё пропал начисто». Автор цинично и горько констатирует: «Искусство должно существовать для развлечения, эпатажа или лёгкого зарабатывания бабла». И поэтому «Душе не рассеять московских потёмок, Ангелу в рай не доставить её…».
Конечно, финал эссе оптимистичен, но мне почему-то этот оптимизм кажется притянутым за уши. Автор не верит в хороший исход ситуации, сложившейся в русской литературе, и вялые попытки стукнуть кулаком по столу «Между двумя порциями виски и постами Вконтакте» кажутся мне не приступом гнева, а желчным выпадом, похожим на ту самую желчную ругань сетевых авторов, которую Мизантроп столь гневно обличал. И не гневом единым, видится мне, можно вылечить сложившуюся ситуацию. Не гневом, но делом.
Мы сколько угодно можем обличать сложившуюся действительность (уподобляясь оппонентам), обличать изящно, так, как делает это автор эссе. Но даже самые праведные гневные слова так и останутся словами, паром, вылетевшим в трубу творческого паровоза. А пар этот стоило бы потратить на что-то другое. И, судя по стихам Кирилла Румянцева, ему явно есть на что тратить творческие силы. На что? На стихи, конечно. Ведь неслучайно в стихах Кирилла мы встречаемся с совершенно неожиданными, волшебным вещами, которые завораживают в втягивают меня в личное пространство автора, харизматичного и ищущего. Здесь я нахожу и «море цвета какаомарин», и «стул-король», и дождь, то картечь, а то - чётки, и «водосток-носоглотка», и станция Когтябрьская, сжимающая лирического героя («человека из стихов») в своих безжалостных лапах. Ночную рубашку герой именно «сшелковывает» с кожи любимой, а «Перекрёсток в окне лезет стать родным» - вот именно «лезет», а не что-нибудь другое. Глагол - это вообще двигатель стихотворения, и Кирилл Румянцев это хорошо понимает. Такие драгоценности то тут то там рассыпаны по всем его текстам.
С другой стороны, обдувать ветви затекших пальцев,
Впускать их, скрюченных холодом постояльцев,
Себе за пазуху, сидеть у телефонной линии
В ожидании судьбы, позвавшей тебя по имени -
Мне кажется, строки, одни из лучших во всей книге. Холод, сиротство и одиночество - вот эта нота, абсолютно лишенная дребезжания жалоб и банального нытья - позволяет этому стихотворению до третьего катрена держаться над уровнем моря. Зачем автор захотел эту эмоцию утопить - мне лично не очень понятно, так как «не выглядеть вообще истуканом» - убивает стихотворение прямым попаданием в голову. Потому что когда поэт думает, а тем паче - ещё и говорит о том, как он ВЫГЛЯДИТ - всё, провал обеспечен. Одно слово «выглядит» - переворачивает восприятие стихотворения и ему просто перестаёшь верить.
Это «быть и казаться» - сквозной нитью проходит по подборке Кирилла.
Наедине с собой ты даже в метро,
Отчего кажешься - ещё более пикантно-зеркальным…
«Человек из стихов» ( ЛГ) думает, кем он «кажется» - и читатель инстинктивно ощущает, что автор безусловно доволен тем, чем автор «кажется». Это довольство гнездится в слове «пикантно-зеркальном». То есть мы имеем дело с этаким героем Ибсена, тем не менее, рефлексирующим. И даже в самобичевании этот герой остаётся Мизантропом:
Город твой страшный - череп, в кровавой черте
Обрамлённый терновых бульваров венками.
«Понятия суть сухофрукты фактов» - пожалуй, стихотворение программное в этой подборке. Именно здесь хорошо передан бунт автора против окружающей его действительности - продолжение настроения, отраженного во вводном эссе. Безусловно, Иосиф Александрович и здесь иногда проглядывает, особенно в афоризмах Кирилла (когда афоризм разбивается на две строки - возникает чисто ритмическое ощущение Бродского), но сами афоризмы - это не эпигонство, а голос поэта. «Пристрастие к морфию не отменяет Пристрастия к рифме» «Горевать смешно, отчаиваться стыдно.» «Как всегда, не за себя, а за человека обидно! И это ничтожество не объяснят гены!».
«Нет алиби, нет побед, армия твоя, генерал…» тоже видится мне программным стихотворением. Очень ёмкие фразы, образы, подёрнутые горечью, пришедшей к автору частично от Чайльд-Гарольда, частично от Пера Гюнта.
Ну всё, думаю я про себя, перелистывая страницы книги. Лирический герой мне более-менее понятен. Этот шаблон сидит у меня в восприятии аж до 13-го стихотворения ( Из «Одесского цикла»). В этих стихах неожиданно для читателя вдруг проблескивает новая лирическая нота. «Да он ещё и живой» - мелькает у меня в голове. Но я ещё не знаю, чтО со мной будет на следующей странице.
Почувствовать тебя и зимовать,
Перебирая чётки - дождевые капли,
Учить простые, словно боль, слова,
Не отпуская рук твоих и платья…
Братцы, да это же чистая пастернаковская нота! - вопию я и читаю дльше.
Прочувствовать тебя и продолжать
Изгиб локтя, огней, безумия, дороги,
Далее- аллитерации, сумбурная телеграмма и субмарина, «Домик с дверью и тремя окнами на берегу,» - ( Домик-крошечка, что на мир глядит в три окошечка - романс на стихи С. Любецкого ) и прекрасный финал:
Это главное поездом,
Пусть вокруг кутерьма,
Из страны убежать,
Твою руку сжимая.
И я понимаю, что Мизантроп вовсе не мизантроп, но хочет таковым «казаться». Может быть, пройдёт время и всё изменится? Оттает, притрётся, прояснится. И появятся новые стихи. В эти новые стихи - веришь безоговорочно, потому что отчетливо ощущаешь, что данная книга стихов Кирилла Румянцева - всего лишь этап. Этап, безусловно, важный.
И не могу не сказать про отдельные шероховатости.
Спорно: Мы предчувствуем свежий ветер перемен и ярость электронных чернил, ибо то, что навсегда умерло, может лишь воскреснуть. - Таким образом автор эссе дискредитирует слово «навсегда». Здесь так: либо умер навсегда, либо - воскреснуть.
После прочтения эссе настроение создано, читателю поэтому уже довольно несложно почувствовать тональность каждого стихотворного. И всё бы было хорошо, если бы некоторые строки не «выщелкивали» сознание читателя из этого текста, не вызывали бы ощущение диссонанса.
Но кто-то за тебя уже отдал выкуп,
Ты не можешь заглянуть заранее в прикуп,
Всё, что движется, сбивает с панталыку…
Рифма «выкуп-прикуп», а также внезапное «с панталыку» - действительно заставляет читателя притормозить восприятие. Далее мы снова встретимся с неудобной однокоренной рифмой «ноги - двуногим» и «причин-зачин». Однокоренная рифма возникает как раз в тот момент, когда, казалось бы, всё должно было идти как по маслу и «человек из стихов» - «сшелковыывает со своей возлюбленной «ночнушку». Второй раз читатель запинается на «ночнушке» как словечке настолько бытовом, что оно не укладывается в семантику стиха.
Такие словечки, несколько чуждые поэтической речи априори - у Кирилла то и дело встречаются. Они, может, были выбраны автором как элемент смелости и оригинальности, но мной как читателем ощущаются подобно камешкам, попавшим в сандалии и мешающим бежать вперед по тексту. Таким же оказалось слово «кушать», из стихотворения «Понятия суть сухофрукты фактов…». Понятно, что воспринимать это «кушать» нужно в контексте «груши, которую нельзя … итд», но даже в этом контексте словечко не вытягивает стихотворение на новый виток, а работает на снижение - причем снижение контакта с читателем. Дело в том, что слова «есть» и кушать» - стилистические синонимы. Смотрим в Грамоте. Ру:
« Глагол кушать стилистически ограничен в своем употреблении прежде всего как слово, относящееся к речевому этикету; вежливое приглашение гостя, гостей к столу . Цитата оттуда же: « Использование глагола кушать в речи мужчин о себе (хочу кушать, я кушаю, я (не) кушал), а также когда мужчина или женщина говорит от имени четы или семьи: мы (уже) кушали (покушали), мы (не) хотим кушать и т. п., противоречит стилистической норме современного литературного языка, придаёт речи манерность и некоторую слащавость.»
У водолаза вытекли глаза
И стали сильной синей акварелью,
Тропический пейзаж укрыла мгла,
Зачерпнутая с тёмных параллелей.
Здесь меня смущают неточные рифмы - почему-то возникает странный эффект: в сочетании со смелыми образами неточные рифмы создают эффект небрежности и смелость оказывается дискредитированной.
«Электрочайник мечтает пустить угольный дым» - здесь слышан Бродский, причем он закономерно ожидаем в контексте предыдущих стихов. И, как ни странно, на этом стихотворении читателю удаётся отдохнуть: читатель понимает, что это - реминесценция, но реминесценция удачная. Видимо, И.А. Б. не стоял за спиной и направлял руку. В тексте встречаются единичные небрежности «Невский проспект перепрыгнул гоголевский нос» - кто кого перепрыгнул? , но в целом он воспринимается довольно целостно и не отторгается моим читательским восприятием.
И надевая варежки, любить, тебя укрыв,
Так воин сон свой бережёт в походе.
Здесь я как читатель сталкиваюсь с диссонансом: с одной стороны, герой укрывает героиню, но воин в походе укрывает - себя. Читатель начинает путаться между местоимением «меня-тебя» и кто кого укрывает.
Любить так можно только прикосновенье для
за грёзу, свет и тень, любые рамки,
Этот кусок мне как читателю малопонятен. Прикосновенье «для» или «за»?
Итд……………
В целом же, несмотря на шероховатости, я смело могу сказать, что мы имеем дело с поэтом - поэтом, обещающим быть ярким и неординарным явлением. А значит, для русской литературы ещё не всё потеряно.
Рецензия Константина Уткина
Удивительный у нас семинар, в самом деле. С одной стороны - подборки чуть ли не по четыре строчки, с другой вдруг появляется Кирилл Румянцев - и вываливает на бедного, совсем отвыкшего семинариста всё изобилие своего, так сказать, внутреннего мира.
Этот мир весьма обширен, но производит впечатление некой неряшливости. Крайне тяжело понять, что хотел сказать автор - а автору не жаль сделать пятнадцать катренов ради всего одной последней строчки - оказывается, такое подробное перечисление спящих сущностей и существ всё ради неё одной.
Честно говоря, я бы лет на десять запретил Бродского. Особенно позднего Бродского. Особенно для прочтения молодым поэтам. Или так - докажи своё владение семантической плотностью, а потом уже шуруй в стиле позднего Бродского. Потом. Если захочешь.
То есть в стиле бесконечных длиннот, ажамбеманов, образов и метафор таких, что остаётся только чесать в затылке и думать - куда это занесло автора и меня, читателя, заносит?
Беда даже не в Бродском, а в том, что такое многословие и запутанность - вещь очень привлекательная и простая. Человек даёт волю своим мыслям, человек летит бейндевиндом по просторам русского языка и не собирается останавливаться. И ему это нравится, само собой. В итоге мы получаем длинную ленту, пёструю ленту, как у Конан Дойла, но ещё к тому же и липкую - и на этой липкости сознание барахтается, как прилипшая муха, и только жужжит.
И если автору не придёт в голову, что многословность, обильность и избыточность не есть бесспорное достоинство - боюсь, что присутствующий талант будет ими погребён.
Есть некая проблема с образами - думаю, все без исключения отметили вытекшие у водолаза глаза. Некоторые поэты - не буду рассекречивать - даже сделали эпиграммы. В самом деле, это круто - вытекшие у водолаза глаза. Так и представляется многотонное давление воды и... в общем, все умерли. Но оказывается, что глаза не только вытекли, но и стали синевой. Сильной (хорошо) синей (хорошо) акварелью. Читатель стоит и размышляет - трагедия превратилась в фарс. Фарс - в чистую буколику. И что ему, бедному, простите, делать?
Есть две великолепные строки - Снег, обречённый быть очернённым,/Бьётся в окно, как больной воронёнок... (Да, я заменил "скребётся" на бьётся - так, мне кажется, лучше и фонетически и смыслово) и отличный первый катрен "Одесского диптиха":
Тёплый город отпущен стрижом-шалуном из ладоней,
Под картечью дождя наше лето отходит назад,
Бьётся в стёкла забвенья, мой читательский жар на балконе,
и трамвай в темноту дребезжит сквозь стареющий сад.
Остальное - извините, "резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита".
Резать жёстко, взвешивать каждое слово, оставить из двадцати четверостиший одно - но золотое. Чтобы каждый стих был весомее слитка. Да, это тяжело, для такой работы нужно соответствующее настроение. Но, кажется мне, благодарный читатель, измотанный агрессивным избытком информации, оценит этот труд высоко.
Ещё последнее время меня стали сильно раздражать техницизмы, интернет-сленг, различное арго и прочие брызги современного мира. Он и так надоел, ребята. Позвольте почитать художественный текст без налёта города, отдохнуть от него и понять, что литературный слог ещё жив.
Можно было бы разобрать каждый стих - но это невыполнимо, тем более что, думаю, найдутся желающие препарировать текст. Я не буду. Есть два отрывка, которые сделают честь любому автору - и это даёт определённую надежду на то, что автор таки обуздает своего литературного скакуна.