"Газета ПОэзия"№1 1995 вознесенский кедров сапгир
-----------------------------------------------------------------------------------------------
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Духовность - XIX являлась людям в форме слуховой, уховой (Бетховен, Чайковский, симфонизм, опера). Минувший век являет себя визуально знаково, хромотографически (абстракционисты, кино, ТВ, компьютер).Этим она знаково приближается к канонической и иконописной трактовке Св. Духа в виде ОКА, а отнюдь не УХА.
Квантор существования SN
В русской поэзии это знаковое выражение языка нашло себя в жанре видеом и в их графической ветви - кругометах. Ибо как отмечал Хайдеггер: «Язык называет такое замыкающееся на себе отношение кругов кругом неизбежным, но одновременно полным смысла. Круг - обновленный случай названного переплетения. Круг имеет смысл, потому что направления и способ круговращения определяется самим языком через движение в нем» («Путь языка»).
Предлагаю уважаемым ПОчитателям несколько моих новых кругометов. Сейчас меня волнует расшифровка знаковой системы Бтблии.
- СПЕРМЕН -
- Первая серия -
Один спермен
Спер Мэм
Другой спермен
Не тронул Мэм -
Унес ЭВМ
СПЕРМЕНЫ -
ПАТРИОТЫ ИЗМЕНЫ.
- Откуда мощь сперменов?
- С пельменев.
ПАНК!
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СПЕРМЕНБАНК!
(А ты вложил в Сперменбанк?)
киноафиша
-----------------------------------------------------------------------------------------------
Андрей Бартенев
* * *
Рисунок к рисунку
сложился квадрат
в котором я спрячусь рисунком
от этих услужливых
бед и преград
судящих - что худшее хуже…
Я ветка в корявой зеленой траве
Я след пробежавшего зайки
Я солнце в затучье
Я темень в трубе
Я сойка в дупле,
лопочущая как иностранка
Дорожка
ограда
окно и жердель
козявка и ласковый пудель
я лоскут у бабушки старой в руке -
пеленка для внука и внучек
Но тот кто разложит
рисунка квадрат -
разломит пустую кубичность -
не сможет меня
он нигде отыскать
хоть будь он большая стоглазка -
Я там -
за смотрящего взглядом
Я в счастье
летящий каляка
1995
-----------------------------------------------------------------------------------------------
Генрих Сапгир
Стихи на неизвестном языке
Наверняка это подготавливалось исподволь - там, в мозжечке, но произошло как-то вдруг. Как, откуда произошло, а, может, произросло, неизвестно, просто я почувствовал, что моя рука, которая сочленена, а, возможно, выросла из моего плеча, иначе почему бы ей здесь болтаться вроде сломанной ветки, сама задвигалась по листу бумаги, выписывая какие-то узоры. Как принтер компьютера. Я сообразил, что наверно это послание и сложил другой рукой в мою судорожными рывками двигающуюся руку черную авторучку И вот на изумленно белом поле появились ряды значков, скорее всего - букв, слова, по-моему, строки на совершенно мне незнакомом языке. Я взял листок, поднес его поближе к лампе - и ничего не смог прочесть. Это были стихи, я видел. Рядом стоящие строки заканчивались подобными знаками: можно было понять, что это рифмованные стихи.
Сказать, что ничего не ощущал, было бы неправдой. Это была тень чужого, нет, не чужого, какого-то постороннего вдохновения, чувства искреннего и возвышенного. Я почувствовал даже удовлетворение, когда не скажу, что перечитал, а пересмотрел исчерканный листок, и понял, что стихи определенно удались. Но о чем эти стихи? Никаких картин мне тоже не представилось, слишком издалека. И что за поэт? Какое он имеет ко мне отношение?
Догадка пронизала меня, как укол. Скорее всего это тот же я, но существующий совсем в другом мире, который ему представляется, естественно, как и мне - здешнему, нормальным и будничным.
В какой-то момент он меня почувствовал так остро, что произошел контакт. Он ощущал всю неповторимость его реальности, всю драгоценность его бытия, он был поэт, он писал стихи. И, соединившись с ним, я тоже все почувствовал, как впервые, свежесть снега, уступающего с легким хрустом моим, еще теплым, только что из дома желтым ботинкам. Серый одинокий листок на голой березке. И все, все. Он там прогуливался возле может быть своего Дома Творчества где-нибудь в однозначной Переделкину местности - и не береза это вовсе была, и не снег, а я понимал, что - снег и береза. Он про все это сочинял, а я сидел в Москве и записывал (даже лист бумаги побелел, смутился, видимо, не привык к такому).
Вообще мир представляется мне толстым слоеным пирогом, где каждый слой - новая реальность. И возможно, где-нибудь носят не одежды, а дожди, и вместо лица - носатая птица. И соитие называют «выпить кружку пива» или «смять простыни», если есть там пиво и простыни, но наверно там есть то, что соответствует и пиву, и простыням - и многому-многому, поскольку там есть поэт и стихи.
Таких «меня», я думаю, множество, но каждый сидит в своей реальности, непрозрачной, как скорлупа ореха. А если орех случайно трескается, сознание успешно защищается от всего нового, невыносимого, от этих обликов, отсветов, чудовищ, просто переносит на них признаки прежнего, привычного, нормального, своего. Называет его дядя Вася, а это настоящий динозавр.
Но произошло чудо: рука моя, минуя сознание, рисует свои стихи, мой невозможно далекий «я». Вот, я поставил тебя в кавычки, но ты то-то живешь безо всяких кавычек и готов поклясться, что настоящий - это ты, а я - твоя туманная проекция. Вдальощущение, почти просто предположение.
Но я-то слушаю, не слыша, эту невозможную радиопередачу. Время от времени я записываю то, что слышу, не слыша, чувствую, не чувствуя, что пишу, не понимая ни черточки. И на что-то это похоже. Я клянусь, это похоже на загадку всей нашей жизни. Поэтому в один прекрасный момент диктор произнесет своим поставленным голосом: «Дорогие радиослушатели!..» Нет, скорее всего: «Дорогой радиослушатель, наши передачи на такой-то волне прекращаются». И потом сколько не крути ручку настройки, не переключай с диапазона на диапазон, там в эфире - только писки, шорохи и широкое эхо Вселенной - вовне или внутри меня?
-----------------------------------------------------------------------------------------------
Валерия НАРБИКОВА
Которые не пишут стихи
(Фрагмент из романа «…и путешествие»)
Почему-то так получалось, что все романы Кисы, то есть все герои ее романов, то есть
все ее (употребим легкомысленно слово от слова любовь) любовники, почему-то писали стихи. Все до одного. Даже ее любимый. Даже друг любимого, даже эта Чернобыльская АЭС (черно было не подводит слово) писали стихи. И жених писал стихи. И Александр Сергеевич. Конечно, хуже, чем Пушкин. Но если, например, перевести Александра Сергеевича на французский или английский, и Пушкина перевести, то в переводе они будут одинаковые, что муж, что Пушкин. Пустое занятие - перевод.
Но ведь есть и другие люди. Которые не пишут стихи. Ходят и не пишут. На работе сидят и не пишут. Влюбляются и не пишут. И перед смертью не пишут. Какие-то они странные эти люди. А может, их вообще нет. Может, есть только те, которые пишут стихи. А все остальное это мираж. Это плод воображения поэта. Их вообще нет, этих людей. Они нужны для рифмы. Для фона. Для настроения. Или совсем не нужны.
Из шума, капель, крестиков, градусов, облаков и комаров состоит видимость. А есть такие люди, которые не видят погоду, пейзаж, розу, видят только мертвую натуру, натюрморт. Птица, но в клетке. Почти мертвая. Она - игрушка для людей. Люди любят игрушки.
Спортивные игры. Военные игры. Любовные игры. Азартные игры: карты, рулетка. И жмурки. Самая увлекательная игра. Даже Николай Степанович в нее играл с гимназистками. Даже Наполеон играл в войну с англичанами, немцами, поляками. С русскими играл. Но у Наполеона выиграла зима: снег, мороз, и чистое поле. И в этом чистом поле на морозе под снегом - русский мужик в тулупе. Он и есть представитель зимы. Его трудно обыграть. Он закаленный. Он не как француз под зонтом в кафе. Он в сапогах. Он прожженный. Он с детства в сапогах. Как только родился сразу раз - и в сапоги. И тулупчик на нем. И котелок при нем. И за пазухой кое-что: сердце - раз, и еще одно которое согревает на морозе в чистом поле, во фляжке бьется сердце, в нем сорок градусов в этом сердце, оно крепкое, оно так разгонит кровь, что ее и Бонапарт не остановит. Да ее никто не остановит, эту кровь. А все-таки странно, вот сердце, оно гоняет кровь. Внутри человека. Он замкнутая система, человек. А если бы его разомкнуть, сделать из него хоть кривую линию, то это сердце, которое гоняет кровь по этой кривой линии угнало бы ее прямо, эту кровь, прямо к самым облакам. А он не писал стихи. Он их не читал. Не знал наизусть. Он их не любил. Он даже не мог отличить хорошее стихотворение от плохого. Иногда она читала ему свои стихи. Редко. Но даже в эти редкие минуты, когда он делал вид, что слушает ее, чтобы ее не обижать, он старался не слышать эти стихи, и думал о чем-нибудь совсем постороннем.
Даже хороший поэт бывает плохим человеком: эгоистом, пьяницей, плохим семьянином
И бывает смертным. Вот, Пушкин, например, великий поэт, а его убили. Просто застрелили в живот. Вот, например, Верлен. Тоже не пример. Писал, спился и умер. Тургенев умер без семьи. Блок жил жил и неизвестно отчего умер. А Бодлер всю жизнь так последовательно культивировал несчастье, что умер совершенно несчастным человеком. Добился своего. И Лев Толстой добился своего - сбежал. В последний день перед смертью раз и его нет, раз - а смерть тут как тут. Вот поэт... Спрашивается, если его не интересует ничего кроме стихов, то стихи, они должны быть хорошими, очень хорошими или просто классикой.
-----------------------------------------------------------------------------------------------