Светское литературное богословие
В «Мастере и Маргарите» редактор спрашивает мастера, «кто это надоумил сочинить роман на такую странную тему?». Вопрос этот не такой простой и мог бы быть обращен и к самому Булгакову. Действительно, зачем ему понадобилось давать свою версию Евангелий, создавая текст, столь не похожий на все прочие булгаковские тексты, разрывая ткань хорошо простроенного романа такими инородными кусками и, может быть, создавая в структуре романа больше проблем, чем выигрышей? Не знаю, как правильно ответить, но важно: Булгаков был в потоке; бывает, что жанр входит в моду, и вот даже реалист Тендряков пробует себя в научной фантастике. А с конца ХIX века началась удивительная мода: европейская светская литература начала переосмысливать евангельские (и вообще библейские и религиозные) сюжеты, глядя на них именно светскими, часто неверующими глазами. «Иродиада» и «Искушение святого Антония» Флобера. «Саломея» Оскара Уайльда. «Иоанн Креститель» Германа Зудермана. «Варавва» Корелли и «Варавва» Гильдерода. Позже - «Иосиф и его Братья» Томаса Манна. А в России - это прежде всего Леонид Андреев с его «Иудой Искариотом» и «Дневником Сатаны». Так что до известной степени, на вопрос «кто надоумил», надо ответить: «Леонид Андреев». А уж как далеко по этому пути зашел его сын Даниил…