КГБ против поэзии Константина Кедрова
КГБ против К.Кедрова Дело "Лесник" с окрасом "антисоветская проп
8 августа
Григорий Лесниченко (ответсекретарь "Нового мира"
У
меня было еще множество случаев с кегебешниками. Например, они очень настаивали, чтобы я
написал письмо в Литинститут, его директору
Пименову. Тогда в качестве преподавателя там работал Константин Кедров.
Он часто печатался в "Новом мире". Вот они и сказали: "Ты напиши
туда письмо, скажи, что он такой-сякой антисоветчик, что он, в общем,
космополит и всякое прочее, и отправь письмо." Я сказал: "Нет. такое
письмо, господа, я туда не пошлю". После этих разговоров со мной на него там долго напирали, всячески
хотели выкурить его оттуда. Но он
печатался в нашем журнале и в 1987, и в 1989 году.
КОНЕЦ ОПЕРАЦИИ "ЛЕСНИК"
(Известия, 1995 г.)
- Константин Александрович,
вы придете в ФСБ или для вас это неприемлемо?
Не скрою, голос в телефонной
трубке привел меня в былое смятение. 30 лет КГБ неотступно следовал за мной.
Исключали из института, не пускали в аспирантуру, два года после защиты
диссертации не подпускали к кафедре, а в августе 1986 года под убаюкивающие
разговоры про перестройку просто отстранили от преподавательской деятельности в
Литературном институте Союза писателей СССР после 15 лет работы.
- Вам запрещено заниматься
преподавательской деятельностью, - сказал удрученный ректор.
- Кем?
- Комитетом государственной
безопасности... Видели бы вы их рожи!!!
Рожи их я не видел, но ректор
Егоров и парторг Мальков официально сообщили, что в ректорат и в партком (я
никогда не был членом партии) пришли два работника КГБ и сообщили, что под
влиянием моих лекций о Достоевском студент из Липецка уверовал в Бога,
- Это только полбеды, -
заметил парторг. - Главное, что он вышел из партии, а это уже серьезно.
Про студента я все знал и без
них. Он сам подошел ко мне, бледный и понурый: " Константин Александрович, я
виноват перед вами. Меня вызвали в КГБ и заставили подписать бумагу, что я
уверовал в Бога и ушел из КПСС под влиянием ваших лекций". Студенты из других
городов "бумагу" подписать отказались, но сообщили мне, что всюду фигурировала
одна и та же формулировка: "Рассказывал на лекциях про Космос и загробную
жизнь". А в это время Горбачев миловался в Кремле с деятелями церкви, говорил о
гласности и демократии. Мои студенты прореагировали вполне однозначно: написали
письмо Горбачеву с требованием вернуть на кафедру их преподавателя. Через три
месяца устами ректора на комсомольском собрании было сказано: "Хоть вы и
писали, ответа не будет. Лекции Константина Александровича вызывают тревогу у
инстанций, которые обязаны следить за идеологическим и политическим климатом
страны". Вскоре ректор В.К.Егоров пошел на повышение в ЦК - надзирать за
писателями (впоследствии он стал министром культуры), а я сидел дома в ожидании
ареста. Тогда многим моим друзьям казалось, что я преувеличиваю опасность.
Разве в КГБ занимаются докторскими диссертациями о космосе в литературе? Да они
там и не поймут ни единого слова. Мои друзья просто не понимали, что живут в
стране, где офицеры тайной полиции в основном занимались литературой и
философией. Сам глава тогдашнего КГБ Чебриков произнес на последнем
коммунистическом съезде, что главная опасность социализму исходит-де от трудов
Флоренского и Бердяева. А друг мой, Михаил Мейпах, специалист по французской
литературе, все еще томился в ленинградской тюрьме за хранение и
распространение столь опасных для коммунизма трудов. И всего-то пять лет
отделяло от рокового августа 91-го.
Мне говорят сегодня: нельзя
быть таким злопамятным, пора все простить. Я бы с радостью простил, но разве
кто-нибудь из недавних палачей Бога попросил сегодня прощение хотя бы у людей?
Нет, денно и нощно они нас учат патриотизму и вере. В те годы я написал в своей
записной книжке перифраз на стихи Есенина "Шаганэ ты моя, Шаганэ: "КГБ, КГБ,
КГБ".
Может быть, не в такой
последовательности, но все эти воспоминания обрушились на меня в тот момент,
когда раздался звонок из ФСБ. Я уже писал в "Известиях" о первом посещении
читального зала архива бывшего КГБ, когда вдовы поэтов Сергея Маркова и Леонида
Мартынова знакомились с пресловутым "сибирским делом". Естественно, я не
удержался от вопроса, почему открываются преступления лишь столь далекой
давности. Хотелось бы ознакомиться со свеженьким досье времен перестройки.
Делом на самого себя. Работник архива полковник Владимир Гончаров прямо сказал:
" Скорее всего, ваше дело уничтожено. После отмены статьи об антисоветской
пропаганде и агитации все оперативные дела были ликвидированы как
неподтвердившиеся". Дальнейшие рассуждения меня интересовали мало. Мол, КГБ не
имел права хранить компромат на граждан, а потому и сожгли. Ведомственная
логика, к которой вольно или невольно прибегал мой собеседник, всегда алогична.
Собирать компромат можно, а вот хранить нельзя. В этих знакомых силлогизмах
меня интересовало одно: кто отдал приказ об уничтожении оперативных дел?
Разумеется, на этот простой вопрос я ответа не получил. Горбачев? Нет,
Политбюро? Нет. Андропов? Нет. Чебриков? Нет. Крючков? Нет. Впрочем,
существовал какой-то давний приказ с незапамятных времен, согласно которому все
оперативные дела, не получившие подтверждения, уничтожались.
Отмена пресловутой 70-й вовсе
не означала, что дела не подтвердились. Она означала, что близится конец
советской деспотии, а стало быть, многие неаппетитные действия КГБ смогут
получить общественную огласку. Там уничтожали дела, потому что прекрасно
понимали, что в нормальном цивилизованном обществе изготовление дел такого рода
именуется преступлением. "Все решало Политбюро", - сказал мне тогда
подполковник В.Н.Якушев. Как все легко и просто. Я не знаю, читал ли Вячеслав
Николаевич, ответственный за архивные дела КГБ, материалы Нюрнбергского
процесса. Там все, от Риббентропа до Геринга, ссылались на приказ свыше. И тут
снова прозвучала сокровенная фраза. На сей раз из уст В.Гончарова: "Константин
Александрович, да простите вы их". Простить можно тех, кто просит прощения. А
ФСБ не испытывает желания извиниться хотя бы за преждевременную кончину моей
матери, не выдержавшей новой волны гонений, обрушенных на сына. "А почему ФСБ
должно просить прощение за КГБ?" - последовал ответ В.Н.Якушева. В этот момент
я вдруг еще раз ясно осознал, что в центре Москвы на Лубянке существует
абсолютно безответственное государственное учреждение. Оно имеет все права
нарушать элементарные права человека и не несет никакой, даже моральной,
ответственности за свои деяния. ФСБ свято хранит тайны КГБ и при этом не
чувствует связи с преступными деяниями этой страшной организации. Впрочем,
работники архива ФСБ Гончаров и Якушев на мою просьбу об официальном интервью
для "Известий" по проблеме уничтожения и хранения оперативных дел отреагировали
вполне положительно. Я хотел задать простые вопросы:
- с какого времени по какое
происходило массовое уничтожение оперативных дел?
- кто отдал приказ об
уничтожении?
- сколько дел было
уничтожено?
будут ли когда-либо принесены
извинения за моральный ущерб, нанесенный лицам, на которых заводились все эти
липовые дела?
если при ведении оперативных
дел явно нарушался даже тогда существовавший закон, будут ли наложены хотя бы
административные взыскания на виновников нарушений?
Передал я и личное заявление
с просьбой ознакомить с документами, на основании которых против меня велось
оперативное дело. Сначала поступила официальная отписка, что дело мое в архивах
ФСБ не обнаружено, но позднее стараниями моих собеседников было найдено
постановление об уничтожении моего дела, которое последовало 30 июня 1990 года!
Смею заверить, что и после отстранения меня от преподавания а Литературном институте
СП СССР КГБ буквально шел за мной по пятам вплоть до 90-го года. Последний раз
он всплыл после поэтического концерта "Разомкнутый квадрат" в Олимпийской
деревне в 1988 году. Организаторам выступления было сказано, что я нахожусь под
политическим наблюдением, а потому в следующий раз меня ни в коем случае нельзя
подпускать к микрофону.
Узнал из постановления много
интересного. Оказывается, я был не кандидатом филологических наук, не старшим
преподавателем кафедры русской литературы, не поэтом, не писателем, а...
"Лесником". Именно под такой кличкой значилось это дело "с окраской
антисоветская агитация и пропаганда с высказываниями ревизионистского
характера", за что могли впаять все семь лет с последующей ссыпкой. Кстати,
вдогонку ко всем вопросам, так и оставшимся без ответа: ФСБ по-прежнему дает
людям, проходящим по оперативным делам, уголовные кликухи? Еще больше, чем само
постановление об уничтожении дела, заинтересовал второй документ - "Акт".
"Комиссия в составе сотрудников Центрального архива КГБ СССР (имена вымараны)
составила настоящий акт в том, что 13 и 16 сентября 1990 г. уничтожены архивные
дела оперативного учета, подлежащие уничтожению согласно постановлений
Управления "З" (как мне объяснили, "З" это не цифра, а буква) КГБ СССР". Далее следуют
номера 42 дел, некоторые по 10-13 томов. Мое дело за номером 35867 уместилось в
одном томе. Надо же. А ведь по всем городам Союза студентов трясли. Хвастались
перед ректором в августе 1986-го: "У нас достаточно свежего материала".
Из всей этой очень грустной
истории мне ясно только одно. Пока существует я стране государственная
организация, свято хранящая тайны оперативных дел КГБ против собственных
граждан, все разговоры о демократии и правах человека стоят не Больше, чем
партийный треп о перестройке и ускорении. Бумажный Освенцим, устроенный в 1990
году на Лубянке, есть преступление перед историей. Если только за 3 дня только
а Москве уничтожено 42 дела, то сколько их по всей России! КГБ сделал все
возможное, чтобы граждане СССР ничего не узнали о тайных идеологических
репрессиях, носивших, судя по количеству дел, массовый характер. Оперативные
дела по-прежнему засекречены, а ведь по ним и велась так называемая массовая
"профилактика" населения, особенно в последние годы коммунистического
правления. Почти все мои вопросы к Лубянке остались без ответа. И все же из
интервью с Вячеславом Николаевичем Якушевым кое-что удалось узнать. Оперативные
дела в Москве сжигались в особых печах без дыма. В этом своеобразном крематории
человеческих судеб сгорели и 70 томов дела А.Д.Сахарова. Сколько дел уничтожено
по стране в целом, сегодня никто не знает... Что касается дел репрессивных, по
которым сажали в тюрьмы и убивали, то они полностью рассекречены. Каждый
гражданин, подвергшийся репрессиям, или близкий родственник репрессированного
имеют право в установленном порядке ознакомиться с делом в читальном зале
архива КГБ на Неглинной. На мой прямой вопрос, где гарантия, что сожженные
оперативные дела не пересняты на микропленку, Вячеслав Николаевич ответил: "А
какой в этом смысл?". А какой смысл было заводить такие дела?! Русь! Дай ответ.
Не дает ответа, как говаривал Николай Васильевич Гоголь. -
Григорий Лесниченко
"Новый мир" и КГБ
(В книге "КГБ: вчера,
сегодня, завтра. М., 1994)
15 лет я работал в
"Новом мире", и последние 10 лет, до конца 1989 года был его
ответственным секретарем. Я хочу вам рассказать как проникало КГБ в журнал и
как приходилось вести себя в этой ситуации.
.У меня было еще множество
случаев с кегебешниками. Например, они
очень настаивали, чтобы я написал письмо в Литинститут, его директору Пименову. Тогда в качестве преподавателя
там работал Константин Кедров. Он часто печатался в "Новом мире". Вот
они и сказали: "Ты напиши туда письмо, скажи, что он такой-сякой
антисоветчик, что он, в общем, космополит и всякое прочее, и отправь
письмо." Я сказал: "Нет. такое письмо, господа, я туда не пошлю".
После этих разговоров со мной на него
там долго напирали, всячески хотели выкурить его оттуда. Но он печатался в нашем журнале и в
1987, и в 1989 году.
-
Авторский комментарий к
документальным событиям
Константин Кедров
ТВЕРСКОЙ ОПЯТЬ 25
Камерная трагедия
Места действия:
Девятиэтажка на Артековской.
Камерный Театр Таирова, ныне
Пушкина
Рядом усадьба Яковлева (дом, где родился Герцен,
выведенный в романе Булгакова, как Дом Грибоедова, ныне Литературный институт
им. Горького)
ЦДЛ на ул. Герцена д. 53
(тоже "Дом Грибоедова" у Булгакова.
Мой кабинет на пятом этаже
"Известий" у Пампуш на Твербуле
Новозыбковский драмтеатр 1949
г
Дворянское собрание на Волхонке
Приемная и Архив КГБ-ФСБ на
Кузнецком
Действующие и бездействующие
лица:
Великие ТАИРОВ и КООНЕН
КОНСТАНТИН КЕДРОВ - опальный
поэт, старший преподаватель Литературного ин-та.
АЛЕКСАНДР БЕРДИЧЕВСКИЙ -
режиссер и актер школы Таирова и Мейерхольда, отец Константина Кедрова
Ректор ПИМЕНОВ - в прошлом
заведующий театральным отделом ЦК.
Редактор журнала "Театр" во времена оттепели Хрущева. После студенческих
волнений, связанных с исключением Пастернака из Союза Писателей в 1962 г.,
ректор Литературного института до вынужденного ухода на пенсию в 1985 г.
Новый ректор Владимир
Константинович Егоров - бывший заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК
ВЛКСМ. С 1985 до 1987 ректор. С 1987 до августовского путча 1991- го помощник
Горбачева по вопросам литературы и искусства. С 1993-го
Директор Российской
Государственной библиотеки (Ленинки). Затем министр культуры Российской
Федерации. Ныне директор Академии управления при президенте Российской
Федерации
Евгений Винокуров - мой друг,
поэт. Автор строк: " Крестоносцы перли,
принимая каждый город за Иерусалим". Профессор, руководитель творческого
семинара.
Лев Ошанин - профессор,
руководитель творческого семинара Автор "Гимна демократической молодежи"
Студент заочник из
Липецка, уверовавший в Бога после моих
лекций по Достоевскому.
Студент заочник из Якутска
Сафрон, вызванный на допрос Якутского КГБ.
Студент заочник, вызванный на
допрос в КГБ после вечера Высоцкого.
Студентка первого курса
поэтесса Ирина Суглобова
Редактор журнала
"Литературное обозрение" поэт Лавлинский
Ответ секретарь журнала
"Литературное обозрение"
Андропов, Черненко, Чебриков,
Горбачев и другие историчесие и эпизодические лица.
Князь Андрей Голицын -
предводитель Союза Потомков Российского дворянства.
Полковник ФСБ Гончаров
Подполковник ФСБ Якушев
* * *
Телефонный звонок в моей угловой малогабаритной двушке на ул.
Артековская д. 8, кв.2 на первом этаже.
ПИМЕНОВ. Это ректор говорит.
Я только, что прочел вашу статью о космосе в литературе в "Новом мире".
КЕДРОВ. Но ведь она еще не напечатана.
ПИМЕНОВ. Она лежит у меня на столе. Копия разослана во
все гуманитарные ведущие вузы.
КЕДРОВ. Как же это возможно?
Ведь это нарушение авторского права.
ПИМЕНОВ. А вот вы и подумайте
как это возможно. Вы подумали как это все в сердце ректора отзовется. Я ведь
многое на себя беру.
КЕДРОВ. А что там такого
особенного нашли крамольного.
ПИМЕНОВ. Как что? Я в ужасе.
Опять космос. Опять наизнанку.
КЕДРОВ. Скажите, что я должен
сделать.
ПИМЕНОВ Вам придется подыскать другую работу. У нас
вуз идеологический. У вас есть куда уйти?
КЕДРОВ Может как-то уладится?
ПИМЕНОВ. Какое уладится. Меня
из-за вас на пенсию гонят. Вы читали в "Литературной учебе" статью "На стыке
мистики и науки"- это очень серьезно. Прочтите немедленно.
Там все про ваши художества,
но самое главное в конце цитаты из
Андропова и Черненко. Вы допрыгаетесь. Вот беру папку и завожу на вас дело
персональное. Тут не персональным, а куда более серьезным пахнет. Когда я
Таирова отстранял по заданию ЦК он вел себя очень достойно. Вы меня, надеюсь
поняли.
КЕДРОВ Об отстранении Таирова Пименовым я знал с
детства от своего отца.
БЕРДИЧЕВСКИЙ. Вот в "Огоньке"
тебя напечатали, в семь лет и уже такая слава. Всего одну роль сыграл и уже в
"Огоньке". Я всю жизнь, кого только не играл, кого не ставил, а в "Огоньке"
первый раз себя вижу, да и то в роли Несчастливцева.
КЕДРОВ. Я жадно схватил
зелено- синий "Огонек" 49-го года и действительно увидел отца в клетчатых
штанах со штрипками в роли Несчастливцева в "Лесе". А где же я в роли гнома в
сплошном комбинезоне с вшитым колпачком, с приклеенной бородой до пояса, с
бархатной подушечкой в руках, на которой туфельки обклеенные зеркальными
осколками?
БЕРДИЧЕВСКИЙ. Вот видишь,
Золушка в окружении детей, а вот твой затылок. Ты в этот момент отвернулся от
объектива к Марцевич-Золушке.
КЕДРОВ. Мне так фотограф
велел.
БЕРДИЧЕВСКИЙ. Затылок твой вполне узнаваем.
КЕДРОВ. А что под снимком написано?
БЕРДИЧЕВСКИЙ. Пришли в гости к Золушке юные зрители.
КЕДРОВ. Впервые в жизни у меня потемнело в глазах от
несправедливости.
БЕРДИЧЕВСКИЙ. Да ведь и про меня как-то вскользь написано.
Словно и не я "Золушку поставил, а кто-то другой.
КЕДРОВ. Отец плохо разбирался в политике и не
понимал, что в стране идет антисемитская борьба с космополитами безродными. Он
считал себя русским, вернее просто советским человеком и был уверен, что
национальные предрассудки ушли в далекое прошлое.
БЕРДИЧЕВСКИЙ Главное, что теперь после статьи в "Огоньке"
театр уже не закроют.
КЕДРОВ. Театр закрыли и не исключено, что именно
из-за статьи в "Огоньке". И семья наша тогда же распалась. Я остался с
мамой актрисой Надеждой Владимировной
Кедровой.
ПИМЕНОВ. Я отца вашего прекрасно знаю. Я ведь его
защитил от нападок и обвинений в таировщине и мейерхольдовщине. Он талант. А
Таирова я лично принимал в своем кабинете, когда Камерный Театр расформировали.
Да он вел себя очень достойно, но вскоре умер. Это ведь здесь рядом с нашим
институтом было. А жена его, Коонен, собой не владела.
КООНЕН. Проклято будет место сие. И ничего в нем не
будет доброго.
ПИМЕНОВ. Сейчас другие времена. Напишите заявление.
Найдете другую работу. Ничего страшного. Пока идите работайте. Я многое на себя беру. А маму вашу Надежду Владимировну
Кедрову, я тоже помню. Она в "Золушке"
старшую сестру играла. А Золушку играла Марцевич. Страшное было время. Теперь
все семечки.
КЕДРОВ Вы думаете?.
Буфет в ЦДЛ под лестницей.
ЧЕЛОВЕК У СТОЙКИ Мы с вами мало знакомы, но я вас хорошо
знаю по статьям в "Новом мире" и передачи у вас прекрасные. Я видел "Отцы и
Дети", где вы со Смоктуновским. Между
прочим, прекрасно смотритесь. А я ответ
секретарь " Литературной учебы". Вы, конечно уже читали 4-й номер за 1984-й.
КЕДРОВ Странно, что все это напечатано в конце
номера каким-то мелким шрифтом и ссылки в финале на Андропова, а потом на
Черненко. На двух генсеков сразу у нас после Ленина- Сталина ссылаться как-то
не принято. Неужели моя "Звездная книга", напечатанная два года назад в "Новом
мире" кого-то так напугала. И название "На стыке мистики и науки" звучит как
прямой донос.
ЧЕЛОВЕК У СТОЙКИ. Вы можете
не поверить, но я в это время замещал Лавлинского. Так вот я ничего не знал об
этой статье. Она появилась внезапно и без ведома редакции.
КЕДРОВ. Разве такое возможно?
ОТВЕТСЕКРЕТАРЬ. Как видите. Но я хочу, что б вы знали.
Редакция к этой статье не имеет никакого отношения. У нас никто ее никому не
заказывал. Я подписывал собственноручно номер в печать. Там этой трихоманеллы
не было, и не могло быть пока я ответ. секретарь. Может Лавлинский вернется из
отпуска и что-то прояснит, хотя вряд ли.
Месяц спустя у той же стойки.
ЛАВЛИНСКИЙ. Мы с вами мало знакомы, но я хорошо знаю вас
по статьям в "Новом мире"
КЕДРОВ. Я знаю, вы были в отпуске, когда напечатали
эту погань.
ЛАВЛИНСКИЙ. А кто этот автор с каким - то вычурным
именем, не то Леонардо, не то Рафаэль.
КЕДРОВ Ладно не Микеланджело. А, впрочем, какая
разница. Важен результат. Пименова выгоняют на пенсию, а меня отстраняют от
преподавания.
ЛАВЛИНСКИЙ. Тяните время. Уже и Брежнев умер, при котором
вы "Звездную книгу" каким-то чудом напечатали. Как вам это удалось? И Андропов с Черненко, на которых этот
Боттичелли ссылается уже ничего не скажут. Горбачев правда призывает к
ускорению, а вы тяните. Вот и Пименов на пенсию не торопится.
КЕДРОВ. Гони зайца дальше.
ЛАВЛИНСКИЙ. Какого зайца?
КЕДРОВ. Это любимая пословица профессора Семена
Иосифовича Машинского. Это он мою статью в "Новый мир" рекомендовал. В 58 лет
разрыв аорты. Теперь на смену ему прислали какого-то воронежского пенька.
Заведует кафедрой.
ЛАВЛИНСКИЙ. Кто такой?
КЕДРОВ. Все спрашивают.
ЕВГЕНИЙ ВИНОКУРОВ. Я должен вас предупредить. Был секретариат
Союза Писателей. Меня иногда приглашают
для декора. Там был прямой разговор о вас. Мол, Пименов уже стар, не справляется,
допустил в Литинституте пропаганду мистики и религии. И прямо назвали ваше имя.
Какой-то студент из Липецка под влиянием
ваших лекций уверовал и партбилет на стол положил. Да кто ж теперь не
уверовал. Я вот тоже хочу креститься. Как вы думаете?
КЕДРОВ. Пока вопрос возникает креститься не надо. Все
должно быть вовремя и естественно.
ВИНОКУРОВ. Я вот тоже так думаю. Да странные времена.
Горбачев с патриархом рядом сидит, а
глава КГБ Чебриков называет главными врагами Бердяева и Флоренского.
ЧЕБРИКОВ (выступление на
последнем, 27-ом съезде КПСС) Потерпев поражение на политическом и
экономическом фронте, капитализм
стремится наверстать упущенное, забрасывая к нам нелегально труды религиозных философов эмигрантов Бердяева и
Булгакова. Напрасные потуги. Мы должны проявить бдительность и вовремя дать
отпор. (Горбачев, сидя в Президиуме одобрительно кивает).
НОВЫЙ РЕКТОР ЕГОРОВ. Я ничего против вас не имею, но меня берут за
горло. Мне прямо сказали, ну ладно Пименов по старости не справлялся, а вы-то
что. Кстати этот студент из Липецка, который партбилет положил, хороший парень.
У него просто заболела дочь. Он ее окрестил и сам окрестился. А там кто- то
решил выслужится. Партбилет на стол положишь. Он и положил. Вы сколько лет
преподаете?
КЕДРО. С аспирантурой почти
18.
ЕГОРОВ. Согласно новому указу, принятому Андроповым,
а указ никто не отменял, хоть Горбачев и сидит рядом с патриархом, все
преподаватели должны получить рекомендацию парткома.
КЕДРОВ. Даже беспартийные.
ЕГОРОВ. Они-о в первую очередь.
***
Статья Рафаэля Мустафина "На стыке мистики и науки" "Литературное обозрение №4 1984(Подверс-
тана без ведома редактора Лавлинского и ответсекретаря)
сталин< span>
